Документальная повесть «Остров ГУЛАГ» — итог многолетней работы по сбору и анализу материалов о мрачных днях политического беспредела коммунистического режима в Кабардино-Балкарии. Кара за инакомыслие, порожденная страхом перед своим же народом, сопутствовала режиму с 1917 года вплоть до середины 50-х годов. Такая политика унесла тысячи жизней безвинных людей, искалечила судьбы миллионам сограждан. Автор выполнил колоссальную работу и набрался смелости преподнести читателю историческую правду о мрачных днях в нашей истории. Добросовестный читатель сделает вывод сам.
Памяти безвинных людей, ставших жертвами жестоких политических репрессий тоталитарного режима, посвящается.
Предисловие
НАСИЛИЕ — ПОВИТУХА СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО?
Книгу Александра Сарахова «Остров ГУЛАГ» трудно читать. О ней еще труднее высказать свое мнение. Можно себе представить, как невероятно трудно было ее писать. Он как профессионал юрист изучал эти ужасные следы массовых преступлений новой российской, советской власти в первой половине ее истории в отношении нардов нашей республики на фоне общероссийских трагедий. Давал конкретным фальсификациям органов власти в отношении лучших представителей народа, завершавшимся обычно физическим уничтожением обреченной жертвы, правовую, нравственную и эмоционально-чувственную оценку, переживая обнаженным сердцем судьбу каждого из невинно убиенных.
Эта книга писателя-юриста – гражданский подвиг рыцаря чести, восстанавливающий справедливость от имени своего поколения юристов в отношении не только лишенных жизни, но и чести, доброго имени крестьян, рабочих, служащих, интеллигенции нашей республики первой половины ХХ века и их потомков. Более того, книга А. Сарахова актуальна в аспекте событий, происходящих на рубеже ХХ и ХХ1 веков на Северном Кавказе, где мы наблюдаем, что среди новой власти России и ее регионов еще имеются силы, которые вместо извлечения должного урока из преступлений властей в прошлом, намерены модифицировано использовать их опыт. Подобный пример автор книги описал в своей, ставшей бестселлером, книге «Война».
Общественность республики обратила еще раньше и на книгу А.Сарахова «Остров ГУЛАГ» должное внимание. Тираж в 500 экз. ее первого издание в 2004 г. читатели быстро раскупили. Этим и вызвана необходимость ее второго издания в переработанной и более углубленной форме. Такая быстрая реакция общественности на трудную книгу, необходимость и возможность ее повторного издания свидетельствует о том, что проблемы, которые ставится в этой книге и вытекающие из них идеи, мысли, чувства, правовые и социальные оценки, предостережения и прогнозы имеют и для нынешних поколений и в новой российской общественной ситуации непреходящее значение.
Перед автором этих строк стоит сложная задача. На этот раз, сложная книга должна быть оценена, охарактеризована нами с позиции его интересов, связанных с социологией, политологией, психологией и правоведением. Подобный комплексный социальный анализ и оценка общероссийской и затем общесоюзной трагедии в форме трех волн репрессий 1918 -1919, 1923-1930, 1933-1938 гг., унесших жизни миллионов людей, обычно, не проводятся. Этим событиям преимущественно дают правовую и нравственную оценку. Такова и оценка автора настоящей книги описываемым им трагическим событиям в Кабардино-Балкарии в указанные периоды. При этом, для того, чтобы предаваемые впервые гласности факты беспрецедентной повсеместной жестокости в таких массовых масштабах, нельзя объяснять, как только последствия бесчеловечности отдельных личностей и их ближайших приспешников. Полное разрешение указанной нами проблемы, которая вытекает их материалов книги Александра Сарахова, в ограниченном своим объемом предисловии невозможно. Однако, хотя бы в порядке постановки, мы попробуем дать наиболее, на наш взгляд, важные методологические и фактологические принципы приближенного решения сложной проблемы. И подобный подход к характеристике книги «Остров ГУЛАГ» еще более высоко поднимет истинное значение труда его автора, характеризующего проявление общих закономерностей развития российского общества в критических периодах его истории в его периферийных, национальных, еще более отсталых в своем развитии регионах.
Итак, все начинается с факта крайней отсталости России в момент зарождения в ее обществе социал-демократического, социалистического и позже коммунистического движения. Как известно, это движение раскололось на сторонников отца движения Г.В. Плеханова и его молодого последователя В.И Ленина (Ульянова). Обе эти наиболее главные, и иные направления этого движения, осознавали, что Российское общество, прежде всего, русский народ готово для того, чтобы покончить с самодержавием. При реализации этой готовности, народные массы пошли не по плехановскому, более естественноисторическому пути, а по ленинскому – волюнтаристскому. Как раз волюнтаризм Ленина привел народы страны к очередному тупику в конце ХХ века. Для того чтобы ответить на причину этого выбора народными массами России, надо сперва показать, почему сам и как В.И.Ленин встал на этот путь.
В.И.Ленин практически видел, а в своих трудах писал и доказывал, что Россия является отсталой и «варварской» страной. Он и его сторонники думали о том, как преодолеть это варварство. Обращаясь к европейскому опыту, ленинцы видели, что в России создаются революционные предпосылки. В 1913 г. в статье «Маевка революционного пролетариата» Ленин писал о том, что для революции надо не только отказ «низов» жить по старому, но и надо, чтобы и «верхи» не могли управлять, как прежде. В подобной ситуации с помощью восстания можно будет наличной в России небольшой образованной «прослойке» путем насилия взять власть в свои руки. При этом ему хорошо было известно модное в начале ХХ в. изречение французского социалиста Ж. Жореса: «Революция есть варварский способ прогресса». Обращаясь к российской истории, ленинцы здесь находили подтверждение верности, законности, необходимости этого варварского прогресса. Об этом свидетельствует сам В.И.Ленин в статье «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности»: «… Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства». Чтобы понять теорию и практику ленинизма, надо навсегда запомнить и иметь в виду, приведенное выше сочетание идей: перенимание западничества Русью варварскими средствами против варварства. Эта четкая формулировка и стала стратегической установкой, определившей цели и средства ленинской «партии нового типа» в ее социалистической практике.
По примеру Петра 1, Ленин обратился снова к западному опыту. Но на этот раз к западной передовой политической, социальной теории – марксизму. При этом он хорошо знал мнение самого Карла Маркса о возможности преобразовании России согласно его теории. Основатель марксизма сам лично предупреждал своих знакомых русских марксистов о том, что его теория не имеет никакого отношения к России в силу ее отсталости. Он называл страны, где его революционная теория могла быть реализована – Англия, Франция и США. И более не назвал ни одной страны. При этом он и предостерег своих русских собеседников: «Боже упаси вас, от подобных попыток!».
На первоначальных этапах политической и теоретической деятельности, Ленин следовал твердому решению, который принял, потрясенный казнью любимого брата Александра в 1887 г. за покушения на российского самодержца. С этого момента он ненавидел самодержавие не только исторически, социально, экономически, политически, нравственно, но, самое главное, он его ненавидел лично, глубоко чувственно-эмоционально.
И когда В.И. Ленин в 1914 г. писал, что «без «человеческих эмоций» никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины», он имел в виду, прежде всего, свои собственные «человеческие эмоций». И в этом чувстве социальной мести за повешенного самодержавием брата, захватившем без остатка все его существо, он превзошел самого фанатичного в чувстве личной, кровной мести любого кавказца. С этого момента борьба с самодержавием стала смыслом его жизни.
В результате он стал творцом величайшей революции всех времен и народов по своим жертвам, несправедливости и историческим последствиям. И она привела к созданию из варварской, отсталой страны вторую мировую империю – Советский Союз, мировых систем «социализма и народов социалистической ориентации», также в корне заставила «очеловечиться» насмерть перепуганную мировую капиталистическую систему.
Ленин взял на вооружение марксистскую идею о том, что НАСИЛИЕ – ПОВИТУХА ИСТОРИИ. Он верил и доказывал, что маленькая образованная прослойка должна и может взять власть в России в свои руки и с помощью насилия догнать передовые народы Запада. В статье «О нашей революции» в 1923 г. он подвел итоги использования им этой идеи насилия. «Взятие власти, — писал он, — есть дело восстания; его политическая цель выясняется после взятия. Помнится, Наполеон писал: «On sengage et puis… on voit». В вольном русском переводе это значит: «Сначала надо ввязаться в бой, а там видно будет».
Вот мы и ввязались в октябре 1917 г. в серьезный бой, а там уже увидели такие детали развития, (…) как Брестский мир или нэп и т.п.». При этом он имел и «такую деталь» о сущности власти, диктатуры пролетариата, которую он и его партия установили. Он открыто заявил, что его диктатура пролетариата в России является ВЛАСТЬЮ НАСИЛИЯ, НЕ ОГРАНИЧЕННАЯ НИКАКИМИ ПРАВОВЫМИ, МОРАЛЬНЫМИ НОРМАМИ, И АБСОЛЮТНО НИКАКИМИ ВООБЩЕ НОРМАМИ. При этом он исходил из другой идеи о том, что «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». Он хорошо знал судьбу Парижской коммуны, которую в определенной степени копировал. И, очевидно, имел в виду и тот факт, что Коммуна применила насилие (расстреляла) 6 тысяч своих врагов. Но после ее поражения, победившая французскую рабочую революцию власть расстреляла 60 тысяч коммунаров – по 10 коммунаров на одного расстрелянного рабочей властью. И поэтому Ленин применил самые варварские методы насилия для того, чтобы его революция не проиграла, ибо хорошо понимал, чем это возможное поражение закончится для его революционеров.
В письме М. Горькому от 15 сентября 1919 года Ленин писал: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитализма, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а гавно».
В соответствии с этой ленинской оценкой советская власть и относилась к интеллигенции. Вскоре Ленин обезглавил интеллигенцию, выслав на двух кораблях из страны более 2000 наиболее значительных интеллигентов России. И по всей стране, в том числе и Кабардино-Балкарии, отношение советской власти к интеллигенции определялось приведенной ленинской установкой.
Почти за год до этого Ленин, безусловно, уже не пытал иллюзии об отношении интеллигенция России к его революции. И не только. В сентябре 1918 г. под его руководством было принято известное постановление Совнаркома РСФСР «О красном терроре». Это уже означало, что у вождя и революции уже не было никаких средств, для продолжения и победы революции, кроме страха, насилия и смерти. По его исполнению вождь сам давал указания властям на местах. Например, от Пензенского Губисполкома Ленин требовал: «Провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев, сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». А в другом документе писал: «тайно подготовить террор: необходимо срочно». Такие указания из Центра шли и с большим старанием исполнялись новыми властями по всей России. Ленин видел, что почти вся Россия становится противником его революции: старый госаппарат, интеллигенция, наиболее жизнеспособная часть крестьянства (названные кулаками), вся церковь с ее идеологией, армия. Его надежды были связаны только с рабочим классом. Но и отношение к нему было настороженным. «… Когда мы говорим «государство», — говорил тогда Ленин в 1922 г., — то государство – это мы, это – пролетариат, это — авангард (т.е. далеко не все рабочие – Ю.Ш.) рабочего класса, … это – мы». Под завершающей и решающей фразой «это – мы» Ленин имел в виду себя и свою революционную гвардию, а не авангард рабочего класса, который, как Ленин хорошо знал, был уничтожен в ходе гражданской войны. Таким образом, он, всего-навсего заменял самодержавие одного лица, царя, на коллективное безраздельное господство, собственностью которого по-прежнему оставались народы России. И с этим народами этот коллективный царь мог делать все, что угодно для победы на словах революции, а на самом деле своей власти. И единичные документы этого критического времени революции, чудом сохранившиеся для истории, свидетельствует о паническом состоянии вождя. Тем же пензенским коммунистам Ленин писал: «ОБРАЗЕЦ НАДО ДАТЬ… ПОВЕСТЬ (НЕПРЕМЕННО ПОВЕСИТЬ, ДАБЫ НАРОД ВИДЕЛ) НЕ МЕНЕЕ 100… СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ НА СОТНИ ВЕРСТ КРУГОМ НАРОД ВИДЕЛ, ТРЕПЕТАЛ, ЗНАЛ, КРИЧАЛ: ДУШАТ…».
В эти «не мене 100» уже попали сотни тысяч, миллионы безвинных жертв, которые истреблялись для того, чтобы весь народ «трепетал» перед новой властью. Такой путь в социализм мог быть изобретен только в больном мозгу революционера-фанатика. И действительно, в итоге этого периода октябрьской революции ее вождь, поняв все, что он сотворил с Россией, ПОТЕРЯЛ РАССУДОК В ВОЗРАСТЕ 50 ЛЕТ, и через три года страшной болезни с просьбой дать ему яд для самоубийства ушел из жизни. Однако он успел подготовить и оставить после себя достойных продолжателей своего дела… И что они, его наследники, делали без Ленина с народами страны на примере небольшого островка России — Кабардино-Балкарии — наглядно показано в книге А. Сарахова «Остров ГУЛАГ».
«Достойное» место в кровавом соревновании по уничто-жению передовой мысли общества занимал диктатор бывших рабов, ставших рабовладельцами, Бетал Калмыков. В этом смертоносном ударном движении он занимал ведущее место и стоял в четвертом ряду среди других карателей страны.
Ю.Шанибов, кандидат философских наук
Самая жестокая тирания – та, которая
выступает под сенью законности и под флагом справедливости.
Шарль Монтескье.
ИСТОКИ БОЛЬШЕВИСТСКОГО ТЕРРОРА
Кончился ХХ век — самый свирепый и страшный для государства Российского. Ни одно государство во всем мире не понесло столько человеческих жертв и разрушений, сколько наша страна в ХХ веке. Это много раз подтвердили различные исследователи. Сначала народ страдал от царской России, затем большевики превзошли самих себя. Коммунистический режим зиждился на трех китах: террор, насилие и ложь . Великий русский физиолог, лауреат Нобелевской премии, академик И.П. Павлов, разглядев сущность большевизма, в 1934 году в своем открытом письме, адресованному Совнаркому СССР, предостерегал: «Вы напрасно верите в мировую революцию. Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До Вашей революции фашизма не было…» . (здесь и далее выделено мною – А.С.). Ученый очень скоро понял реакционную роль ленинской политики в государственном и общественном устройстве. Такая политика оказалась непривлекательной, неприятной для большинства обманутых людей. Великий азербайджанский поэт и философ Мухаммед Физули, автор известной поэмы «Лейла и Меджнун», говорил: «Мы властью власть тогда лишь называем, когда она порядок миру дарит». О таком порядке люди мечтали во все времена. Но большевики не принесли миру ни порядка, ни добра. Они посеяли только горе и страдания, пытаясь завоевать любовь народа к себе под дулом пистолета.
То, что творилось в застенках ГУЛАГА покрыто неиссякаемой тайной. Кое-что об этом писалось, но тайна сия бесконечна и трагична. Но все тайное со временем становится явью. Из глубин тайн большевистского ада доносятся голос в наше сегодня, взывая с мольбой: люди, помните наше страшное прошлое, помните всех безвинно убиенных, дабы люди более не боялись за свою судьбу, за свою жизнь и смело могли смотреть в будущее. О массовых репрессиях 20-х и 30-х годов ХХ — го века в Кабардино-Балкарии можно сказать, ничего не написано, разве что отдельные газетные статьи и описания отдельных эпизодов.
Как справедливо заметил известный историк Аким Арутюнов, летопись государства Российского, начиная с октября 1917 года, написана человеческой кровью, слезами замученных и обездоленных. В ходе насильственной советизации истреблялись целые народы, уничтожались интеллигенция, трудовое крестьянство. Именно по указанию Ленина народы были лишены веры, разрушены религии, преследовались священнослужители. Это была коммуни-стическая идеология, завернутая в псевдодемократическую оболочку.
Информация к размышлению:
По неполным данным война с Японией 1904 года унесла 400 тысяч человеческих жизни.
1905 год — в кровавое воскресенье погибло более тысячи людей.
1914 -1917 гг.- первая мировая война унесла полтора миллионов жизни россиян.
1918 — 1922 гг.- в гражданскую войну убито 30
миллионов российских граждан .
С 1918 с июня по февраль 1919 года лишь на территории 23-х губерний по воле большевистского органа ВЧК было расстреляно 5496 человек, у которых, по мнению Ленина, было другое мышление.
Вторая волна репрессий ГПУ в 1923 – 1930 гг. унесла 2 миллиона россиян. Прибавить сюда еще 6 миллионов умерших от голода в 1921 – 1922 годах. Второй голод 1930 – 1933 гг. стоил 7 миллионов человеческих жизней. Ведь, самых трудолюбивых крестьян, дававшие стране больше всего хлеба, были уничтожены под предлогом борьбы с кулачеством. Большевики возвели в закон своей политики: ты бедный, значит, ты хороший, а если у тебя есть дом, корова и не дай бог еще и лавку или мельницу – ты враг. Учета уничтоженных кулаков не было. По далеко неполным данным таких убито 750 тысяч человек.
Третья волна террора НКВД 1933 – 1938 гг. погубила 1,6 миллиона людей .
Это информация более позднего периода. Можно сослаться и на обобщенные сведения, содержащиеся в докладной Генерального прокурора СССР Р.Руденко, министра внутренних дел СССР С.Круглова и министра юстиции СССР К. Горшенина на имя Н.С. Хрущева. Как явствует из этого документа, с 1921 года по 1954 года за контрреволюционные преступления подвергнуты репрессиям 3 777 380 человек (это по решениям военных трибуналов и внесудебных органов). Из них расстреляно 786098 человек. Характерно отметить, число репрессированных, произво-льно, внесудебными органами составляет 2 млн. 800 тысяч человек !
Развенчание культа личности Сталина – несомненная заслуга Никиты Сергеевича Хрущева. Делая об этом доклад 25 февраля 1956 года на ХХ съезде КПСС, Хрущев, безусловно, побаивался своей смелости, но он решился на это. Доклад Хрущева был секретным и не подлежал опубликованию в печати. Докладчик приводил удручающие цифры и факты: «Установлено, что из 139 членов и кандидатов в члены Центрального Комитета партии, избранных на Семнадцатом съезде партии , было арестовано и расстреляно (главным образом в 1937-1938 годах) 98 человек, то есть 70%. Из 1966 делегатов съезда с решающим голосом было арестовано по обвинению в контрреволю-ционных преступлениях значительно больше половины – 118 человек. В 1937 – 1938 годах Сталину были направлены 383 таких списка на многие тысячи работников, и была получена санкция на арест. А какие доказательства пускались вход? Признания арестованных. Но как можно получить от человека признания в преступлениях, которые он никогда не совершал? Только одним способом: применением физиче-ских методов воздействия, путем истязаний, лишения сознания, рассудка, лишения человеческих достоинств» .
На фоне этих событий странным выглядит решение генеральной прокуратуры Российской Федерации об отказе в реабилитации последнего российского царя Николая Второго и членов его семьи. По мнению прокуратуры России здесь имело место общеуголовное преступление, а не полити-ческий мотив. Такой вывод мало согласуется с историей устранения российского монарха от власти и его ликвидации. Если расстрел семьи царя Николая признать простым уголовным преступлением, то захват власти большевиками следует считать не революцией, уголовным преступлением. Царь отрекся от престола в результате февральской буржуазной революции 1917 года. В марте того же года по требованию петроградского Совета рабочих царь и члены его семьи были арестованы и отправлены сначала в Тобольск, а после октябрьской революции – в Екатеринбург. Изменились политический строй и государственное устройство. Глава царского режима арестован. Разве это не политический акт? Опасаясь, что вокруг царя могут сформироваться контрреволюционные силы и в связи с наступлением белогвардейской армии, Ленин лично распорядился уничтожить всю семью Николая II. Арест и расправа с последним российским монархом совершены, действительно без суда и следствия, но по политическим мотивам. Ленин расправился с царским семейством как с политическим противником. Разве в последующие годы большевики не применяли подобные методы? Разве такие лица не признавались жертвами политических репрессий? Фактов сколько угодно. Теперь же царь – уголовник! Парадокс!
По мнению Генпрокуратуры, получается, что Ленин никакой не политик, а обычный уголовник, расстрелявший царскую семью из личных неприязненных отношений. С такой позицией трудно согласиться. Расстрел последнего монарха России и членов его семьи мог быть совершен только по политическим мотивам и не иначе.
До сих пор не рассекречены точные цифры жертв политических репрессий. Существуют разные цифры и мнения. Многие ярые сталинисты спекулируют этим и пытаются доказать, что в СССР не было массовых репрессий по политическим мотивам.
Чтобы понять масштабы террористического характера коммунистического режима, достаточно привести неполные данные, полученные историком Акимом Арутюновым, исследовавшим корни коммунистического геноцида над россиянами: за годы советской власти в мирное время истреблено гораздо больше россиян, чем их погибло на полях сражений в Отечественных войнах 1812, 1914-1917 и 1941-1945 годов вместе взятых. Это без учета умерших от мучений и истощений, реабилитированные и умершие на свободе и покалеченные судьбы. Среди репрессированных немало и коммунистов-ленинцев. Их составляет 2,4 миллиона человек, в том числе расстрелянных-1,9 миллиона человек. А кто подсчитал, сколько детей, матерей, жен, мужей, братьев и сестёр вместе с репрессированными были ввергнуты в пучину ужасов мучительного существования, находясь на гране смерти и выживания?
Это не просто цифры. Это факты ужасов геноцида, уроки которых надо понять всем и осознать, осмыслить их, дабы не допустить повторения исчадия ада на земле государства Российского.
Громадная машина страха и террора НКВД действовала исправно как безостановочный конвейер, набирая обороты. И эта страшная мясорубка пожирала людей, калечились человеческие судьбы. Все это творилось по инициативе и при полной поддержке партии большевиков и советского правительства. И такой режим именовался ими как самый демократичный в мире, и намеревались распространить его на весь земной шар.
Сразу же после октябрьского переворота 1917 года по инициативе Ленина была образована ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия), которая обладала правом ареста людей и внесудебного рассмотрения дел. Ленин называл насилие «повивальной бабкой революции». Ниже приводим документ-детище «самого человечного человека»
«Председателю ВЧК тов. Дзержинскому Ф.Э. 1 мая 1918 г. № 136666/2.
УКАЗАНИЕ
В соответствии с решением ВЦИК и Совета народных комиссаров необходимо как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады.
Председатель ВЦИК Калинин. Председатель Сов. нар. комиссаров Ульянов (Ленин)».
Жестокие репрессии против россиян осуществлялись под непосредственным присмотром смого «счеловечного человека». Вот документ «человечности вождя:
«ЛЕНИН — МОЛОТОВУ:
для членов Политбюро
Строго секретно
Ни в коем случае копию не снимать.
…Провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией… Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть и несколько миллиардов) мы должны, во что бы то ни стало… В Шую послать одного из самых энергичных… членов ВЦИК, …чтобы он в Шуе арестовал как можно больше… представителей местного духовенства… мещанства… буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. …Политбюро даст детальную директиву судебным властям…, чтобы процесс… был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.
19.03.1922
Из закрытого фонда Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма: “Наш современник”. 1990. № 4. С.167–169. Указание на это письмо и его содержание в Полн. собр. соч. В. И. Ленина: Т. 45. С. 666–667.
6 февраля 1922 года была упразднена ВЧК и на ее базе образован печально знаменитый карательный орган НКВД (Наркомат внутренних дел) РСФСР. В составе этого органа была создана самая страшная структура – ГПУ (Государственное политическое управление). ГПУ был наделен широчайшими полномочиями по аресту граждан, расследованию и произвольному внесудебному рассмо-трению дел.
В 1924 году ЦИК СССР образовал уже Объединенное государственное политической управление – ОГПУ. При нем функционировало так называемое «особое совещание» – аппарат по сотворению беззакония с бесконтрольными широчайшими правами. А с 1929 года появился еще один карательный орган внутри ОГПУ – «Тройка». По замыслу большевиков «Тройки» были главным инструментом массовых политических репрессий в 1937 – 1938 годах. Они рассматривали дела заочно, в ускоренном порядке, одновременно «пропуская» десятки, сотни дел, по которым могли проходить тысячи заранее обречённых человек.
За год с небольшим «тройками» НКВД – УНКВД было осуждено не менее 800 тысяч человек, половина из которых – к расстрелу (Узницы «АЛЖИРа». М., 2003. С. 9). 800 тысяч человек – это почти 60 % от общего числа репрессированных в эти годы по политическим мотивам (Население России в XX веке. В 3-х т. Т. 1. С 318). Остальная часть осуждённых за контрреволюционные и другие особо опасные государствен-ные преступления приходилась на иные внесудебные органы (Особое совещание при народном комиссариате внутренних дел СССР, военные трибуналы и суды).
5 июля 1937 года, через три дня после принятия постановления Политбюро от 2 июля «Об антисоветских элементах», положившего начало наиболее массовой террористической акции тех лет, выходит ещё одно постановление под размытым названием «Вопрос НКВД». В нём говорилось:
«1. Принять предложение Наркомвнудела о заключении в лагеря на 5-8 лет всех жён осуждённых изменников родины членов право-троцкистской шпионско-диверсионной организации, согласно представленному списку.
2. Предложить Наркомвнуделу организовать для этого специальные лагеря в Нарымском крае и Тургайском районе Казахстана.
3. Установить впредь порядок, по которому все жёны изобличённых изменников родины право-троцкистских шпионов подлежат заключению в лагеря не менее, как на 5-8 лет.
4. Всех оставшихся после осуждения детей-сирот до 15-летнего возраста взять на государственное обеспечение, что же касается детей старше 15-летнего возраста, о них решать вопрос индивидуально.
5. Предложить Наркомвнуделу разместить детей в существующей сети детских домов и закрытых интернатах наркомпросов республик.
Все дети подлежат размещению в городах вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тифлиса, Минска, приморских городов, приграничных городов».54
Этот короткий и очень страшный документ предрешил судьбы всех жён и детей «врагов народа».55 В оперативном приказе НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года в отношении семей «изменников родины» говорилось следующее:
«Семьи приговорённых по первой и второй категории, как правило, не репрессируются.
Исключение составляют:
а) Семьи, члены которых способны к активным антисоветским действиям. Члены такой семьи, с особого решения тройки, подлежат водворению в лагеря или трудпосёлки.
б) Семьи лиц, репрессированных по первой категории, проживающие в пограничной полосе, подлежат переселению за пределы пограничной полосы внутри республик, краёв и областей.
в) Семьи репрессированных по первой категории, проживающие в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Баку, Ростове-на-Дону, Таганроге и в районах Сочи, Гагры и Сухуми, подлежат выселению из этих пунктов в другие области по их выбору, за исключением пограничных районов.
Все семьи лиц, репрессированных по первой и второй категориям, взять на учёт и установить за ними систематическое наблюдение».56
Из двух относительно небольших пунктов второго раздела пространного «кулацкого приказа» следовало, что семьям не избежать участи «врагов народа». Именно для этого все они брались на учёт, и за ними устанавливалось систематическое наблюдение.
Наконец, 15 августа 1937 года вышел приказ НКВД СССР № 00486 «Об операции по репрессированию жён и детей изменников родины».57 Суть этого обширного документа сводилась к следующему:
1. Аресту подлежали жёны тех, кто после 1 августа 1936 года был осуждён к расстрелу, заключению в тюрьмы или лагеря Военной коллегией Верховного Суда или военными трибуналами за принадлежность к «право-троцкистским шпионско-диверсионным организациям».
2. В дальнейшем предписывалось «впредь всех жён изобличённых изменников родины, право-троцкистских шпионов, арестовывать одновременно с мужьями».
3. Определялся механизм оформления приговоров – Особое совещание (ОСО) НКВД СССР и срок заключения – «не менее 5 – 8 лет».
4. Дети от 1 до 3 лет, оставшиеся без надзора, направлялись в ясли и детские дома Наркомздрава, от 3 до 15 лет – в детские дома Наркомпроса. Если дети старше 15 лет признавались «социально-опасными», то их по решению ОСО могли направить в лагерь, исправительно-трудовую колонию или «детские дома особого режима».58
Сколько было репрессировано жён и детей «изменников родины»? Современная историческая литература даёт лишь приблизительный ответ на этот вопрос. 5 октября 1938 года нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов и его заместитель Л.П. Берия обратились к И.В. Сталину с запиской, в которой сообщалось, что всего на основании приказа № 00486 «по неполным данным репрессировано свыше 18.000 жён арестованных предателей, в том числе по Москве свыше 3.000 и по Ленинграду около 1.500».59 По состоянию на 29 января 1939 года было «изъято» по СССР 25.342 ребёнка.60 Таким образом, менее чем за полтора года по стране было репрессировано, по крайней мере, не менее 43 тысяч жён и детей. Повторяем, что эти данные рассматриваются как ориентировочные.
Это был период тотального наступления на крестьян, которых большевики окрестили «кулаками». Их вина состояла в том, что они умели работать и жили зажиточно, что возбранялось по большевистским канонам. Жить бедно можно было сколько угодно и где угодно. Статистика свидетельствует о том, что до середины 1930 года репрессировано 320 тысяч семей, так называемых кулаков. Такой же участи постигли и нэпманов. По всей стране искусственно насаждалось нищета, голод, неуверенность в завтрашнем дне.
Уместно здесь заметить, что карательные мероприятия в отношении, так называемых кулаков, заранее планировались и давались соответствующие директивные указания совсем не директивными органами. Вот, например, приказ ОГПУ за № 44/21 от 2 февраля 1930 года :
«В целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям советской власти по социа-листической реконструкции сельского хозяйства – в первую очередь в районах сплошной коллективизации – в самое ближайшее время кулаку должен быть нанесен сокрушительный удар. Сопротивление кулака, должно быть, и будет сломлено.
Мероприятия ГПУ должны развернуться по двум линиям:
1). Немедленная ликвидация контрреволюционного
кулацкого актива…(Первая категория).
2). Массовое выселение (в первую очередь из районов сплошной коллективизации и погранполосы) наиболее богатых кулаков… (Вторая категория)».
Далее в приказ перечисляется четыре категории кулаков, на которых нацеливается острие репрессивных мероприятий.
Кроме того, в приказе сказано:
«Семьи арестованных заключенных в концлагеря или приговоренных к высшей мере наказания, должны быть высланы в северные районы Союза, наряду с выселяемыми при массовой кампании кулаками и их семьями, с учетом наличие в семье трудоспособных и степени социальной опасности этих семейств. Имущество таких семей конфискуется в том же порядке, как и у выселяемых семейств кулаков». (выделено мною. А.С.)
В число первоочередных районов страны, где должны проводиться указанные карательные мероприятия, входило Северный Кавказ и Дагестан. Этому региону, согласно упомянутому приказу установлен был план выселения в 20 тысяч семейств. Для этих целей на Урале предусмотрено было 23 тысячи мест для каторжных работ. Предлагалось дела заканчивать в кротчайшие сроки и обеспечить срочное их рассмотрения, для чего создавались «тройки» на местах. Остановить такой маховик смерти и террора оказалось никому не под силу.
Так постепенно органы НКВД в центре и на местах превращались в государство в государстве. И все эти вакханалии происходили вне пределов Конституции, по личному хотению коммунистического руководства и как всегда, прикрываясь фальшивыми лозунгами.
1 декабря 1934 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О внесении изменений в действующие уголовно – процессуальные кодексы союзных республик». Этим постановлением была дана строжайшая установка: следствие по так называемым контрреволюционным делам, заканчивать в срок не более десяти дней. Обвинительные заключения вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела, дела слушать без участия сторон. Кроме того кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускалось. Приговор к высшей мере наказания подлежал немедленному исполнению по вынесении приговора. В этом суть псевдодемократии большевизма.
Осужденные, которым посчастливилось остаться живыми, направлялись в концлагеря и на каторжные работы. В недалеком прошлом, во времена коммунистического режима, советская пропаганда уверяла, что каторга это атрибут царизма, а концлагеря – детище фашистской Германии. На самом деле, концлагеря изначально были спутниками советской власти. Широко применялись и каторжные работы в виде меры наказания.
Для того чтобы рассеять недоумение несведущих людей, а так же людей, не желающих раскрытие тайн геноцида своего народа, можно привести некоторые очевидные факты и документы. Так, 5 сентября 1918 года Совнарком РСФСР под руководством самого Ленина принял известное постановление «О красном терроре», согласно которому людей за малую провинность помещали в концлагерь. Еще раньше, в телеграмме, которая была отправлена 9 августа 1918 года на имя Пензенского Губисполкома, Ленин требовал: «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города».
Тот же вождь мирового пролетариата, 11 августа того же года, пензенским коммунистам предлагал «из гуманных соображений»: «Образец надо дать… Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков… Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат…» .
Все подобные указания Ленин давал сам лично, они исполнялись беспрекословно и с большим азартом. В одной из записок на имя первого наркома финансов РСФСР Николая Крестинского Ленин указывал: «Тайно подготовить террор: необходимо срочно. А во вторник решим через СНК оформить или иначе» . Эти ленинские предначертания, сначала совершить акцию, а позже оформить решение задним числом, стали нормой для коммунистической диктатуры.
В 1922 году разрабатывался Уголовный кодекс России. Ленин сам редактировал его и написал наркому юстиции Курскому: «По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)». В свете этих предначертаний вождя, 10 августа 1922 года принимается декрет об административной высылке, который позволял без суда применять высылку за границу или в определенные местности РСФСР .
Аким Арутюнов составил список главных террористов ХХ века:
Террорист № 1 – Ленин (Ульянов).
Террорист № 2 – Сталин И.В.
Террорист № 3 – Гитлер.
Террорист № 4 — Муссолини.
Террорист № 5 — Мао Цзэдун.
Террорист № 6 – Сукарно.
Террорист № 7 – Чаушеску.
Террорист № 8 – Фидель Кастро.
Террорист № 9 – Пол Пот.
Террорист № 10 – Усама Бен Ладен.
«Таково мое мнение, основанное на фактах истории», — говорит Арутюнов . С ним трудно поспорить.
Концлагеря существовали с первых дней установления советской власти. А 24 марта 1924 Президиум ЦИК СССР узаконил существование таких учреждений расправы по всему Союзу и утвердил «Положение о правах ГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь». Этим Положением органам ГПУ предоставлялось неограниченное право расправы с любым человеком по
своему умозрению. Согласно исследованию историка Акима Арутюнова , с 1826 по 1906 год, т.е. за 80 лет царского режима по решению судов к смертной казни были приговорены 612 человек. А с июня 1918 по февраль 1919 года лишь на территории 23-х губерний РСФСР, по неполным данным, по приговору ВЧК было расстреляно 5496 человек.
С июля 1937 года по ноябрь 1938 года, за неполные 15 месяцев, проводились так называемые «массовые операции» НКВД. За этот небольшой отрезок времени было подвергнуто аресту полтора миллиона советских граждан по политическим мотивам. Из них подвергнуто расстрелу 700 тысяч человек! Это был самый кровавый отрезок времени в карательной практике советского периода.
— Что ни говори, а внесудебные органы для наведения порядка в стране великолепная вещь, незаменимая вещь, — говорил один из ярых карателей из лона НКВД .
Однажды была создана комиссия ЦК ВКП(б). которая представила Сталину информацию «О перегибах в следственной работе». Вскоре, а именно 17 ноября 1938 года, когда пик репрессий начал спадать, появилось постановление ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Во исполнения этого постановления нарком внутренних дел СССР издал приказ об упразднении «двойки» и «тройки». Но это было не надолго. Они снова и снова возникали и становились более энергичными и кровавыми .
Новое поколение чекистов, бериевское поколение, уничтожив своих предшественников, подхватило знамя поверженных и ринулось вперед, к коммунизму. Снова застучали по лестничным маршам чекистские сапоги, снова стали содрогаться от ударов двери квартир. Надежды на то, что Берия остановит кровавый разгул, оказались тщетными .
Тысячу раз прав Аким Арутюнов, говоря, что Ленин, большевики безжалостно скосили на российской земле цвет великой нации. В таком массовом, ударном движении по претворению в жизнь ленинской политики массового террора, Кабардино-Балкария никак не хотела оказаться среди отстающих, и как всегда, проявляла инициативу, находчивость. При этом основной удар наносился на руководящие кадры, на интеллигенцию. Мало кому из них удалось уцелеть. Не удалось этого избежать и самому главному палачу Кабардино-Балкарии Беталу Калмыкову. Он попал в ту же яму, которую уготовил для своих соратников, честным людям.
Историческая справка:
Впервые концентрационные лагеря создали испанцы в 1895 году во время освободительной борьбы на Кубе. Позднее англичане организовали концлагеря в ходе англо-бурской войны 1899-1902 гг. В России они были созданы в 1918 году.
Страна покрывалась сетью концлагерей. В тяжелых условиях тюрем и лагерей гибли люди. Только в Соловецком лагере за два года (1823-1924) погибло 3000 человек .
Вот некоторые факты из карательной практики Кабардино-Балкарии:
Постановлением «тройки» при ОГПУ от 10 декабря 1930 года крестьянин – хлебороб Балатоков Мати Бабицевич за контрреволюционную агитацию был заключен в концлагерь сроком на 5 лет. 25-летнего Бородинского Иосифа Борисовича еще в 1920 году был заключен в концлагерь на срок до окончания гражданской войны постановлением следователя. Этим же постановлением в концлагерь был заключен Отаров Хажимуса Токубович, «как личность заведомо контрреволюционную, пользующийся авторитетом среди балкарского народа». Таких примеров немало.
Так шагала по стране зловещая тень большевистского террора, наводя ужасы на людей. В таком ударном движении массового терроризма маленький островок
ГУЛАГА – Кабардино-Балкария шла впереди других. По своим масштабам политических репрессий она превосходила многих краев, областей, республик и находилась в числе первой ударной четверки.
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ «МОГИКАН»
Не та беда, что во двор вошла,
а та беда, что со двора нейдет.
Русская пословица
Образование государственности в Кабардино-Балкарии датируется 1-м сентябрем 1921 года. Эта дата признана официально как национальный праздник. Однако на данной территории карательные органы ГПУ существовали и исправно действовали задолго до этой даты. Вот документ, протокол, составленный 12 июня 1919 года помощником начальника окружной милиции Максидовым в г. Нальчике. В нем говорится о рассмотрении заявления гр. Арипшова Магометмурзы о привлечении к ответственности комиссара 3-го участка Тхагапсоева Хакяши за притеснение семей большевиков. Другой документ- постановление от 25 сентября 1920 года, по которому к различным мерам наказания подвергнуто 8 человек. До этого, 15 сентября того же года были заключены в концлагерь за контррево-люционное настроение Коноков Жахафар и Нагоев Гузер, а Петров Григорий и Шхануков Миша – расстреляны. Терская ВЧК 8 декабря 1920 года постановила Муртазова Каирбека, 88 лет и Муртазова Мусу Каирбековаича, 52 лет за сочувствие контрреволюционерам РАССТРЕЛЯТЬ, имущество конфисковать. Нет следствия, нет суда. Есть неодолимое желание не щадить никого, кто иначе мыслит. Такая политика стала неотъемлемой частью большевистского режима. Инакомыслящих карали просто так, одним росчерком пера. Все это именовалось демократией, народовластием.
Всеобщее негодование вызвало у народа наглое, волюнтаристское притеснение крестьян и покушение на чувства верующих людей. Религиозных деятелей повсеместно преследовались, неповинующихся подвергали жестокой каре. Примером такой расправы с простыми гражданами Кабардино-Балкарии является, так называемые события 1928 года в Баксанском районе. Восстание крестьян было спровоцировано самими властями. Людей заставляли выполнять тяжкий труд и без всякой оплаты, отнимали хлеб, скот, устраивали гонения за священнослужителями. По данному случаю решили проучить непокорных крестьян. К уголовной ответственности было привлечено 118 крестьян, из них 11 человек расстреляны. Основным методом общения с народом была грубая сила. Основанием к применению репрессий, в основном, служило доносы секретных сотрудников, случайных людей, решивших свести личные счеты со своим обидчиком и т.д. Каждый испытывал чувство страха перед карательными органами, что за ним могут прийти в любую минуту и расправиться с ним. Нечаянно брошенная фраза, случайная встреча с человеком, причисленным к антисоветским элементам, могли иметь роковые последствия для любого гражданина. Человек должен был молчать и делать вид, что он доволен всеми, что делает власть, одобряет проводимую политику. За таким порядком зорко следили спецслужбы и их широкая агентурная сеть – платные и добровольные доносчики.
Приведен подлинник документа — красноречивое свидетельство повального уничтожение людей, не согласившихся с мнением большевистской власти. Это был период попытки большевистских мизантропов провести стерилизацию человеческого мышления, заставить всех и всегда мыслить одинаково по своему образу и подобию.
Людей допрашивали многократно месяцами, применяя моральное и физическое воздействия, пытаясь склонить их принять выдвинутую версию обвинения. Более того, людей, не владеющих русским языком, допрашивались во многих случаях без переводчика и вместо подписи безграмотных людей заставляли ставить отпечатки пальцев рук. Ниже мы увидим удручающие свидетельства истязания людей инквизиторами от НКВД. Как правило, расследование проводилось без принятия решения о возбуждении уголо-вного дела. Прокуроры зачастую взирали на вопиющие нарушения элементарных прав человека. Их просто не допускали, превращая прокурора в стороннего наблюдателя.
Если кто из прокуроров осмеливался поднять свой голос, он автоматически превращался в пособника контррево-люционерам. И все это наглым образом именовалось как социалистическая законность, якобы порожденная высшей формой народной демократии.
Профессор Г.Х Мамбетов справедливо заметил, что именно аресты, связанные с Баксанкими событиями 1928 года, явились началом массовых репрессий в Кабардино-Балкарии. Предвестником этих событий было дело Назыра Катханова, бывшего соратника Бетала Калмыкова по революционной борьбе. Все участники Баксанских событий реабилитированы полностью.
Общественно-политическая оценка указанных кара-тельных мероприятий властей имеет большое значение сегодня. Действиями самих властей вызывались недовольство крестьянства, а порой ярое сопротивление в защиту своих человеческих прав и интересов.
В январе 1930 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». На северном Кавказе коллективизация должна была быть завершена осенью 1930г. или, в крайнем случае, весной 1931 г. В связи с этим с 10 по 13 января 1930 г. проходил пленум Севера–Кавказского Крайкома ВКП(б), на котором было подтверждено постановление от 17 декабря 1929 года и решено дать указание местным организациям о необхо-димости максимальной подготовки и усиления работы в данном направлении. Началось стремительное наращивание темпов сплошной коллективизации. Все больше и больше власти начинают принимать насильственные меры вовлечения в колхоз крестьян. Вошедшие в колхоз крестьяне должны были передать в общественное пользование: орудия труда, скот, хозяйственные постройки, огороды сады. Но люди не хотели вступать в колхоз. И не хотели не только зажиточные крестьяне и середняки, но и часть бедного слоя крестьянского населения. Нежелание крестьян вступать в колхоз выражалось в побегах из села, а были случаи, что крестьяне уезжали даже за границу. Вовлечение
крестьян в колхоз начало принимать крайние формы.
Спешка еще выявлялась тем что, во многих районах, станциях и селах, партийное руководство, стремясь завершить сплошную коллективизацию в сокращенные сроки, проводило прием в колхозы наспех проведенными собраниями и формальным созданием колхозов, вместо того чтобы вести индивидуальный прием единоличных хозяйств.
Дальнейшие меры по удержанию колхозников в колхозах были уже насильственны. Окружные партийные организации предписывали всем райкомам ВКП(б) и сельским партийным ячейкам отказаться от практики меха-
нического безоговорочного исключения крестьян из колхозов, подавших заявление о выходе из него. Исклю-чать из колхозов теперь могли только в случае серьезного нарушения колхозного устава или в том случае если крестьянское хозяйство принадлежит к разряду кулацкого. Колхозникам, настоявшим на выходе из колхоза, не должно было возвращаться то, что было индивидуальным крестьянским хозяйством привнесено и
соответствовало обобществлению по уставу сельхоз артели. Таким образом, крестьяне практически лиша-лись права выбирать оставаться им в коллективном хозяйстве или нет. Если крестьянин все-таки добивался выхода из колхоза, то он практически оставался ни с чем.
К ноябрю 1931 г. уровень коллективизации по районам Северного Кавказа в среднем составил 81,4%.
В рамках «сплошной коллективизации» было проведено насаждение колхозов и раскулачивание.
Раскулачивание явилось очень болезненной вехой в истории деревни. В связи с этим провозглашалась непримиримая политика ликвидации кулачества.
Критерии отнесения хозяйств к категории кулацкого были определены широко, чтоб одних можно было отнести и
крупное хозяйство и бедняцкое. Это позволяло должно-стным лицам использовать угрозу раскулачивания как осно- вной рычаг создания колхозов. Раскулачивание должно
было продемонстрировать самым неподатливым, непре-клонность власти и бесполезность всякого сопротивле-ния.
Выработка практических мероприятий по ликвидации кулацких хозяйств была начата ещё в декабре 1929 г. комиссией Политбюро ЦК ВКП(б), а завершена янва-рской комиссией ЦК. Результатом работы этих комис-сий явилось постановление ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г.
« О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в
районах сплошной коллективизации» и постановление ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 г. «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сель-ского хозяйства в районах сплошной коллективизации и
по борьбе с кулачеством».
В соответствии с данными установками на Политбюро в феврале1930г. Севера – Кавказского кра- йкома ВКП(б) и крайисполкома принимается постано-
вление о ликвидации кулачества как класса в пределах Северо–Кавказского края. Эти постановления были переданы на места.
Постановления эти заключались в следующем:
1. Отменить в районах сплошной коллективизации аренду земли и применение наемного труда в сельском хозяйстве.
2. Конфисковать у кулаков средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, предприятия по перера-
ботке, кормовые и семенные запасы.
3. Кулаки должны облагаться повышенным налогом, лишаются избирательных прав, не должны допускаться в органы управления кооперативных объединений.
4. Так же местным органам власти предоставляется право принимать все необходимые меры борьбы с кулаче-
ством, вплоть до полной конфискации имущества и высе-
ления их из пределов данных районов и областей. Конфискованные у кулаков средства производства и имущество должны были передаваться в колхозы в качестве взносов батраков и бедняков, с зачислением их
в неделимый фонд колхозов.
Все меры по ликвидации кулачества в рамках сплошной коллективизации, естественно вызывали отчаянное сопро-тивление со стороны зажиточных крестьян, а в неко-торых случаях открытый террор .
25 февраля 1931 года начальник особого отдела ОГПУ по Кабардино-Балкарской автономной области Кащеев составил обвинительное заключение, а помощник начальника того же ГПУ Антонов (запомним эти имена!) согласился с этим по так называемому делу о контрреволюционной диверсионно-повстанческой организа-ции во главе с Хаудовым Залимгери и других, всего 96 человек. Из них осуждены 43 человека к различным срокам наказания с заключением в концлагерь. Люди были доведены до отчаяния неслыханным доселе притеснением со стороны новых властей. Отбирали скот, инвентарь, загоняли насильно в колхоз. Их вынуждали защищаться и выступить с протестом. В любом цивилизованном государстве их требование не должно было вызвать озлобление у властей. Их лозунги были просты и понятны:
1. Народная власть (т.е. советская) без коммунистов.
2. Земля и вода всем поровну.
3. Свободная торговля.
4. Свободная религия.
5. Долой коллективизацию
Никто из этих крестьян не был вооружен и никто не намеревался применять силу против властей. Но акция протеста закончилась для них плачевно. С ними жестоко расправились, устроив Варфоломеевскую ночь.
Патологический страх режима перед растущим недовольством народа, вызванный недостойным отношением к чувствам людей, унижением их жизненного векового уклада, попиранием элементарных человеческих прав и свобод, вынуждал властей применять террор. Таким путем большевики хотели усмирить непослушных крестьян, надеть на них смирительную рубашку режима. Покорив царизм, большевики приступили к покорению народа путем устрашения, насаждения страха и смерти. Народ был обманут, ввергнут в пучину безвыходного положения.
Вот они, крестьяне, «заговорщики», загнанные в концлагерь, члены так называемой повстанческой организации 1931 г.:
Стоят (слева направо): Тляругов Гиса, Закуев Хажумар, Индреев Маку, Алоев Мурат, Шебзухов Хаспулат, Дышеков Готал, Хагабанов Темиркан.
Второй ряд: Хаджиев Чука, Аджигириев Жамбот, Клишбиев Миту, Таов Кес, Каскулов Теиб, Шоранов Фица, Кунижев Бвтырбек, Абитов Юсуф.
Сидят внизу: Щавашхов Шу, Сохов Мухтар, Сейнов Темиркан, Ивазов Хакяша, Таов Берд, Наурзоков Магомет, Урусов Гамель.
Следствие велось с большим азартом, стремясь во, что бы то ни стало отличиться и отчитаться в разгроме крупной бандгруппы, ставившей своей целью совершить государственный переворот.
Характерно отметить, что прокурор области Кулик, сам, не отличавшийся особым милосердием, изучив данное дело в отношении этих «головорезов», пришел в изумление и дал письменное указание о необходимости прекращения дела в отношении 18 человек. По тем временам поступок был смелым. Но его указания остались не выполненными. Их просто проигнорировали. Впоследствии Кулик за немалые «грехи» то же угодил за решетку.
До сих пор люди не знают всю правду о масштабах и последствиях политических репрессий 20-х и 30-х годов ХХ века.
Стоят (слева направо): Шаповалов Иван, Бегидов Идрис, Шхагапсоев Аулья, Кунижев Инал, Шибзухов Хажимуса, Азаматов Хажиосман, Пазов Хажисмель, Тлупов Алихан.
На стульях: НазаровХамид, Нагоев Хица, Индреев Аубекир, Хачидогов Таукан, Каскулов Узеир, Шамов Газиз, Тхакахов Хаж, Дышеков Хизыр.
На полу: Утов Хажимуса, Сижажев Магомет,Бориев Жантемир, Пшиготижев Темиркан, Кунижев Цацу, Куденетов Магомет, Лиев Мурадин, Пшеноков Пшикан.
Внизу (слева направо)-Кадыкоев Мурат, Кунижев Кубати, Шогенов Сараждин, Кушхатлоков Мишка, Бекулов Тут, марзалиев Цуца.
Средний ряд: Казиев Хамада, Коков Каней, Куныжев Альбий, Жанситов Асламбек, Берсеков Хамид, Георгиев Болотоко.
Верхний ряд: Казиев исхак, Тенов Так, Метов Тыра, Куныжев Мудар, Дышеков Таиб, ГендуговТембот.
Сидят (слева направо): Куденетов Камбулат, Дышеков Ахомгот, Ширитов Киза, Губжоков Нахо.
Стоят: Марзалиев Хашил, Абаев Заурби, Сохов Гид.
Сидят (слева направо): Дешев Магомет, Марзалиев Хамаша, Урусов Жантемир.
Стоят: Хахпачев Кургоко, Гукепшоков Хамзат, Балкаров Магомет.
Стоят слева направо: Хаудов Хапаго, Лиев Касым, Бжамбеев Фица, Агов Хапаго, Урусов Кургоко, Шурухов Пита.
Сидят: Хачедогов Жантуган, Милнов Мурзабек, Кунижев Магомет, Аджигириев Темиркан, Афаунов Али.
Лежат: Чегемов Гоко, Тхакахов Тембот, Ахматов Гид, Хацуков Хамиль
Штаб так называемого шариатско-кулацкого восстания в Баксане:
Сидят (слева направо): Шаушев Эдык. Кафоев Хажби, Курдугов Хажимурза, Шерхов Этек, Карданов Трос.
Стоят: Хахов Касим, Догов Хацу, Апшев Хажпаго, Апиков Мыза, Карданов Качкан.
От этого в народе идут разные, самые противоречивые слухи. Сказать правду им власти почему-то не хотят. Видимо им по душе подобная политика и тактика подавления инакомыслия.
Строгий суд скажет еще свое слово. Большевики должны быть осуждены международным судом как виновники геноцида народов, за преступления против человечества.
Масштабы жестокости коммунистического режима настолько велики, что вряд ли возможно когда-либо их охватить полностью. Подробности этих событий до сих пор находятся в строжайшем секрете. Значит, кому-то и почему-то это очень нужно. Это не может не настораживать. Чего же боятся власти? Своего же народа?
В 1932 году 19 февраля постановлением «тройки» при полномочном представителе ОГПУ Северо-Кавказского Края были репрессированы 12 женщин и мужчин из семейства Абаевых. Люди, не совершившие ни одного уголовно наказуемого деяния, были высланы в Казахстан сроком на 5 лет «за особую враждебность к советской власти». Разве любовь, дружба завоевывают репрессивными методами? За что люди должны были уважать советскую власть? За террор? За голод и разруху? За обман и унижение?
В постановлении «тройки» при НКВД ПП ОГПУ СКК и ДАССР от 19 февраля 1932 года говорится:
«Учитывая особую враждебность Абаевых к Советвласти. Как быв. Крупных помещиков, а так же, что они на прортяжении ряда лет являлись активной базой банды Абаевых, оперирующей на протяжении 10 лет, и других бандитов и они же являлись очагом распространения контр-революциооных настроений, считать ПРЕБЫВАНИЕ АБАЕВЫХ на территории СКК, а особенно Кабардино-Балкарской области, политически вредным, а потому:
1. Абаева Заурбека Магометовича
2. Абаева Бада Шогенцуковича
3. Абаева КамбулатаУжоковича
4. Абаева Адальби Хашуевича
5. Абаеву Пашу Даниловну
6. Абаеву Зилю Хабиловну
7. Абаеву Блюха Ввгериевну
8. Абаеву Бабыщ Камбулатовну
9. Абаеву Маша Магометовну
10. Абаеву Фазет Хакяшевну
11. Абавеву Дига Лиуановну
12. Абаеву Хабицу Каирбековну
Выслать через ПП ОГПУ в Казахстан на пять лет…».
Вот некоторые из семейства Абаевых. Всмотритесь в эти лица, разве они похожи на преступников, которые могли поколебать устои большевистского режима?
Абаева Паша Абаева Хабица Абаева Фазат
Даниловна, 60 лет Каирбековна, 35 лет Хакяшевна, 18 лет
Начальник отделения НКВД КБАССР Петр Спиридоничев, мастер по фабрикации дел, один из основных «кольщиков», сфабриковал дело в отношении беззащитного колхозника, безграмотного Ержиба Шевашхова из сел. Нартан. Без возбуждения уголовного дела и без предъявления официального обвинения, Спиридоничев 10 ноября 1937 года составил обвинительное заключение и «дело» передал на рассмотрение «тройки», которая приговорила бедного колхозника к высшей мере наказания. Шавашхов был расстрелян 13 ноября 1937 года. Может быть, не стоило останавливаться на этом случае, каких множество. Но удивляет цинизм этого монстра из НКВД. Шавашхову вменялось в вину: что он бывший кулак, до революции добро-вольно ушел на фронт, служил в царской армии и получал много наград за боевые заслуги, что имеет ряд родственников, репрессированных советской властью, судим за невыполнение обязательств по поставкам продукции земледелия. За это – расстрел!
Изощренность большевистских спецслужб не сравнима ни с чем. Если в средние века инквизиция преследовала еретиков, то большевики-еретики карали верующих и неверующих. Для этого не нужны были ни следствие, ни суд, ни прокурор. Они самолично учиняли расправу над безвинными людьми.
Жил в селении Аушигер, Черекского района достопочтенный гражданин, всеми уважаемый Локман Масхудович Бербеков. Был он человеком образованным, высокой культуры и уважительным. Сначала Локман учился в местном медресе, где получил начальные знания. Затем окончил духовное учебное заведение в Дагестане. По тем временам это считалось вполне приличным образованием. Но для одаренного и жаждущего знаний Локмана этого было мало. Как человек решительный, Бербеков выехал за рубеж для получения более глубоких знаний. Он направился на далекий Африканский берег и посетил древний Египет. Здесь Локман поступил в каирскую высшую мусульма-нскую школу богословия. В стенах этого учебного заведения он в совершенстве овладел не только исламским канонам, но получил хорошие знания в области математики, географии и истории. Знаток арабской грамоты и культуры Востока, Локман Масхудович стоял на голову выше других священ-нослужителей Кабарды и Балкарии и не только.
В период коллективизации, как разумный человек, Бербеков не стал спорить и одним из первых вступил в колхоз. Работал, не покладая рук, считался ударником. Но он был верующим, что противоречило ленинской антирелигиозной идеологии. Когда пошли повальные аресты граждан по поводу и без повода, Локман сказал: «Скоро и до нас доберутся». И оказался прав. В ночь на 9 сентября 1937 года за ним пришли из НКВД и забрали его. Его спрашивали, работал ли штатным муллой? Где и как получил духовное образование? Вел ли антисоветскую агитацию? 21 сентября 1937 года постановлением «тройки» НКВД КБАССР заключили Локмана Бербекова в лагерь на 10 лет. Локману не суждено было вернуться в родные края и увидеть семью. При невыясненных обстоятельствах он умер в местах заключения. Осиротели его дети: Нажмудин, Тажудин, Папудин, Каражан и Султан. Единственная дочь Локмана, добрая и мудрая Каражан живет в Нартане. Она длительное время работала учителем Нартановской средней школы. Там же работал ее муж Хусейн Секреков, безвременно ушедший из жизни. Каражан и Хусейн воспитали прекрасных детей. Растут и такие же внуки. Реабилитирован Локман Бербеков посмертно. Вся его вина состояла в том, что он верил в Бога, верил в человека, в справедливость.
Морозным днем 15 января 1938 года без возбуждения уголовного дела, без суда был расстрелян Матежев Мат Увжукович, уроженец селения Нижний Курп Курпского района (ныне Терский район). Он обвинялся в том, что среди окружающих его лиц систематически проводил контрреволюционную агитацию против колхозного строительства. Впоследствии при проверке дела было установлено явную необоснованность привлечения его к уголовной ответственности и факты фальсификации данных. В основу обвинения были положены показания некоторых свидетелей, которые якобы подтверждали отдельные моменты обывательских суждений Матежева. Причем, допросы велись среди безграмотных, не знающих русского языка людей и без переводчика. Люди не могли знать и понимать, кто и что записывает. Более того, все протоколы допроса были похожи друг на друга по своему содержанию, будь-то, они написаны под копирку. Само дело состояло всего из 14 листов. Оставшийся в живых сын Матежева Михаил стал допытываться, искать правду о судьбе своего отца. В феврале 1959 года из МВД КБАССР он получил ответ о том, что его отец Мат Матежев, будучи осужденным и, отбывая наказания, якобы умер 15 января 1940 года в заключении. Это не случайная описка автора справки, а преднамеренное искажение факта с целью сокрытия правды от родных и близких. Человеческая жизнь для них не стоила ломанного гроша.
В тот же день, 15 января 1938 года, по приговору 10 и 11 августа 1942 года бывший оперуполномоченный Терского райотдела НКВД Уначев арестовал 16 человек уроженцев селения Ахлово (ныне Нижний Курп) без санкции прокурора. Тот же уполномоченный Уначев и его напарник Яглов 23 августа того же года без суда и следствия, самолично расстреляли 16 ахловцев. Сомнительно, чтобы эти два палача из НКВД могли хладнокровно убить сразу 16 человек без одобрения свих боссов. Вот имена, невинно убиенных:
1. Темроков Хазеша Эльбахситович
2. Хашхожев Бика Канчокович
3. Агаев Сатар Мурзаевич (азербайджанец)
4. Дадов Кургоко Борокович
5. Гоов Исуф Шомахович
6. Унежев Ханашхо Карашаевич
7. Желихажев Цу Жамботович
8. Гидов Булат Бекмурзович
9. Аксоров Шухиб Умарович
10. Аксоров Эльберд Лорсаевич
11. Пшиншев Хагуцира Увжукович
12. Кусов Титу Эльмурзович
13. Гетигежев Бжедуг Мамевич
14. Умаханов Мусса Болатханович (кумык)
15. Атаев Юнус Дхиевич (кумык)
16. Шихаев Три Темирбиевич (кумык).
В чем же состояла вина этих людей, с которыми так жестоко расправились ЭНКЕВЕДэшники по их мнению? Если прочитать то, что написано, то становится страшно и, вроде, не зачем корить Уначева и Яглова: «Агаев, будучи враждебно настроенным, против Советской власти, сначала военных действий Германии против СССР, являлся руководителем и организатором бандповстанческой организации, существовавшей в селении Нижний Курп, где проводил враждебную работу, подготовлял вооруженное вос-стание на случай приближение фронта». Другим были отведены роли соучастников в бандформировании. Так записано в постановлении об аресте. Однако никому из них не было предъявлено обвинение, а на допросах этих лиц выяснялись только биографические данные. При этом в основу этой фальшивки положены агентурные сводки, сочиненные самим Уначевым. Более того, содержание этих сводок и протоколов допросов свидетелей стереотипны, и были исполнены самим Уначевым. Кроме того, граждане Богатырев и Охов, от имени которых Уначев составил протоколы допросов, вообще не допрашивались и их подписи подделаны. Для создания видимости факта преступных проявлений, Куначав поручал одному из тайных агентов задание, спровоцировать на сотрудничество с немцами тех лиц, которые подобраны в качестве кандидатур для ареста и расстрела. Каких-либо доказательств о существовании бандповстанческой организации в с. Нижний Курп не было. Расстрелянные лица характеризовались только с положительной стороны, как честные и порядочные люди.
В акте, составленном Ягловым, нагло утверждается: «В виду начавшихся военных действий на территории Курпского района, решили вышеперечисленных арестованных, как активных врагов Советской власти, расстрелять».
Никаких военных действий в августе 1942 года на территории Курпского района не проводилось. Просто эти два монстра от НКВД из чувства человеконенавистничества сами решили убить этих безвинных людей. С учетом изложенных обстоятельств, так называемое уголовное дело в отношении вышеупомянутых 16 лиц позднее прекращено постановлением помощника военного прокурора Северо-Кавказского военного округа подполковника юстиции Скрипника за отсутствием в их действиях состава преступления. Видимо, Уначев и Яглов хотели отличиться ценою 16 человеческих жизней и на крови безвинных людей сделать себе карьеру.
Тяжко приходилось не только рядовым хлеборобам. Тотальному преследованию подвергались и людей из высшего сословия только по причине своего происхождения. Во всей Кабарде и за ее пределами славилась фамилия князей Ахловых. Их фамилия носило и родное село, где они постоянно проживали издревле. Служили ахловы отчизне верой правдой. Принимали участие в первую мировую войну, которая закончилось для России свержением царя. Октябрьская революция обернулась для рода Ахловых тяжким испытанием. Единственная их вина была княжеский титул. Сразу же село Ахлово было переименовано в Нижний Курп. Их самих выслали в сопровождении сотрудников ОГПУ за пределы Кабарды, и поселили в Моздоке, а затем — в станицу Ассиновскую Чечено-Ингушетии. Здесь в 1937 году был арестован старший из оставшихся ахловых Темиркан, следом бросили за решетку и сына его, секретаря комсомольской организации станции Моздок Султангерия Ахлова. Детям запрещалось учиться в школе по причине своего происхождения. Безвинных людей обрекли на полное вымирание и уничтожение.
Из Ахловых выжил только один. Это Николай (Хангери) Темирканович. Лишь в 1993 году решился он вернуться в родные края. Николай – последний из рода живет в г. Терек, как говорится, без кола и без двора. Он уже давно разменял восьмую десятку лет. Здесь ему удалось не без труда восстановить в 1995 году свое доброе человеческое имя. Для этого потребовалось судебное решение. Без суда и следствия они были репрессированы и все имущество конфисковано. По неполным данным было изъято три дома, три конюшни, 8 коровников, 85 коров, 350 лошадей, 33 буйвола, 500 овец, не считая домашней утвари и инвентаря. Такой ущерб никто и никогда не возместит. Тяжкое бремя суровых лет репрессий над ним довлеет до сих пор. Любую рану можно излечить, рану на сердце — никогда.
НАПРАВЛЕНИЕ ГЛАВНОГО УДАРА
Не повелевай, прежде чем
научишься повиноваться.
Питтак
Пик большевистского беспредела приходится на 1937 год.
Вот образец Социалистической законности и справедли-вости»:
ПОЛОЖЕНИЕ
об Особом совещании при Народном
комиссариате внутренних дел СССР
Утверждено Политбюро ЦК ВКП(б)
8 апреля 1937 года
Приложение к п. 3 протокола ПБ № 48.
(Ед. хр. 986, оп. 3, ф. 17).
I. Предоставить Наркомвнуделу право в отношении лиц, признаваемых общественно опасными, ссылать на срок до 5 лет под гласный надзор в местности, список которых устанавливается НКВД, высылать на срок до 5 лет под гласный надзор с запрещением проживания в столицах, крупных городах и промышленных центрах СССР, заключать в исправительно-трудовые лагеря и в изоляционные помещения при лагерях на срок до 5 лет, а также высылать за пределы СССР иностранных подданных, являющихся общественно опасными.
2. Предоставлять Наркомвнуделу право в отношении лиц, подозреваемых в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности, заключать в тюрьму на срок от 5 до 8 лет.
3. Для осуществления указанного в пп.1 и 2 при Народном комиссариате внутренних дел под его председательством действует Особое совещание в составе:
а) заместитель Народного комиссара внутренних дел,
б) уполномоченный НКВД по РСФСР,
в) начальник Главного управления Рабоче-крестьянской милиции,
г) народный комиссар Союзной республики, на территории которой возникло действие.
4. В заседаниях Особого совещания обязательно участвует Прокурор СССР или его заместитель, который в случае не согласия как с самим решением Особого совещания, так и снаправлением дела на рассмотрение Особого совещания имеет право протеста в Президиум ЦИК Союза ССР.
В этих случаях решение Особого совещания приоста-навливается впредь до постановления по данному вопросу Президиума ЦИК СССР.
5. Постановление Особого совещания о ссылке и заключении в исправительно-трудовой лагерь и тюрьму каждого отдельного лица должно сопровождаться указанием причины применения этих мер, района ссылки и срока.
Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (далее РЦХИДНИ), ф. 17, оп. 3, ед. хр. 986, л. 1(копия).
5 августа 1937 года, органы НКВД приступили к реализа-ции приказа за № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов»— началась одна из самых крупномасштабных кампаний массовых репрессий, впоследствии названная Большим террором Приказ. НКВД требовал держать в строжайшей тайне места расстрелов и захоронений. И до сих пор известны далеко не все из них.
Массовые репрессии происходили и до укаханной даты.
Таким образом, органы НКВД были по воле компартии большевиков превращены в карательный орган и человеко-ненавистничества. Люди были повержены в пучину государственного терроризма.
Так было везде, так было и в Кабардино-Балкарии. Здесь каралось за самую маленькую строптивость, за малейшее ослушание, за малейшую критику. Кара была жестокой и всегда неотвратимой. Главный удар был направлен на интеллигенцию, на руководящие кадры любого уровня. Судьбу указанных категорий людей решал бывший в то время коммунистический диктатор Кабарды и Балкарии Бетал Калмыков. Его подручным, дубинкой расправы с неугодными людьми был начальник НКВД КБАССР Николай Иосифович Антонов. Без них не происходила ни одна карательная акция по политическим мотивам. Они выполняли заветы не только Ильича, но и матроса Железняка, который в 1918 году на третьем Всероссийском съезде Советов говорил: «большевики готовы расстрелять не только 10.000, но миллионы народа, чтобы сокрушить всякую оппозицию». И сокрушали.
Партия большевиков всегда умела действовать масштабно, подводя их под какие-нибудь события. Она никогда не останавливалась на достигнутом. Но чтобы еще сильнее ужесточить карательную практику против своего же народа, нужен был повод, малая зацепка.
Вскоре такой случай представился. 1 декабря 1934 года был злодейски убит С.М.Киров. Как будь-то, все заранее было спланировано и подготовлено специально. В тот же день на свет появилось постановление ЦИК и СНК СССР о порядке судопроизводства по делам о террористических организациях и террористических актах. Оно стало всеобщей базой по уничтожению людей. Согласно этому репрессивному документу значительно упрощалось всякое демократическое начало предварительного следствия и судопроизводства. Срок следствия устанавливался в пределах до 10 дней. Кроме того, закон не допускал ни кассационного обжалования и подачи ходатайств о помиловании. Более того, судебное слушание должно было производиться без участия прокурора, защиты и без вызова свидетелей. Смертные казни по таким приговорам подлежали немедленному исполнению. Все это напоминало крутые нравы средневековой инквизиции. Здесь отчетливо просматриваются преемственные связи с прошлым.
Отсутствие элементарной законности в судопро-изводстве, пытки, насилия, убийства без суда и следствия, геноцид – все это широко применялось органами НКВД в период массовых репрессий. Деятелям из НКВД КБАССР очень хотелось выйти в числе передовых и выслужиться как перед самим Калмыковым, так и перед центром в Москве. Им часто удавалось воплотить свои мечты в реальность. Например, дело № 10499, по которому привлекалось свыше 120 человек, было исходным. Для создания видимости успешной борьбы с контрреволюцией в КБАССР и выполнение заданий и обязательств, указанное дело искусственно было раздроблено и на каждого заводилось отдельное дело. Таким образом, получилось более 120 дел о контрреволюционных, террористических, троцкистских организациях. Такое «усердие» не оставалось не замеченным внизу и на верху. Они получали поощрения, награды. Чекисты наращивали темп, принося в жертву все больше людей.
В судебных и внесудебных инстанциях такие дела так же рассматривались в отдельности на каждого, хотя суть обвинения была стереотипной и заложенная идея одна и та же. Судебные заседания были сплошной фикцией и проводились они формально. В суде не только не проверялись показания свидетелей, но и показания самих подсудимых. Дела рассматривались по упрощенному варианту за считанные минуты. При этом выяснялся лишь один единственный вопрос: признает ли он себя виновным, хотя этот вопрос для вынесения обвинительного приговора не имело никакого значения.
Тучи над Кабардино-Балкарией сгустились до такой степени, что готовы были кровавым дождем полить многострадальную землю предков. Начались массовые аресты и расстрелы советских граждан. Как было отмечено, только по одному следственному делу за № 10499, по так называемой «контрреволюционной, троцкистской, террори-стической, националистической, буржуазной организации» с сентября 1936 года по октябрь 1937 года было арестовано более 120 человек. Каких-либо объективных данных о троцкистской, террористической или другой контррево-люционной деятельности арестованных к моменту начала следствия не было. Не было подобных организаций вообще на территории Кабардино-Балкарии.
Приступая к расследованию дел, следователи всячески пытались доказать заранее выдвинутую ими нелепую версию о том, что по всей республике была создана разветвленная террористическая сеть, якобы состоящих из лиц, недовольных действиями секретаря обкома партии Калмыкова. Решено было главный удар нанести на служащих партийно-советского аппарата, сельскохозяйственных органов, интеллигенцию и бывших красных партизан. При этом арестованным всячески внушали версию о том, что якобы они ставили своей целью убийства Калмыкова, наркома внутренних дел Антонова, а так же К.Е.Ворошилова, С.М. Буденного и Г.К.Орджоникидзе. Создавалось впечатление, что маленькая Кабардино-Балкария — сплошной контрреволюционный, террористический лагерь.
Следует заметить, что, как правило, расследование проводилось без возбуждения уголовного дела, все начиналось с постановления об аресте и предъявления обвинения. Редкие случаи, когда истребовали согласие прокурора на арест того или иного лица. Все было в монопольной власти органов НКВД. Это был период жестокости и человеконенавистничества. Вес народ был запуган. Одно лишь слово НКВД, наводило страх, как непреодолимая карающая сила, перед которой не было никакого спасения. Через такую призму коммунистическая власть видела демократию, справедливость. Таким путем они наивно полагали возможным завоевать всеобщую любовь народа и согласие в обществе.
Осенью 1936 года на пост наркома внутренних дел СССР был назначен Ежов. С этого момента считается начало широкомасштабных карательных мероприятий в свете Закона от 1 декабря 1934 года. По установившейся практике санкции на применение репрессий давали высшие партийные органы центра и на местах. Так, 4 октября 1936 года Политбюро ЦК ВКП (б) рассмотрело просьбу наркома Ежова и прокурора СССР Вышинского санкционировать осуждение 585 человек по списку. Политбюро постановило:
«Вопрос т. Ежова. Согласиться с предложением т.т. Ежова и Вышинского о мерах расправы с активными участниками троцкистско-зиновьевской контррево-люционной террористической организации по первому списку в количестве 585 человек» .
Его подписали: Ворошилов, Каганович, Молотов, Постышев, Андреев и Ежов. Приведенная формулировка из постановления Политбюро в дальнейшем как трафаретная фраза стала стандартной и применялась во всех сфабрикованных органами НКВД, по так называемым контрреволюционным делам, в центре и на местах.
В те времена Военной коллегией Верховного Суда СССР руководил Ульрих. В своем рапорте от 15 октября 1938 года он докладывал Берии: «За время с 1 октября 1936 по 30 сентября 1938 Военной коллегией и выездными сессиями Коллегии в 60 городах осуждено: к тюремному заключению 30 514 и 5643-к расстрелу …»
Это только те, которые подвергнуты репрессиям Военной коллегией. А сколько повержено человеческих голов и человеческих судеб многочисленными внесудебными органами?! В этом суть массовости политических репрессий коммунистического режима.
Как уже было отмечено, во главе такой вакханалии в Кабардино-Балкарии стояли бывшие секретарь Обкома ВКП (б) Бетал Калмыков и его подручный нарком внутренних дел КБАССР Николай Антонов. Они научились повелевать, но не научились повиноваться. Такова была природа тактики и политики ленинской теории народовластия.
Большевики ни во что не ставили человеческую жизнь и отнимали ее у любого непонравившегося человека. Характерным в этом отношении является дело Андриевич и других. Он до 1937 года работал управляющим Кабардино-Балкарской республиканской конторой «Заготзерно» и слыл хорошим организатором. В грозном 1937 году он был арестован и огульно обвинен во вредительстве. Однажды специалисты обнаружили в станице Солдатской амбарный вредитель (клещи) в зернохранилище. В этом обвинили Андриевича и приговорили к расстрелу.
Приговор приведен в исполнении 15 января 1938 года. В акте указано: «Я, комендант НКВД КБАССР-сержант Госбезопасности Арустамов, в присутствии старшего инспектора 8-й группы НКВД КБАССР сержанта Госбезопасности т. Атанова, сего числа на основании приказания ВРИД Наркома Внутдекл КБААССР лейтенанта госбезопасности т. Белинского, привел в исполнение приговор над осужденным спецколлегиев Верхсуда КБАССР – к высшей мере наказания – расстрелу:
1. Андриевичем Даниилом Львовичем,
который 15 января 1837 года в помещении НКВД расстрелян».
Под этим документом стоят подписи указанных сотрудников НКВД.
Вполне было очевидным, что заражение зерна клещами в ст. Солдатской не зависело от воли Андриевича. Удивляет бездушность людей, вершивших судьбы людей. Председатель Судебной Коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР дал письменное указание не сообщать родственника о приведении приговора в исполнении.
Жена Андриевича, ничего не знавшая о судьбе мужа, написала письмо на имя Берия и просила невиновного освободить. Это письмо вернулось в НКВД республики и адресовано Атанову, свидетелю расстрела Андриевича. Письмо осталось без ответа.
Пленум Верховного Суда СССР своим постановлением от 23 октября 1959 года дело Андриевича и других прекратил за отсутствием в их действиях состава уголовно наказуемого деяния. От этого убиенному легче не стало.
Конец красного шариата
(О Назыре Катханове)
Человек, потерявший веру,
теряет и совесть. В нем
зарождается чувства зверя.
А.С.
В революционном движении народов Кабардино-Балкарии, да и за ее пределами, Назыр Катханов своей популярностью превосходил Бетала Калмыкова. На стороне последнего была сила, а на стороне Назыра – разум. Мирное содружество этих двух львов могло сыграть большую роль в деле борьбы за народное счастье. Но Калмыков не любил людей умнее его, тем более, верующего коммуниста, каким был Назыр. Калмыков не хотел ни с кем делить власть. Он добивался единовластия и уверенно шел к нему, сметая со своего пути любого, кто мог как-то ему помешать.
В период гражданской войны, когда стоял остро вопрос быть или не быть советской власти, Катханов возглавил шариатские войска Кабардино-Балкарии. Он по зову сердца выступил в защиту революции. Он свято верил в Коран и поверил революции. Народные массы шли за ним. По мнению Катханова советская власть не должна идти против шариата. Вера в Бога, — считал он, — совершенно не мешает советской власти, более того, такое сочетание вдохновляло бы трудовые массы в борьбе с контрреволюцией. Конечно же, в этом рассуждении содержалось рациональное зерно, и это был разумно и необходимо. Поэтому Катханова прозвали красным шариатистом. Однако идея Назыра была обречена. Во-первых, коммунистическая идеология и религия были несовместимы. Во-вторых, Калмыков отличался ярым противником шариата и убежденным атеистом. Такой антагонизм, в конечном счете, стал основной причиной возникновения пропасти между Беталом и Назыром. С построением социализма, как считал Катханов, настанет свобода вероисповедания. Это означало, по его мнению, обеспечение равенство религий, обучение детей шариату, а так же введение советских шариатских судов. Принципы ВКП (б) и шариата идентичны, — считал он. В дальнейшем Катханов стал ощущать резкое давление на шариат, а значит и на шариатистов. Калмыков действовал не только как атеист-безбожник, но и как стратег. С ослаблением шариата, ослабится влияние религии на массы, следовательно, и Катханова на них. Калмыков методично сокращал обучение детей исламу, заменял шариатские суды народными судами. На этой почве усилились трения между Калмыковым и Катхановым. В эти годы с подачи Калмыкова, Катханова и его сторонников стали именовать «катхановщиной». Росло и недовольство людей политикой Калмыкова в вопросе о шариате и методах руководства. В послед-ующие годы это недовольство вылилось массовыми выступле-ниями крестьян, закончившиеся кровавой расправой над безвин-ными людьми. Так постепенно прокладывал себе путь культ личности Калмыкова, а отсюда и зарождение жестокой по своей сути калмыковщины.
Назыр Адильгериевич Катханов родился в 1891 году в селе Лафишево (ныне Псыхурей), Кубинского района, КБАССР. Он был из знатной семьиАдильгерия
Исхаковича совершившего
Назыр Катханов трижды
Катханова, хадж в Мекку. У Адильгерия было два сына — Назыр и Башир, а так же четверо приемных дочерей. В 1918 году Адильгери Исхакович был расстрелян белыми как отец красного командира.
Получив духовное образование, Назыр начал работать пре-
подавателем в медресе, а затем и в Нальчикском реальном
училище. Он всегда был в гуще всех событий, принимал
деятельное участие в строительстве государственности в Кабардино-Балкарии. Являлся начальником окружной милиции, заведующим военным и земельным отдеами окри —
окрисполкома, членом ЦИК автономной области. Был
делегатом 1-го съезда народов Востока, проходи вший в Баку. В 1922 году при нимал участие в работе Х-го Всероссийского и I-го Всесоюзного съездов Советов. Начиная с 1924 года по день его ареста, Назыр жил и работал в Москве, являясь представителем Кабардино-Балкарии при Президиуме ВЦИК, а затем уполномоченным Северо-Кавказского края и Дагестана при ВСНХ СССР. Жил в
Москве в Доме ВЦИК. Семья: жена Суэша (урожденная Дашекова), дети – Керим, Мухаммед, Бетал и дочь Женя (Женаф).
После расстрела Назыра в его семье начались тяжкие дни. Опасаясь дальнейших преследований (и не без оснований) Суэша приняла единственно правильное решение не возвращаться в Кабардино-Балкарию и раствориться в огромной Москве. Они не поддерживали связь с родст-венниками и знакомыми. Выжи-вали с большим трудом.
Тем более репрессиям подверглись самые близкие люди: сестры Назыра Лиза и Тамара были отправлены в лагеря сроком на десять лет каждая. Отец Суэша Маш Дышеков и его сын Алихан были так же арестованы и умерли в заключении.
Мудрая Суэша сумела сберечь
Дети Назыра
детей и выучить их. И дети оказались послушными и всячески помогали семье.
Мухамед стал кадровым военным, генерал — майор, доктор техническихнаук, профессор, преподавал в Военно-инжене -рной академии в Москве. Он автор учебников. Им написана пьеса «Терек в огне», котора шла с большим успехом на сцене кабардинского театра в Нальчике. Умер Мухамед 5 августа 1994 года.
Керим прошел путь от слесаря-инструментальщика завода до доктора педагогических наук и заведующего лабороторией Академии наук СССР по организации и подготовке рабочих из выпускников средних школ.
Мухамед Катханов Керим Катханов
Керим умер в 2004 году, успев написать книгу об отце.
В последнее время Калмыков на каждом пленуме, совещании стал бросать в адрес Катханова и других руководящих работников дерзкие обвинения.
Коммунист-диктатор искал всегда и везде повод для
обвинения Назыра. В 1927 году в Москве умер брат Назыра Катханов Башир. Как выдающийся революционер его поместили в лучшую московскую клинику. Он был неизлечимо болен, и врачи оказались бессильными. Калмы-ков настаивал, чтобы Башира похоронили в Нальчике без
религиозных ритуалов. Однако Назыр настоял на то, чтобы выполнили волю покойного, завещавшего похоронить его в родном селе по всем правилам шариата.
«Мы могли бы не считаться с их желанием и не допустить, чтобы коммуниста хоронили с муллами, — ораторствовал Калмыков на траурном собрании. – Но, зная культурный уровень родственников, надо избегать скандалов». Калмыков попрекнул и тем, что на лечение Башира Катханова потрачена крупная сумма. Кроме того, припомнил, что, и доставка тела Башира из Москвы в Нальчик обошлось в 2300 рублей. Поведение Калмыкова в данной ситуации возмутило не только родственников умершего. Он вел себя нагло, по- диктаторски.
23 апреля 1928 года Катханова арестовали в Москве и доставили в Нальчик. Его обвинили в создании совместно с Мидовым контрреволюционной националистической группы, ставившей своей целью совершение террори-стических актов. Человека, внесшего значительный, чем Калмыков вклад в деле установления большевистского режима в Кабардино-Балкарии, обвинили в антисоветском, враждебном настроении. Калмыков действовал решительно, пытаясь навсегда покончить с этим опасным соперником и красным шариатистом.
За месяц до этого, а именно 13 марта 1928 года, представители автономных областей Ингушетии, Чечни, Адыгеи, Карачая и Северной Осетии обратились к председателю Реввоенсовета СССР К. Ворошилову с просьбой о награждении Назыра Катханова орденом Красного Знамени. Следует обратить внимание, что среди ходатайствующих областей, обратившихся к Ворошилову, не было Кабардино-Балкарии. И это не случайно. И не случайно и то, что за ним последовал арест Катханова. Никакие увещевания, никакие объяснения, доводы в расчет не принималось в ходе следствия. Оно велось агрессивно с явным обвинительным уклоном. По делу было арестовано всего 9 человек. Из них 8 дожили до суда. Термин «суд» в данном случае можно применить только условно, ибо никакого суда как такового не было. Коллегия ОГПУ, заменявшая в данном случае суд, своим постановлением от 3 августа 1928 года подвел итог. Она приговорила шестерых видных деятелей к РАССТРЕЛУ.
Вот их имена:
1. Катханов Назыр Адильгериевич
2. Мидов Заракуш Бытырович — зав. Ростовским отделением «Дагселькредитсоюза»,
3. Хуранов Батый Лукманович – инспектор Северо-Кавказского краевого отдела народного образования, видный ученый-лингвист.
4. Тамбиев Магометгери Измайлович – член правления «Дагселькредитсоюза»,
5. Шекихачев Дул Пшизабиевич – к моменту ареста не работал,
6. Урусбиев Ибрагим Хамзетович – сотрудник «Дагселькредитсоюза»
Приговор приведен в исполнение 12 августа 1928 года, о чем составлен соответствующий акт. Народ скорбел по безвинным жертвам калмыковщины. Но страх перед всекарающим мечом ОГПУ, ставил их в безвыходное положение. Полномочный представитель ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Еремин 15 августа 1928 года с большим удовлетворением рапортовал в Москву высокому начальству о содеянном. С грифом «весьма срочно» и «совершенно секретно» он докладывал заместителю председателя ОГПУ СССР Трилиссеру о том, что вышеперечисленные лица расстреляны и приложил к рапорту акт об их смерти.
Спустя много лет, Генеральный прокурор СССР, ознакомившись с материалами данного дела, пришел к еди-
нственно правильному выводу – об отсутствии доказательств
обвинения. Поэтом он и направил 16 марта 1959 года свой
протест в Президиум Верховного суда Кабардино-
Балкарской АССР. Но здесь восприняли голос главного
блюстителя законов СССР враждебно. Сторонников калмы-
ковского режима в республике среди высшего эшелона вла —
сти оказалось больше, чем могло на первый взгляд казаться.
И Верховный Суд КБАССР с участием Урманчеева (он
довлел в этом органе) с большим бесстыдством отклонил
протест Генерального прокурора СССР.
Последний не остановился на этом. Он вошел с протестом в Верховный Суд Российской Федерации. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда России своим определением от 9 января 1960 года отменила постано-вление ОГПУ и дело в отношении Катханова и других прекратила за отсутствием доказательств их вины. Катханов посмертно реабилитирован, и навсегда. Такова воля истории, воля исторической правды. Большевистскому тирану возвели памятник в Нальчике, а о Назыре Катханове никто и не вспоминает.
Сыновья Катханова Мухамед и Керим пытались добиться обвинения Калмыкова в судебном порядке за свои злодеяния. Для этого они обращались в Прокуратуру СССР. Там вину диктатора не отрицали, но применили срок давности:
«ПРОКУРАТУРА СОЮЗА ССР 113209, Москва,
Керченская, д. № 6,
103793, ГСП, Москва, К- корп. 3, кв.91 Пушкинская, 15-а Катханову К.Н
27.10.89. №13/1575-89
197183, Ленинград, Набережная Черной речки, д.12,кв. 1, Катханову М.Н
Уважаемые Керим Назырович и Магомед Назырович!
В связи с Вашим письмом в отношении Калмыкова Б.Э. Прокуратурой СССР проведена соответствующая проверка.
Калмыков Бетал Эдыкович 26 февраля 1940 года военной коллегией Верховного Суда СССР был необоснованно осужден к расстрелу.
Он обвинялся в том, что в 1927 году организовал и возглавил антисоветскую организацию, в последующие годы установил антисоветскую организационную связь с руководящими участниками правотроцкистской организации Бухариным, Енукидзе и другими. Являясь руководителем филиала правотроцкистской организации в Кабардино-Балкарской АССР, вербовал в антисоветскую организацию других лиц.
Произведенной проверкой в 1954 году установлено, что Калмыков был осужден необоснованно, на основании сфальсифицированных органами НКВД материалов.
Вместе с тем выявлено, что Калмыков, участвуя в заседаниях «тройки» НКВД КБАССР подписал ряд протоколов, по которым было репрессировано 3000 человек. Большинство репрессированных в настоящее время реабилитировано, и процесс пересмотра уголовных дел 30-40-х годов продолжается.
При расследовании уголовного дела в отношении Калмыкова и рассмотрении его в суде в 1940 году участие в заседаниях «тройки» в вину ему не вменялось. По уголовному делу Калмыков реабилитирован правильно.
В связи с тем, что он, как член «тройки», подписывал протоколы в отношении граждан на основании материалов сфальсифицированных органами НКВД, но Калмыкова нет в живых, и срок давности с момента событий составляет более 50 лет, оснований для постановки вопроса о возбуждении уголовного дела не имеется.
Старший помощник
Генерального прокурора СССР
государственный советник
юстиции 3 класса В.И. Илюхин»
В 2008 году в издательстве «Эльбрус» (г. Нальчик) вышла книга «Нызыр», посвященная памяти Катханова Назыра и его детей. Автор-Керим Катханов. В эту книгу автор включил вышеприведенный документ-ответ Прокуратуры СССР. Однако в издательстве его исключили без согласования с лицами, готовившими это посмертное издание о Назыре. На вопрос, почему так поступили, директор издательства ответил, что высокое начальство не разрешает такие документы публиковать. Налицо наглая, противзаконная цензура. Президент РФ свято чтит Конституцию Российского государства, а местные чиновники позволяют себе не считаться с нею. Так было в период коммунистического прпвления, когда любой райком, обком КПСС мог свободно игнорировать статьи основного закона страны. В нынешней Конституции РФ говорится о запрещении всякой цензуры. Господа чиновники! Когда вы научитесь уважать законы, хотя бы Конституцию? Такая же жесткая цензура установлена во всех периодических правительственных изданиях. Налицо резкий поворот в сторону калмыковщины и мальбаховщины, когда мнение высокого начальства было выше любого закона. Так начинались в прошлом веке жестокие политические репрессии против своего же народа.
СВЕТИЛЬНИК ЖИЗНИ
(Хуранов Б.Л.)
Где свирепствует сила,
там отсутствуетразум. А.С.
Батый Лукманович Хуранов, выдающийся кабардинский просветитель, педагог, энтузиаст народного образования, автор первого русско-кабардинского словаря. Постановле-нием карательного органа большевиков – ОГПУ был расстрелян в 1928 году вместе с Катхановым и другими видными деятелями республики.
Б.Л. Хуранов
Хуранов родился 2 февраля 1890 года в с. Коново (Нижний Куркужин), что в Кабардино-Балкарии. После окончания пекдагогических курсов при Моздокском педагогическом училище, Бытый Лукманович работал учителем в родном селе, а затем в знаменитом реальном училище в Нальчике. В дореволюционный период он обучался в Чугуевском военном училище, который успешно окончил и получил офицерское звание. Человек образованный и эрудированный, Хуранов с превых дней установления советской власти в Кабардино-Балкарии отдавал много сил развитию народного образования. Особенно его волновали проблемы создания кабардинского алфавита и письменности. Он принимал участие в состоя
С 1920 года по 1925 год Батый Лукманович возглавлял областной отдел народного образования. По инициативе Хуранова в Нальчике было открыто педагогическое училище, сыгравшее значительную роль в подготовке национальных кадров кабардинцев и балкарцев. После этого до дня своего ареста он работал инспектором народного образования всего Северного Кавказа.
За корткий период Хуранов разработпал и представил на утверждение Кабардино-Бпалкарского облисполкома кабар-динский алфавит на основе латиницы, который утвержден 22 мая 1923 года. Немало сил приложил он внедрению алфавита в практику, обучал людей новой смстемы письменности.
Так, благодаря его стараниям, первого июня 1924 года вышла первый номер газеты на кабардинском языке «Карахалк». Газета стала настоящим учебным пособием по распространению письменности на основе нового алфавита. По сути Хуранов стал первым редактором этой газеты и ее первым журналистом. В том же 1924 г. он выпустил букварь на кабардинском языке. Затем в Москве был издан составленный им первый «Русско-кабардинский словарь». Батый Лукманович проводил свою работу бок обок с такими деятелями образования и науки, как Тута Борукаев, Талостан Шеретлоков, Нури Цаговым и другими. Хуранов, как и его соратники по оргпанизации и ращзвитии народного образования, не занимался политическойдеятельностью и не мог быть контрреволюционером.
Такой энтузиаст народного образования, зачинатель кабардинской письменности, беззаветно преданный родному краю, стал жертвой большевистского террора.
В архивах новейцшей истории КБР храниться последнее предсмертное письмо Б.Л. Хуранова:
«ПП СКК и ОГПУ тов. Евдокимову
От арестованного ДПЗ ПП ОГПУ Хуранова Батий Лукмановича
Прошение
11 июля с.г. постановлением КРО ПП СКК ОГПУ я арестован. Меня обвиняют в участии в контрреволюционной организации по статье 58. Я считаю себя совершенно невиновным и следствие это установило. Нет, и не может быть никаких доказательств моего участия в каких-либо группировках. Лучшим доказателством о том, что я всей душо предан советской власти, являются мои труды в области народного образования и культуры. Состояние моего здоровья значительно ухудшилось за время моего пребывания в ДПЗ…и учитывая что меня арестовали по ложному обвинению, оьращаюсь с большой надеждой освободить меня и дать возможность вернуться к моей прежней работе»…
Арестованные писали таких жалоб и заявлений немало, но они или не доходили до адресати или оставались без рассотрения. Их имена должны оставаться в памяти народа навсегда.
Не так давно именем Б.Л. Хуранова названа одна из улиц Нальчика.
Шемякин суд
(о Ако Гемуеве)
Когда ты страстью опьянен,
Решился преступить закон,
То в пропасть горя и позора
Ты скатишься – и очень скоро!
Б.Пачев
«Гемуевщина», так окрестили деятельность видного государственного и общественного деятеля Кабардино-Балкарии Ако Джумакуевича Гемуева в официальных кругах калмыковщины. В одночасье он одним из первых стал неугодным для большевистского монарха, за то, что посмел иметь свое мнение. Для расправы сначала выискивали субъекта, а потом под конкретное лицо подбирали факты и доказательства к ним по своему усмотрению.
Воистину весы Фемиды беспристрастны, они взвесят то, что на их чашах положат. Так в отношении Гемуева натаскано было столько юридического мусора, что разобраться в них было не просто. Кто же такой, этот «злодей» Гемуев, которого так жестоко шельмовала кома-
нда Калмыкова? Какие такие «грехи»
аставили обкомовского монстра опол-
читься на него? Но, обо всем по
порядку. Родился он в 1892 году в поселке Думала Чегемского общества,
Ако Гемуев, 1930 год Нальчикского округа. В анкете
арестованного и в протоколах допроса Гемуев указывал
год своего рождения именно 1892 год. Проживал к моменту ареста в городе Нальчике, улица Октябрьская, дом №18. Члены семьи: жена Фатимат, сыновья — Исмаил, Али, Ахмат и годовалый Хамзат, единственная дочь — Мариям.
Сохранилась квитанция за № Г 236367, выданная Главной конторой подписных и периодических изданий ГОСИЗДАТА в Москве 17 ноября 1928 года о подписке на собрание сочи —
нений М.Горького в 36 томах. В ней указан другой адрес в Нальчике: ул. Кабардинская, 3.
При царе Ако был арестован и выслан за пределы Кабардино-Балкарии. После этого он примкнул к большевикам и в 1918 году стал членом РКП (б), активно участвовал в революционном движении. В том же году избран членом Нальчикского окружного исполкома, где возглавлял земельный отдел. Гемуев был избран председателем Балкарского окружного исполкома, членом ЦИК и президиума исполкома Кабардино- Балкарской Автономной области. С 1927 года по июнь 1930 года он
работал заместителем председателя Кабардино-Балкарского
облисполкома и являлся членом бюро обкома ВКП (б), а так же Крайисполкома, ВЦИК РСФСР и ЦИК СССР.
Гемуев поднимал вопросы, связанные с улучшением жизненных условий и быта балкарцев, защищал их интересы, занимался другими вопросами государственной важности. Например, 22 декабря 1928 года на заседании бюро обкома ВКП (б) Гемуев выступал с докладом «О ходе подготовки к перевыборам Советов». Со многими подобными проблемными вопросами Гемуев часто выступал на бюро обкома и на заседании президиума облисполкома. Но прямота и настойчивость его не нравилось Калмыкову, не любившему ни критики, ни возражений. Так постепенно Гемуев попал в опалу к большевистскому диктатору. Надвигалась страшная гроза. Предав Гемуева анафеме, Калмыков умело настроил одних против других. Обстановка была не выносимой, напряженной до предела. Создалась две враждующие меж собой группировки. Так легче было управлять и расправляться с теми, кто стал неугодным.
Гемуев не был каким-то простачком и не понимающим. Человек достаточно грамотный, образованный, своей мудростью он превосходил многих. Пользовался большим авторитетом, с ним считались, за исключением…Калмыкова. Последний решил раз и навсегда покончить с этим «умником».
Калмыков 5 июля 1930 года созвал заседание бюро обкома ВКП (б). У Ако Джумакуевича в это время была на руках справка врачебно-контрольной комиссии от 18 мая 1930 года, где было указано, что у него имеется хронический суставной ревматизм и переутомление. Комиссия заключила, что Гемуев нуждается в отпуске с 25 июня по 25 июля с правом выезда из Нальчика. Но Ако получил совсем иное «лечение» и в ином месте.
На повестке дня бюро основным вопросом стоял вопрос о Гемуеве. В постановлении бюро сказано:
«На пути революционного движения, начиная с 1917 г. при отсутствии пролетарских кадров и наличии низкого культурного уровня, феодально-патриархального нера-венства, к революции примкнули не только революционные элементы, но и ряд «попутчиков», чуждых по своему социальному происхождению и своей идеологией и задачами пролетарской революции. Последующий ход событий заставили одну часть «попутчиков» прямо и открыто встать в лагерь контрреволюции, примером чего могут служить – Мидов, Катханов, Шогенцуков, Артанов, Абуков… С физической ликвидацией идеологов первой группы продолжателем этих идей, но в других формах и другими методами явился бывший член бюро обкома, возглавивший и идейно питающий эту идеологию Гемуев Ако… Идеология Гемуева на всем протяжении остается антипартийной, чуждой…
БЮРО ОБКОМА СЧИТАЕТ:
1. Что идеология и линия поведения Гемуева несовместима с пребыванием его в партии.
2. Просить Обл. КК срочно рассмотреть вопрос о возможности дальнейшего пребывания Гемуева в партии.
3. С работы по должности заведующего обл. Дортрансом снять.
4. Просить фракцию ЦИК Союза вывести Гемуева Ако из состава членов правительства.
5. Поручить тов. Мурат срочно расследовать материалы, обвиняющие Гемуева в антисоветской деятельности.
6. Данное постановление довести до сведения Крайкома, КрайКК, ЦК ВКП(б) и ЦКК.»
Фактически этим решением судьба Гемуева была уже предрешена. Подобные решнения всегда были руководством к дейцствию для НКВД во главе с Антоновым.
Существует и другое, весьма любопытное творение Бетала Калмыкова. Речь идет о постановлении бюро обкома от 5 января 1935 года в отношении Якуба Холаева. Когда вопрос ставил Калмыков, то он был окончательным, считался достоверно установленным и оспариванию не подлежал. Так, в упомянутом постановлении сказано:
«Считать установленным, что Холаев Якуб (состоящий кандидатом в члены ВКП (б) с 1931 года) происходит из кара – узденей, землевладельцев. Причем, отец Холаева был муллой, дважды лишался избирательных прав до 1930 г. (восстановился при содействии Гемуева). Дядя Холаева, Ахмат, являясь белым офицером, собственноручно убил Настаева Ахмата и др. , в 1919 году собирал контрибуцию с большевиков в Нальчике.
Холаев Якуб учился в Нальчике на средства Ахмата, который в г. Нальчике имел собственный дом.
Блокируясь с контрреволюционером Гемуевым, Холаев Якуб при его покровительстве поступил сначала в Балкарскую сельхозшколу, а затем в учебный городок. В 1929-30 г.г. Холаев в группе Гемуева был снят с работы в редакции. После ареста Гемуева, будучи разоблаченным, Холаев Якуб (признаваясь в связях с Гемуевым) переметнулся на сторону партийной организации, пролез на работу сначала переводчиком, в отдел ГПУ, а затем и уполномоченным НКВД по Балкарскому району, где продолжает связь с гемуевцами.
Таким образом, Холаев Якуб, прикрываясь чекистской работой, вел и продолжает вести активно линию буржуазно-националистической гемуевщины.
Учитывая все вышеизложенное, Холаева Якуба, кандидата в члены ВКП (б), происходящего из кара — узденей и из семьи активных белогвардейцев и как участника гемуевской контрреволюционной группы, продолжающегося блокироваться с гемуевцами – с работы в областном управлении НКВД снять и из партии исключить.
Секретарь Каб.Балк.
Обкома ВКП (б) Калмыков».
Так безвинных людей, под предлогом принадлежности к несуществующим контрреволюционным организациям, подвергались моральному и физическому истреблению. Утверждение, что Холаев «пролез» на службу в НКВД является абсурдным. Так просто попасть на работу, внедриться в него, даже уборщицей, было практически невозможно. Нелепым является так же обвинение в том, что он учился на чьи-то деньги. Если дядя Холаева оплатил учебу племянника, то это благородный поступок.
В 1936 г. Холаев Якуб был осужден военным трибуналом.
Травля Гемуева продолжалась и на партконференции и на страницах областных газет. Слово «гемуевщина» вошло в обиход любых совещаний, заседаний и встреч. Был вбить большой клин между сторонниками и противниками Гемуева. Его обвиняли и в пособничестве так называемых балкарских событий. Газета обкома партии «Карахалк» из номера в номер помещала материалы: «Беспощадная борьба с правым уклоном, как наиболее опасным», «Гемуевщине и Абазовщине в парторганизации места нет», «Выметем сор, очистим партию от гнили» и т.д. Автор в своих публикациях, разжигая антисоветскую истерию, призывал: «Смелее огонь по Гемуевщине и Абазовщине, и прочим мелкобуржуазным разновидностям, за решительное осуществление генеральной линии партии». И осуществляли с энтузиазмом, присущем только большевикам. В газете «Карахалк» за 1930 год из номера в номер печатался материал М. Звонцова под заголовком «Генеральная линия «большевика» Гемуева». Автор не стеснялся в выражениях, называл Гемуева выходцем из крупных узденей (дворян), сыном крупного землевладельца. Звонцов договорился до такой степени и заявил, что «Гемуев никогда не был коммунистом».
А вот что говорил на одном из допросов в КГБ при СМ КБАССР Токай Хужуевич Хуламханов, член КПСС с 1920 года :
«Гемуева Ако я знал со времен Октябрьской революции, как выходца из крестьян – середняка, уроженца с. Думала. Мне, как старому коммунисту и участнику гражданской войны известно, что Гемуев Ако был одним из руководителей революционного движения на Северном Кавказе. Он был близким другом известного революционера Калабекова. Ако пользовался большим авторитетом. Его я знал как талантливого руководителя и вожака народных масс».
Гемуев 1 августа 1930 года был взят под стражу под шум газетной трескотни и лозунгов по выполнению предначертаний партии. На одном из допросов, 27 августа, Гемуев говорил:
«Я не против коллективизации, но считал, что в 1929-30 годах это преждевременно для балкарского округа. Народ не был к этому подготовлен, люди не понимали и сопротивлялись. Были и перегибы. Нужна была постепенная коллективизация». Безусловно, в суждениях Гемуева содержалось разумное начало и к нему следовало прислушаться. Не таков был Калмыков, чтобы выслушивать и считаться с другим мнением.
Заключить Гемуева под стражу было делом очень легким. Сложнее стало, потом подыскивать доказательства выдвинутого против него обвинения. А это необходимо было сделать во чтобы ни стало. Более года продолжалась сбор компроматов, для чего проделана была колоссальная работа уже испытанными методами. В этом многотомном деле собрано столько бумаг, что диву даешься, как следователям хотелось доказать любой ценой вину Гемуева и других. Для придания видимости особо значимого дела была создана целая группа обвиняемых из 39 человек, главарем которых был назначен Ако Гемуев. Родственники, односельчане Гемуева просили Калмыкова не допускать ошибку, поверить Гемуеву и спасти ему жизнь. Но Зевс-громовержец был неумолим. Он пошел еще дальше.
На расширенном заседании бюро областного комитета ВКП (б) был приглашен начальник особого отдела полномочного представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Курский, который выступил с обширным докладом в связи с делом Гемуева.
— Товарищи! – начал он поставленным голосом. – Дело о Гемуеве ведется уже в течение нескольких месяцев. Тут вернее речь не идет о Гемуеве, как таковом, — колючим взглядом он окинул зал и продолжил: – Правильнее если скажем, что речь идет о «Гемуевщине», потому, что в условиях национальной действительности было определенное течение, которое вылилось в типичную контрреволюционную группу или даже организацию.
Далее докладчик приводил несколько примеров из практики ОГПУ по Кавказу. Затем он вернулся к основной теме доклада:
— Несмотря на то, что следствие еще не закончено, все преступления Гемуева подтверждены на сто процентов!
Курский иногда отрывался от написанного текста доклада и всматривался в зал. Ему было любопытно узнать реакцию слушателей на его речь. Люди слушали с большим вниманием и интересом. В зале стояла мертвая тишина. Говорил докладчик и о банде Геляхстанова, о связях Гемуева с ней. Курский, нечаянно раскрыл некоторую тайну самого Калмыкова.
— Возьмите дела «мидовщины», «катхановщины», «шипшевщины» и «гемуевщины», — говорил он с пафосом. – Товарищ Калмыков нам ежедневно на сто процентов помогал. Помогал нам срезать не только головки, но и корешки. Думаю, и в дальнейшем товарищ Калмыков будет сигнализировать и помогать.
В это время Калмыков, сидевший в президиуме, нахмурил густые брови и заерзал на стуле. Ему не понравилась такая похвала. Но слушателям стало ясно, кто является инициатором и вдохновителем зарождения политических репрессий в Кабардино-Балкарии. Но Курский, войдя в раж, пошел дальше и, развивая тему, он продолжил:
— Для борьбы с «гемуевщиной» нужно иметь острый ланцет, при помощи которого вырезать «гемуевщину» не задев живого мяса, вырезать нарыв, который имеется у нас на здоровом теле.
В зале прошел шепоток, не понимая, у кого из них на теле имеется нарыв, и как его будут вырезать. Многие впервые слышали слово «ланцет» и не знали, с чем его едят.
— Задачей ГПУ является,- ораторствовал дальше монстр из карательного органа, не обращая на некоторое замешательство в зале, — жесточайшим, решительным образом бороться со всякого рода проявлением контрреволюции. Мы будем беспощадно рубить головы! Да здравствует старый большевик и руководитель Кабарды и Балкарии товарищ Калмыков! (бурные аплодисменты). Да здравствует ОГПУ, стоящие на страже позиций партии! (бурные аплодисменты).
Подражая этому грозному докладчику, многие выступавшие клеймили позором Гемуева, хвалили Калмыкова и ОГПУ. Один из выступавших громовым голосом завершил свое выступление:
— Да здравствует верный защитник, зоркий глаз пролетарской диктатуры — ОГПУ! – этим он сорвал аплодисменты зала.
Более чем через год, наконец, следствие завершилось. Обреченные ждали своей участи. Изнуренные много-дневными, многочасовыми допросами, сопряженные с физическим воздействием, узники ни на что не надеялись. Они прекрасно понимали, что от волков милосердию не ждут.
7 сентября 1931 Коллегия ОГПУ вынес свой вердикт:
Гемуева Ако Джумакуевича, Гемуева Магомета Джумакуевича, Малкандуева Озюк Яхъяевича, Геграева Хасана Зашуевича, Суншева Кумук Тенгизовича и Абукова Али Хасановича РАССТРЕЛЯТЬ.
Ако Гемуев обвинялся в совершении таких преступных действий:
1. Используя служебное положение, сохранял кадры феодалов, князей, дворян и кулаков и, опираясь на них, вел борьбу с революционерами группы Настуева — Мусукаева.
2. В процессе групповой борьбы сознательно способствовал созданию условий убийства наркомтруда Горской республики Настуева в 1922 году и члена бюро обкома ВКП (б) Мусукаева в 1930 году.
3. В период с 1926 по 1929 гг. поддерживал связь с политбандой Мамашевых, советуя им не сдаваться.
4. В 1929 году содействовал организации поли-тической банды Геляхстановых в числе 9 человек, снабжал оружием.
5. В начале 1930 года, в связи с форсированием коллективизации и более жестким нажимом на кулачество, Гемуев поддержал тенденцию к организации вооруженного восстания против Советской власти на территории Балкарии. Давал прямые указания на подготовку восстания в Чегемском и Баксанском ущельях кулакам Гемуеву Магомеду, Эльбаеву Кайсыну, Геграеву Хасан-Хаджи.
6. Являлся идейным и фактическим руководителем подготовки восстания в феврале 1930 г. в Чегемском, Баксанском ущельях.
7. После подавления восстания, под давлением обкома ВКП (б) и органов ОГПУ, проявил двурушничество, предлагая бандглаварям не являться и не сдаваться.
8. Работая по склонению бандитов-повстанцев к добровольной явке, связался с главарями банд Ацикановым, Дажиевым и др., которых обнадежил и окрылил на подготовку второго восстания в Балкарии, т.е. в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-2, 17-58-8 и 17-59 УК РСФСР.
6 октября 1931 года в Ростове на Дону комендант полномочного представительства ОГПУ и его помощник составили акт:
«…осмотрев после приведенного в исполнения приговора высшей меры наказания – расстрела над Гемуевым Ако (перечисляется фамилии всех расстрелянных — А.С.) нашли таковых мертвыми, в чем и составили настоящий акт». Так безжалостно расправились с честными, преданными народу и государству людьми. Мавр сделал свое дело, Мавр может уйти.
Деятели из карательных органов всегда умели сочинять обвинения, тщательно подбирая выражения. Но они умели еще сочинять доказательства. Добиться признания обвиняемого было главной целью. Для этого в их арсенале было немало способов заставить заговорить обреченного на любом языке. Гемуева замучили путем многочисленных, изматывающих допросов и очных ставок.
Как бы то ни было, правда дорогу всегда находит. В конечном итоге впоследствии компетентные органы разобрались в этом усложненном деле по обвинению Ако Гемуева и 22 января 1974 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, своим определение отменила решение ОГПУ и дело о нем прекратила.
Реабилитированы и другие казненные и замученные. Такова, правда, об узниках совести большевистских застенок.
Правду о Верхнечегемских событиях 1930 года поведал известный ученый – историк, профессор Галим Мамбетов на страницах республиканской газеты «Кабардино-Балкарская правда» . Подробный рассказ ученого о «контр-революционных» выступлениях крестьян, в которых обвинялся Ако Гемуев почему-то возмутил начальника управления КГБ республики и в мае 1998 года направил письмо директору Научно-исследовательского института Р.Х. Гугову. В письме отмечается, что коль архивному делу в отношении Гемуева и других была дана правовая оценка и, дескать, незачем профессору входить в свои рассуждения. Появление такого письма не может не удивлять, поскольку любой гражданин вправе иметь свою точку зрения по тем или иным событиям и фактам. О том, что ОГПУ занимался фальсификацией дел, в том числе показаний свидетелей, сегодня не является ни для кого секретом. Это факт. Что было, то было. Дай Бог, чтобы этого не повторилось.
КОГДА У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ
(Об Ульбашевых)
Страху свойственно преувеличивать
истинное значение факта.
В.Гюго
В 20-ые и 30-ые годы коммунистическая власть была склонна к преувеличению любого факта инакомыслия. Таким путем они сами вызывали недовольство людей, наводили на них страх. Страх побуждал большевиков к активным действиям по истреблению всех тех, кто мог иначе мыслить, чем они.
Так, в 1935 году, с благоговения верхнего эшелона власти Кабардино-Балкарской области возникло очередное «громкое» дело по обвинению Келлета Эльмурзаевича Ульбашева и других. Всего по этому делу было арестовано 24 человека. Оглядываясь в прошлое и вдумываясь в события тех времен трезвым, объективным мышлением, приходится удивляться, настолько был велик страх у большевиков перед народом. В преамбуле обвинительного заключения по данному делу говорится, что в 1935 году Кабардино-Балкарским управлением НКВД выявлена и ликвидирована контрреволюционная, террористическая группа, ставившая перед собой задачу захвата руководящего положения в Балкарии и в этих целях организацию террористических актов над руководящими работниками области. Контрреволюционная террористическая группа оформилась и развернула свою деятельность, — сказано далее в обвинительном заключении, — на базе националистического течения в Балкарии, вошедшего в истории области под нарицательным именем «ГЕМУЕВЩИНА». Отражая чаяния и интересы кулацко-мульской и бывшей мелко-дворянской землевладельческой слоев в Балкарии, «гемуевщина» с первых дней установления советской власти в области, выдвинула программу о самоопределении Балкарии. Мол, идеологом и носителем националистической теории на всем протяжении существования советской Балкарии являлась балкарская интеллигенция из числа «попутчиков» в революции. Ее признанными лидерами являлись Энеев и бывший заместитель председателя облисполкома Ако Гемуев.
Под такими фальшивыми лозунгами шла планомерная ликвидация кабардинской и балкарской интеллигенции из-за страха перед ними.
10 мая 1935 года был арестован Ибрагим Мусаевич Ульбашев, а через два дня его брат – Ахмадья Мусаевич. Чуть позже, 31 мая 1935 года взяли Келлета Эльмурзаевича Ульбашева. Кто они такие, выставленные в роли бандитов, имевшие возможность свергнуть советскую власть?
Келлет Ульбашев родился в 1884
году в ауле Шаурдат, Черекского района. Принимал участие в первой мировой царской войне в составе армии, куда ушел доброво-льцем. Воевал на австрийском участке фронта.
За боевые заслуги был награжден
двумя орденами Георгиевского
креста 2-й и 3-й степени. Его про —
Келлет Ульбашев извели в младшего урядника, стал
после ареста. помощником взводного. Среди солдат
шла широкая агитационная работа большевиков, и Келлет попал под их влияния. Вернувшись, домой по поручению партийных деятелей, организовал партизанский
отряд из 800 бойцов. Воевал с белыми рядом с Калмыковым. В 1919 году вступил в ряды РКП (б).
После революции вел борьбу с бандитизмом в родных краях, в 1920 году работал председателем ревкома села Верхняя Балкария. В 1921 Келлет работал начальником милиции Балкарского округа. С 1924 по 1926 занимал должность судьи 5-го участка Балкарского округа. Принимал активное участие в объединении в 1922 году Кабарды и Балкарии. С 1928 по 1930 год работал председателем Балкарского окрисполкома, где проявились его организаторские способности. Благодаря этому, Келлету Эльмурзаевичу было оказано высокое доверие: в 1930 году его назначили председателем Кабардино-Балкарского облисполкома. Одновременно был членом бюро обкома ВКП (б), Северо-Кавказского крайкома партии и крайисполкома, членом ВЦИК СССР. В 1934 году его перевели заместителем начальника областного земельного Управления, где он проработал до дня его ареста. Проживал он со своей семьей в Нальчике, ул. Кабардинская, 10: жена Жалод, дочери – Мария, Аскерхан, Айшат, Аминат и Жансурат. Мария училась в Московском медицинском институте.
Ульбашев Ибрагим Мусаевич родился в 1902 году в селении Нижний Чегем, Чегемского района. В 1920 году в Махачкале окончил педагогические курсы. В 1921-1923 годах учился в коммунистическом университете трудящихся Востока в Москве. После этого Ибрагима направи-ли продолжать учебу и в 1923-
1924 гг. учился на партийных
Ибрагим Ульбашев курсах в Ростове, а в 1928 году
окончил марксистские курсы в Геленджике. Член партии с 1923 года. С 1925 года занимался литературной деятельностью, его произведения публиковались на страницах газет и литературно-художественных сборниках. Принимал активное участие в сборе фольклора, народных сказок. Был женат, жена — Аминат, дочери — Роза, Зоя и Лиза.
Ибрагим Мусаевич после окончания марксистских курсов работал заместителем заведующего облоно. Затем трудился в системе «Кустпромсоюза». С июля 1933 по сентябрь 1934г.
работал техническим редактором балкарского национа- льного издательства. Перед арестом преподавал в средней
школе Котляровского птицекомбината. В это время он уже
находился под «колпаком» НКВД.
В те годы был объявлен конкурс на лучшую песню по восхвалению и возвеличению главы обкома ВКП(б), культ личности которого достиг наивысшей точки. Ибрагим принимал участие в этом конкурсе и написал текст песни под названием «Народная песня о Бетале Калмыкове», который был опубликован в газете «Социалистическая Кабардино-Балкария» в переводе поэта Александра Кочеткова. Это была целая поэма из 17 куплетов. Вот отрывки из этой оды:
Ты над Кавказом соколом реял,
Взвод партизанский водя.
Ныне повсюду классовый недруг
Нашего знает вождя.
В прах растоптал ты белые банды,
Красный отпраздновал пир.
Ты не поверил злобным наветам,-
Даром старался Назыр.
Даром шептал он: «Брат, мы ошиблись.
Брось это дело, Бетал!
Цепь коммунизма крылья нам свяжет,
Птицам ущелий и скал».
Люди поверили Калмыкову, его красивым речам и многочисленными обещаниями о райской жизни. Но он не поверил им. Он никого не пощадил. Казнил правых и неправых.
Ульбашев Ахмадья Мусаевич родился в 1905 году в селении Верхняя Балкария, Черекского района. В 1925-1930 годах обучался в коммунистическом вузе в Москве. После его окончания работал преподавателем в Ленинском учебном городке Нальчика. С 1934 года по день ареста трудился в национальном издательстве. Писатель,
член Союза советских писателей. В 1954 г.
в издательств «Эльбрус» вышел сборник
стихов Ульбашева «Черек» на балкарском языке.
Ахмадья Ульбашев
Судьбы самых подготовленных и талантливых людей решал лично Калмыков по своему личному усмотрению. Чуждался умных людей, боялся их.
Первого июня 1935 года, на второй день после задержания Келлета Ульбашева, состоялось заседание бюро обкома ВКП (б), где стоял вопрос об исключении его из рядов партии. Докладчиками были Калмыков и его подручный Антонов. В принятом решении сказано:
Заслушав сообщение начальника УНКВД тов. Антонова о предварительных материалах следствия по делу контррево-люционной буржуазно-националистической группы, возгла-вляемой Ульбашевым Келлетом, подтверждающих контр-революционную работу Ульбашева К., бюро обкома постановляет:
1. Вывести Ульбашева Келлета из состава членов обкома и кандидата в члены бюро обкома и из рядов ВКП (б) исключить. Настоящее решение провести опросом членов пленума.
2. Предложить партийной группе облисполкома вывести Ульбашева К. из состава облисполкома и его президиума.
Санкционировать арест Ульбашева Келлета.
Секретарь Кааб. Балк. обкома ВКП (б)
/Калмыков/
Как видно из этого официального партийного документа, санкции на арест давал секретарь обкома партии Б.Калмыков. Прокурор вообще не присутствовал на бюро обкома. Он им был для них лишной фигурой и не нужен.
Двумя месяцами позже, 7 августа 1935 года, за личной подписью Калмыкова бюро обкома ВКП (б) принял постановление (протокол № 87):
«О БАБАЕВОЙ. § 1979. Считая установленным факт участия Бабаевой Хани в контрреволюционной национа-листической группировке, возглавлявшейся УЛЬБАШЕ-ВЫМ, БАБАЕВУ Хани Анзоровну, член ВКП (б) с 1927 года, служащая-культурница Пищекустпромсоюза, из рядов ВКП (б) исключить.
Секретарь Кааб.Балк. Обкома ВКП (б)
(Калмыков)».
Аналогичное решение было принято Калмыковым 11 июня 1935 года по делу Т. Хуламханова, в котором категорично считалось безоговорочно установленным факт его участи в буржуазно-националистической Гемуевско-Ульбашевской группировке. Бюро обкома решило санкционировать так же арест Хуламханова.
Таким образом, обком партии во главе с Калмыковым принимал окончательное и беспрекословное решение о доказанности вины «контрреволюционеров» и о необходимости заключить их под стражу. Это означало обреченность арестованного. Возврата оттуда не предусматривалось.
По свидетельству самого Ульбашева Ибрагима на допросах иногда присутствовал сам Калмыков. Арестованный вместе с Ибрагимом и другими, Салих Хочиев в своем заявлении на имя Главного военного прокурора СССР указывал, что «оперуполномоченный Белинский руководствовался исключительно указаниями Калмыкова, а не советскими законами». Допросы велись, как обычно, под страшной пыткой. Ибрагима Ульбашева, например, больного крупозным воспалением легких, с температурой 38-39 градусов, беспрерывно допрашивали четверо суток, не отпуская в камеру. От сильного утомления он падал, поднимали и снова продолжали допрос под пыткой. В конечном итоге его вынудили подписать заранее заготовленные протоколы.
Небезынтересно отметить, что бывшего сотрудника НКВД Холаева Якуба. обвинявшегося в связях с Ако Гемуевым, так же обвинили в сотрудничестве с «контрреволюционерами» Ульбашевыми. Контрреволюционная группа Ульбашева, — утверждали чекисты, — в лице ее руководителей Ульбашева Келлета, Ульбашева Ахмадьи, Отарова Сагида и Холаева Якуба, в конце 1933 года, в момент перевода балкарских ТОЗов на устав артелей, всячески противодействовала проведению этого мероприятия. Утверждалось так же, что с 1934 года, будучи разоблачены в своей вредительской деятельности против коллективизации и отстранены от руководящей работы, группа Ульбашева, в том числе Холаев, начали борьбу против областного партийного и советского руководства.
19 декабря 1935 года в Нальчике открылось заседание Военного трибунала Северокавказского Военного округа. Никто из подсудимых виновным себя в предъявленном обвинении не признал. Показания допрошенных людей были противоречивы и не логичны, большей частью были сфабрикованы. Но это не помешало трибуналу приговорить Келлета Ульбашева и некоторых его товарищей к высшей мере наказания РАССТРЕЛУ. Ульбашева Ибрагима приговорили к 5 годам лагерей, а его брата – к 2 годам и 6 месяцам лишения свободы.
Военная коллегия Верховного Суда СССР своим определением от 28 января 1936 года смертную казнь Келлету Ульбашеву и его друзьям заменила 10 годами лагерей каждому.
По официальной версии Келлет Эльмурзаевич умер 15 октября 1938 года, находясь в СИБЛАГЕ. Ибрагим Ульбашев был освобожден 17 июня 1936 условно-досрочно ввиду его болезни.
Справедливость наступила более чем через 20 лет. Военная коллегия Верховного Суда СССР 13 июня 1956 года по предложению прокурора отменила приговор в отношении ульбашевых и других безвинно осужденных и дело о них прекратила за отсутствием состава преступления. Так была загублена жизнь замечательных людей, служивших народу, не жалея сил. Род ульбашевых один из многочисленных в Балкарии. В Великую отечественную войну одних ульбашевых погибло 26. Оставшихся в живых от репрессий и войны, оказались на гране уничтожения. 482 человека из рода Ульбашевых было выслано в Казахстан и Среднюю Азию в период сталинских репрессий. Многие из них не вернулись в родные края.
Борьба света и тьмы
(о Нури Цагове)
С тех пор, как мир возник во мгле,
Еще никто на всей земле
Не предавался сожаленью
О том, что отдал жизнь ученью.
Абу Рудаки
Пламя жестоких репрессий обожгла многих талантливых людей, искренне преданных народу и новому государственному образованию в Кабардино-Балкарии. Энтузиастами народного образования, пионерами можно сказать, были выдающиеся личности советского периода развития Кабардино-Балкарии Адам Дымов, Нури Цагов, Таусултан Шеретлоков и другие. Для них не было разницы, какая форма государственного управления. Важным они считали свобода, демократия, равенство людей, их благопо-лучия. При этом на первый план они ставили образование, культура. Дымов и Цагов на свои средства открывали школы, обучали людей грамоте совершенно безвозмездно. Они разрабатывали алфавит, печатали учебники в типографии, созданной в Баксане на средства Адама Дымова.
Такую инициативу следовало поощрять и развивать. Вместо этого вокруг них вертелись агенты ОГПУ, НКВД, на них собирали досье. Руководству не нравилось, что алфавит составлен на основе арабской графики и детей обучали наряду с общеобразовательной тематикой, одновременно и азам ислама. Открытие в 1924 году в Нальчике учебного заведения под названием Ленинский учебный городок, явилось эпохальным событием для Кабардино-Балкарии. Помимо того, что здесь готовили политические кадры для коммунистического режима, слушателей обучали по всем направлениям знаний. По сути, городок стал кузницей национальных кадров. Одними из первых преподавателей учебного городка стали одаренные люди, как Нури Цагов и Таусултан Шеретлоков.
Рано утром 6 февраля 1935 года в дверь квартиры Цагова,
проживавшего в Нальчике по улице Кабардинская, 6, постучали непрошенные гости из особого отдела НКВД. В доме произвели обыск, изъяли всю литературу и переписку Нури. Его самого доставили в кабинет уполномоченного НКВД Шабанова и учинили изнурите — льный многочасовой допрос. Цагов подозревался в антисове —
Нури Цагов тской деятельности. Как считается, поводом к его аресту послужило убийство красного партии-зана Молова Таукана. Цагов перед этим выступил в газете с критикой Молова.
На следующий день был получен ордер на его арест.
О жизни и деятельности Цагова написано много разли-чными авторами. Не существует единого мнения о дате его рождения. Сам Нури не помнил в точности, в каком году он родился. Мы будем приводить сведения исходя из его личных показаний на допросе 6 февраля 1935 года.
Нури Айтекович Цагов родился в сел. Бираджам Сирийской области Турции в 1887 или 1888 году, как он сам утверждал на допросе. В 1907 г. окончил турецкую гимназию в Дамаске. Затем в составе группы из 10 человек Нури поступил на юридический факультет Константинопольского университета. Турецкие власти разрешили, и группа студентов из числа соотечественников во главе с Цаговым разработала алфавит. В 1910 году ими был издан свой журнал «Гуаза» («Маяк»). Нури Айтекович окончил юриди-ческий факультет в 1912 году. Через год он вернулся на Родину и поселился в сел. Кызбурун-1, Баксанского района. Преподавал здесь в школе арабский язык. В 1916 году женился на дочери крестьянина — середняка Абазова из сел. Кызбурун-3. Цагов в 1917 году открыл в Баксане медресе и стал учить детей грамоте. В это время в Баксане начала функционировать типография Адама Дымова. Цагов и Дымов организовали выпуск своей газеты «Адыга макъ» (Голос адыгов), на страницах которой публиковались вопросы распространения национальной культуры. Сам Цагов был автором многих литературных произведений и учебных пособий. В своих показаниях на допросе 12 февраля 1935 года Цагов назвал некоторые свои работы: букварь на кабардинском языке на основе арабской графики, география на кабардинском языке. В 1925 г. на основе латинской графики составил биографию Ленина на кабардинском языке, экземпляр которого хранился у него дома. В 1926 г. написал «Методика обучения математике» совместно с Ахмедом Хараевым.
В 1919 году Цагов был приглашен в Нальчик редактором газеты «Адыге» («Кабардинец») на кабардинском языке. На русском языке эту газету редактировал Таусултан Шеретлоков. Вскоре Нури оставил газету и на его место был назначен Али Шогенцуков. После открытия Ленинского учебного городка Цагова пригласили преподавателем кабардинского языка. Вступил в члены ВКП (б) в 1930 году. В 1934 году Нури перевел на кабардинский язык и издал тиражом 4000 экземпляров учебник Попова по арифметике. Накануне своего ареста он успел сдать в издательство перевод сказки для детей «Васька, бабка и крольчиха» на кабардинский язык.
Но накануне ареста было созвано общее партийное собрание ЛУГа, где утвердили решение парткома об исключении Нури Цагова из рядов ВКП (б) и снятии его с работы как бывшего активного белогвардейца и передачи материалов в органы НКВД.
Так он оказался в застенках могущественного карате-льного органа. В течение более чем месяц чекисты сбились с ног, пытаясь подыскать криминальную подоплеку в поступках Цагова. Но эти попытки оказались тщетными. Уполномоченный особого отдела НКВД Озроков 13 марта 1935 года принял решение о прекращении дела в отношении Нури Цагова в связи с тем, что не удалось собрать доказательства подтверждающих подозрения.
Вскоре после этого Цагова не стало. Авторы биографии-ческих исследований не приводят сведения о месте и причине смерти Цагова. В беседе с автором данной книги дочь Нури Тамара рассказала следующее. В канун нового года Нури получил извещение о необходимости явки на совещание в Нальчик. Рано утром 31 декабря 1936 года он отправился пешком из села Кызбурун-3 в Баксан, с тем, чтобы попытаться автобусом поехат в город. В это время около него остановился грузовик с учениками ЛУГа. Они уговорили сесть в кузов автомашины и поезхать с ними в Нальчик. Цагов согласился, и в пути следования около села Чегем-1 случилась авария. От полученных травм Нури Цагов скончался. В этой истории немало загадочности. Во-первых, почему люди настоятельно требовали, чтобы он садился в этот грузовик, хотя Нури отказывался, боясь простудиться. Во-вторых, почему этому уважаемому человеку не предложили место в кабине шофера? Он стал жертвой доверчивости и простодушия. У него было немало завистливых людей.
Он отдал всего себя ради просвещения своего народа, ради прогресса и процветания родного края.
В своих благородных поступках Нури Цагов не был одинок. Его друзьями были Дымов, Катханов, Шеретлоков, Борукаев и другие. Еще в 1918 году, как утверждает Шеретлоков, он являлся организатором-редактором газеты «Кабардинец». Таусултан Шеретлоков одновременно являлся членом общества «Распространение образования среди кабардинцев и балкарцев». Со слов Цагова в этой газете сотрудничал и Али Шогенцуков, который печатал на ее страницах свои стихи. В 1920-1921 годах Али Шогенцуков являлся редактором вновь созданной газеты «Коммуна» на кабардинском языке.
Таусултан Алиханович Шеретлоков родился в 1884 г. в сел. Аушигер, Нальчикского округа. Работал вместе с Цаговым в Ленинском учебном городке. Проживал в Нальчике, улица Мало-Кабардинская, 28. Состав семьи: жена Маржан, дети: дочь Таужан-14 лет, дочь Равида-12 лет, дочь Ильмира-9 лет, сын Азретали-9 лет. Был он образованнейшим человеком, талантливым поэтом, педагогом, просветителем. О нем подробно написано в книге С. Алхасовой «Жизни и творчество Таусултана Шеретлокова».
24 февраля 1935 года Шеретлоков был допрошен по делу Нури Цагова. Через два года Шеретлоков подвергся аресту и расстрелу.
Такой же участи постиг и другой энтузиаст народного образования, просветитель и издатель, сподвижник Цагова,- Адам Гафарович Дымов. Постановлением пресловутой «тройки» он был казнен.
Так погасли светильники знаний и добра. Была ли возможность спасти жизнь этих замечательных людей? Да, можно и нужно было! Но это мог сделать только один единственный человек – секретарь Кабардино-Балкарского обкома ВКП(б) Бетал Калмыков. Одно его слово было достаточным, чтобы остановить карающую руку палача. Но он этого не сделал. Кабардино-Балкария потеряла великих своих сыновей.
КОГДА РУКОПИСИ ГОРЯТ…
(О Налоеве Жансохе)
Дайте мне шесть строчек, написанных
рукой самого честного человека, и я
всегда найду в них что-нибудь, за что
его можно повесить.
Кардинал Ришелье
В 30-ые годы 20 века писательскую организацию Кабардино-Балкарии возглавлял один из талантливейших мастеров пера Жансох Мурзабекович Налоев, сумевший объединить всех писателей республики в единую организацию. Налоев отличался большим человеколюбием, был добродушным, отзывчивым. Он являлся прозаиком, поэтом, драматургом и критиком. Человек жизнерадостный, среднего роста, светло-русый, в глазах которого отражалось голубое небо, Жансох всегда пользовался большим авторитетом в среде писательской братией.
Выдержки из характеристики, подписанной секретарем союза писателей Сосруко Кожаевым:
«Тов. Налоев в начале 1934 года и по настоящее время возглавляет Кабардино-Балкарское отделение Союза Советских Писателей, выполняя возложенные на него обязанности старательно и с большой любовью. Об этом говорят большие достижения писательской организации (рост писательских сил, рост советской литературы, создаваемой силами писателей автономной области на кабардинском, балкарском и русском языках, развитие критики и литературная учеба и т. д.). По инициативе Налоева и в результате долгих его стараний составлен и издан в Москве сборник «Писатели Кабардино-Балкарии». Тов. Налоев политически развит, хорошо и систематически работает над собой».
Так впервые в истории Кабарды и Балкарии была создана писательская организация. За короткое время писатели сумели выпустить 15 книг. Как талантливые писатели о себе заявили, Али Шогенцуков, Сосруко Кожаев, Залимхан Максидов, Пшикан Шекихачев, Азрет Будаев, Берт Гуртуев, Хабу Кациев и другие. Плеяда советских писателей организационно была сплочена вокруг Жансоха Налоева. Но это случилось не сразу и не просто. Литература должна была развиваться всегда и всюду и только по указанию партийного руководства. И писатели действительно пытались следовать директивным указаниям органов ВКП (б) «по вовлечению новых писателей с заводов, фабрик, из колхозов». С такой формулировкой бюро обкома ВКП (б) во главе с Калмыковым 4 апреля 1933 года приняло постановление по утверждению состава оргкомитета Союза писателей. В Кабардино-Балкарии писательская организация стояла в стадии становления. Председателем оргкомитета обком назначил Магомета Аубекировича Афаунова. В числе членов оргкомитета был и Жансох Налоев. Более чем через год, 9 августа 1934 года в Нальчике открылась первая организа-ционная конференция писателей Кабардино-Балкарии. Главными вопросами повестки дня были выборы правления писательской организации и выборы делегатов на Всесоюзный съезд писателей СССР. В формировании руководящего органа первой писательской организации Кабардино-Балкарии участвовали Бекмурза Пачев, Магомед Геттуев, Сосруко Кожаев, Мачраил Пшуноков, Алим Кешоков, Пшикан Шекихачев, Керим Отаров, Михаил Талпа. Председателем правления был избран Жансох Налоев. Вскоре руководству этой молодой организации писателей был нанесен сокрушительный удар.
Родился Жансох 15 декабря 1906 года в селении Старый Урух (Хатуей). В 1929 году окончил совпартшколу в Нальчике, затем обучался в Горском институте, располагавшем в Ростове. Работал в Нальчике и проживал с семьей по улице И.Арманд, 16. Семья: жена Анна Николаевна (урожденная Кирова), работала в Военторге. У Жансоха были четыре брата: Айтек, Пшимахо, Шумахо и Шупаго. Две сестры его Нагураш и Фатимат, братья, кроме Шупаго, жили в родном селе и трудились в колхозе.
Шупаго Налоев работал секретарем
Нальчикского горкома ВКП (б). Но спокойная трудовая жизнь Налоевых в одночасье кончилась. Они попали в опалу самому Калмыкову. Это был конец.
В разгар лета, 25 августа 1936 года в дверь квартиры Налоева постучал оперуполномоченный НКВД Харько и предъявил постановление об его аресте.
Ж. Налоев
Не было возбуждено уголовного дела в соответствии с законом, не было в наличии никаких комп рометирующих материалов. Но в руках НКВД был человек, и теперь нужно было подыскать под него «изобличающие» доказательства. На второй день после ареста, 26 августа, Налоева допросил оперуполномоченный Алексанриди. Эта была просто прелюдией к большому и трагическому спектаклю. При аресте были изъяты письма разные, рукописи Налоева и его блокнот с записями. Судьба этих рукописей неизвестна.
Шло время. Жансоха провокациям не поддавался, а собрать улик против него не удавалось. Вынуждены были продлевать сроки следствия до 16 октября, затем еще раз до 26 ноября 1936 года. Не нашли подходящего потолка, откуда можно было добыть доказательства. Допросы Налоева с пристрастием продолжались. Хранитель всех информаций НКВД Атанов 28 марта 1937 года выдал справку о том, что в отношении Налоева компроматов не имеется.
Следствие вели посменно различные оперуполно-моченные НКВД. Задача была в том, чтобы «расколоть» Налоева, заставить его принять версию следствия. Иначе было нельзя. Обратного хода из мест заключения не допускалось. Для арестованного всегда добывался необходимый атрибут доказательств. Налоев допрашивался 21 раз с применением шантажа, пыток! Оглашались ему показания тех соучастников «контрреволюционной организации», которые были уже сломлены.
Из досье по делу Налоева. Его допрашивают сразу два чекиста в тюрьме города Пятигорска 31 августа 1936 года.
— Дайте подробные показания о вашем брате Шупаго, где и когда он учился, где жил, чем занимался, вплоть до последнего времени? – спросил один из чекистов.
— В семье у нас было 6 братьев:
1). Иналуко – был убит в 1918 году в станице Александровской при невыясненных обстоятельствах.
2). Айтек – рядовой колхозник колхоза «Шекер», с. ст. Урух.
3). Пшемахо – работает там же колхозником.
4). Шумахо – был в партизанских отрядах в период гражданской войны. В 1927 году вступил в ряды ВКП (б). Работает парторгом в колхозной бригаде.
5). Шупаго и я – младшие из братьев. Шупаго старше меня на 6 лет, следовательно, он родился в 1900 году. До 1917 года был мобилизован в царскую армию. После 1917 года учился на кавалерийских курсах, служил в Красной Армии, руководил борьбой с бандитизмом в Урванском районе. Учился в Ленинском учебном городке, а затем до 1929 года работал секретарем Нальчикского окружкома ВКП (б). Вскоре обком отозвал его и работал в Нальчике в управлении леспромхоза завторгом. В 1930 году его избрали секретарем Нальчикского райкома ВКП (б).
— До революции ваш брат учился?
— Нигде не учился.
— Следствию точно известно, что до революции ваш брат учился в арабской школе. Почему Вы скрываете это обстоятельство?
— Мне известно только то, что Шупаго изучал Коран, где и у кого учился, детали мне неизвестны.
— Вам Шупаго, отец и братья не говорили об обстоятельствах службы Шупаго у белых?
— Нет, не говорили.
— Вы путаете и пытаетесь отделаться незнанием компрометирующих Шупаго обстоятельств. Вы не могли не знать всех деталей службы Шупаго у белых. Следствие требует от вас правдивых показаний.
— Повторяю, обстоятельства службы Шупаго у белых мне не известны.
— За что Шупаго сняли с работы в Мало-Кабардинском окружкоме партии в 1929 г.?
— Я не слышал об этом. Я в то время служил в армии.
— Когда Вы учились в Ленинском учебном городке?
— С сентября 1926 года по февраль 1929 года.
— К Шупаго в это время ходили?
— Редко ходил.
— Вы информировали Шупаго о своих троцкистских взглядах?
— Осенью 1927 года я зашел к нему на квартиру и просил осветить основные вопросы дискуссии, Шупаго разъяснил мне линию партии и оппозиции в вопросах о построении социализма в одной отдельно взятой стране, как основы дискуссии, при чем резко осудил оппозицию. Я поделился с ним своими сомнениями и колебаниями в вопросах о пролетарской культуре, сказав, что точка зрения Троцкого, отрицающего возможность создания пролетарской культуры в переходный период. Мне казалось, что точка зрения Троцкого правильной. Шупаго спросил: «значит, ты читаешь Троцкого»? Я ответил утвердительно, сказав, что его преподают у нас в школе. Он резко потребовал бросить читать Троцкого. После этой беседы я бросил читать Троцкого.
— Из вашей беседы с Шупаго, он мог сделать заключение о Вашей принадлежности к троцкизму?
— Вряд ли, ибо только за год до этого я пришел из деревни и слабо разбирался в политических вопросах.
— Вы из армии писали Шупаго?
— Посылал одно или два письма.
— О чем именно?
— Просил прислать деньги, сообщал, что демобилизуюсь.
— Что вас заставило идти к Шупаго, когда вас разоблачили в горкоме как троцкиста?
— Родственные отношения с одной стороны, авторитет старого партийного работника с другой. Решил ему объяснить, как ставится вопрос в горкоме обо мне и посоветоваться.
— Уточните, за каким именно советом?
— Знал, что в горкоме может быть решен вопрос об исключении меня из партии, и хотел испросить совета, как мне апеллировать.
— Порядок апелляции разве вам не знаком?
— Знаком.
— Зачем же вам понадобилось наводить справки об этом у Шупаго?
— Я не знал, пойдет ли решение горкома партии в Бюро обкома или нет.
— Вы путаете и говорите чепуху. Говорите прямо, за каким советом вы пошли к Шупаго?
— Я хотел у Шупаго спросить, как мне реагировать на поставленный в горкоме вопрос о моей принадлежности к троцкизму. Шупаго стал меня ругать за лишнюю болтовню.
Подобные допросы были частыми, продолжительными и издевательскими. Жансох Налоев по простоте своей души отвечал на вопросы открыто и, часто наивно. Но такие ответы не устраивали уполномоченных из НКВД. По этому они наступали грубо и настойчиво. Через три дня в том же Пятигорске устроили очередной допрос Налоева с пристрастием.
— Когда вас вызывали в горком ВКП (б) для беседы в связи с обменом партдокументов?
— Точно не помню, но в первых числах июля текущего года.
— К кому вы были направлены дежурным по горкому для беседы?
— К члену бюро горкома Боровицкому.
— О чем шла беседа?
— Боровицкий расспрашивал меня о недостатках работы партгруппы Областного издательства, о работе с сочувствующими, о стахановцах типографии, спрашивал о количестве писателей и литературного актива, о продукции писателей.
— Еще о чем беседа?
— Других вопросов Боровицкий мне не задавал. Только сказал, что следующая беседа со мной будет у секретаря горкома партии Донских.
— Когда вас вновь вызвали в Горком?
— Дня через два-три. Пригласили по телефону.
— К кому вызвали?
— К секретарю горкома Донских.
— До этого вы были направлены к члену бюро горкома товарищу Кащееву?
— К Кащееву меня никто не направлял.
— Вы говорите неправду. Точно известно, что вы были у него. Почему вы уклонились от беседы с ним?
— Ни с кем от беседы в горкоме я не уклонялся. Направления к Кащееву не получал.
— Вы опять говорите неправду. Отвечайте прямо, почему вы не пошли на беседу к Кащееву и 4 дня не являлись на вызовы в горком к нему?! – у опера иссякло терпение.
— Заявляю категорически, что к Кащееву я не вызывался,- ответил Жансох довольно спокойно.
— Что вы рассказали секретарю горкома о своей принадлежности к троцкизму?- спросил следователь, будь-то, данный вопрос оспариванию не подлежал.
— О своей принадлежности к троцкизму я ничего секретарю горкома не говорил, ибо организационно с троцкизмом я не был связан. Беседа закончилась быстро, так как Донских спешил на заседание бюро. При вторичной беседе, дня через три-четыре, я рассказал секретарю горкома, что, учась в Ленинском учебном городке, я читал «1905 год» Троцкого, в связи, с чем у меня появилось сомнение относительно теории перманентной революции. Дальше секретарь горкома спросил меня, знал ли я Васильева. Я ему ответил, что он является анархистом-максималистом. Позднее Васильев в органах НКВД рассказал, что я являюсь троцкистом. Об этом я узнал в 1933 году после вызова меня в НКВД. Затем секретарь горкома спросил меня, знаю ли я кого из троцкистов. Я ответил отрицательно. На этом беседа закончилась, при этом он сказал, меня еще вызовут.
Следователь не перебивал Налоева, который говорил много и монотонно. Но его рассказ мало интересовал чекиста. Когда Жансох умолк, тот спросил:
— По чьей инициативе возник разговор о вашей принадлежности к троцкизму при беседе в горкоме партии?
— Разговор возник так, — лениво протянул Налоев, — секретарь горкома спросил меня, какие книги я читал из классиков марксизма. Я перечислил. Потом он вдруг спросил, читал ли я Троцкого. Я ответил утвердительно и назвал произведения Троцкого «1905 год» и «Литература о революции». Я рассказал об этом прямо и открыто.
— Вы опять говорите неправду. В связи, с чем и при каких обстоятельствах на самом деле вы рассказали в горкоме о своих троцкистских заблуждениях?
— Я рассказал обо всем последовательно и правдиво. Весь разговор происходил именно так, как я показал.
— Сколько раз вас вызывали в горком?
— Четыре раза.
— Перечислите, когда именно, к кому и в связи с чем?
— Все происходило в первых числах июля, числа не помню, — Жансох повернулся в строну графина с водой, стоявшего на верху массивного сейфа. У него во рту все пересохло, мучила жажда. Голода уже не чувствовал, ему нестерпимо хотелось пить. Следователь понял ситуацию, но подать воду жаждущему он не собирался. – Первый раз вызывался, — с трудом продолжал Налоев, — для заполнения регистрационной карточки. Второй раз, дня через два или три, к члену бюро горкома Боровицкому для беседы. В третий и четвертый раз к секретарю горкома.
— Вам показывали при беседах в горкоме протокол вашего допроса в Ростове в1933 году, уличающего вас в принадлежности к троцкизму?
— При беседах в горкоме мне не показывали этот протокол. Секретарь горкома зачитал данный протокол на заседании бюро, когда решался вопрос о моем исключении из партии.
Ответы на вопросы не понравились чекисту, он был раздражен. Налоева увели, так и не получив драгоценного глотка воды. Он знал уже, что его снова подвергнут более унизительному и тяжкому допросу. Он еще не был сломлен. Но чекисты были уверены в своей победе. В их арсенале достаточно инструментов для этого.
До того как был арестован Жансох Налоев, горком партии, не располагавший никакими достоверными фактами, поспешил опередить события и дать оценку личности писателя.
Выписка из протокола заседания бюро Нальчикского
горкома ВКП (б) от 11 июля1936 года, § 24.31
«О Налоеве» (докладчик т. Донских):
« Налоев Жансох Мурзабекович, кандидат в члены ВКП (б) с ноября 1931 года, кабардинец, по соцположению служащий, образование среднее, партвзысканий не имеет, работает председателем областного правления Союза Советских писателей.
Налоев, будучи слушателем совпартшколы, при Ленинском учебном городке, в 1928 году примкнул к взглядам Троцкого по вопросам о теории перманентных революций и возможности пролетарской культуры в переходный период. Свои троцкистские взгляды по этим вопросам он высказывал в узком кругу, оставаясь неразоблаченным.
Налоев в 1930 году, находясь в Красной Армии, так же обсуждал эти вопросы с анархистом Васильевым, который предлагал Налоеву примкнуть к группе анархистов, на что Налоев ответил: «если мне вступить в какую-либо группу, то лучше пойду к троцкистам». В армии Налоев знал троцкистов Ермолаева-старшину роты, знал сочувствующего троцкизму писателя Малафеева.
Перечисленные факты самим Налоевым указаны в его показании и им подписаны. В беседе он заявил, что он и сейчас имеет переписку с Малафеевым.
В разборе дела на бюро горкома Налоев заявил, что он разделял взгляды Троцкого, но это была его ошибка, в то же время он никогда ни письменно, ни устно о своих ошибках не заявлял, от троцкистских взглядов не отмежевался, наоборот всячески скрывал последнее время свои взгляды. Все этот говорят о явном двурушничестве Налоева, оставшегося в партии, как не разоблаченного троцкиста.
Бюро ГК ВКП (б) постановляет:
НАЛОЕВА Ж.М., кандидата в члены ВКП (б), как троцкиста, двурушника, оставшегося не разоблаченным, и скрывшего свои троцкистские убеждения и знакомство с троцкистами Ермолаевыми и Малафеевым, с последним имеет переписку, из рядов ВКП (б) исключить.
Секретарь ГК ВКП (б) (Донских)».
Характерно отметить, что все то, что изложено в приведенном постановлении горкома в преувеличенном виде стало известно только со слов самого Налоева. Ничего он не стал утаивать, и все рассказал, как это было в обычных бытовых разговорах. Эти разговоры были простым суждением и никак не являлись его убеждением или инакомыслием. Не найдя других «грехов», карательные органы, включая туда и горком и обком партии, стали насильственным путем внушать Налоеву, что он неисправимый троцкист от рождения.
Десятый по счету допрос приходилось на 9 января 1937 года. Тоже в Пятигорской тюрьме. В кабинете было довольно прохладно. Следователь, не снимая полушубка, занял свое место за письменным столом. Тут же приступил к допросу в привычной для него манере.
— Уклонившись от дачи исчерпывающих показаний о своей активной контрреволюционной деятельности в Ленинском учебном городке в период с 1926 по 1928 год, и отказываясь от дачи показаний, по существу проводимой Вами контрреволюционной троцкистской деятельности в последующие годы Вы полностью изобличили себя как контрреволюционного двурушника. Вы пытаетесь обмануть следствие, — чекист сделал паузу и колючим взглядом посмотрел на сникшего Жансоха. – Известно, что Вы в период с 1932 по 1933 год, будучи аспирантом Горского научно-исследовательского института, в Ростове н.д., прово-дили активную контрреволюционно-троцкистскую работу. Требую дать показания по этому поводу.
— Никакой контрреволюционной работы в Ростове я не проводил.
— Если вы настаиваете на своем ответе, подпишите его,- следователь повернул листок протокола и подал Налоеву ручку, предварительно, мокнув его в чернильницу.
После того, как Жансох поставил свою подпись под свой ответ на заданный вопрос, чекист снова возник:
— Ваше запирательство бесполезно! Точно установлено, что вы, будучи в Ростове, вели активную контрреволюционную работу и вам еще раз предлагается дать правдивые показания по этому поводу.
— Повторяю еще раз, что никакой контрреволюционной работы в Ростове я не проводил,- ответил Жансох своим простуженным голосом.
— Кого из троцкистов вы знали в бытность вашу в Ростове?
— Аспирант Цораев говорил, вроде профессор Владимиров бывший троцкист.
— Дайте подробные показания об известной вам троцкистской деятельности профессора Владимирова.
— Я уже отвечал, что знаю только со слов Цораева, устало посмотрел Жансох на уродливого следователя. — Некоторые другие товарищи тоже говорили, что Владимиров в Москве был троцкистом. О его троцкистской деятельности в Ростове мне ничего неизвестно.
— Как часто вы встречались с Бейтоковым Магометом, и какие политические темы обсуждали?
— Знаю Бейтокова и, встречаясь с ним, никогда на политические темы с ним не разговаривали,- ответил Жансох, не совсем понимая, куда следователь клонит.
— Вы даете ложные показания. Следствию точно известно, — резко спросил чекист, делая ударение на слове «точно», — что вы при встречах неоднократно вели разговоры на политические темы. Требуем дать правдивые показания по данному поводу.
— Повторяю, что с Бейтоковым никогда беседы на политические темы я не имел.
Налоев поставил свои подписи везде, где чекист ему указывал.
Как ни старались деятели из НКВД, нужного закрепления выдвинутых версий не получалось. Выискивали новых «врагов народа», которые могли бы «изобличить» не сговорчивого и не податливого Жансоха Налоева. Для этих целей неоднократно и с пристрастием допрашивали преподавателя Ленинского учебного городка Анну Михайловну Перновскую. На нее давили, пытали, шантажировали, обвиняли в контрреволюционной деяте-льности. Вот эпизоды «беседы» Перновской со следователем 11 декабря 1936 года.
— Вы признаете, что на допросе от 10 декабря с.г. вы пытались дать следствию ложные показания, сделав заявления о том, что якобы совершенно не преподавали историю ВКП (б) в группе, где учился Налоев?
— Нет, не признаю,- гордо ответила Перновская.
— В своем запирательстве вы доходите до абсурда. В каких целях вы продолжаете давать следствию ложные показания? Следствию точно известно, что на занятиях вы систематически протаскивали троцкизм. Вы это подтверждаете?
— Отрицаю категорически.
На этом месте допрос приобретает странный оборот. В ход допроса подключается Налоев, и объявляют о переходе на очную ставку. Попытки столкнуть бывшего слушателя учебного городка и преподавателя не увенчались успехом. Попытки пыткой продолжалось. Велико было желание любой ценой понудить Перновской «изобличить» Налоева. 27 декабря Перновскую вызвали на очередной допрос.
— В своих предыдущих показаниях о контрреволюционной деятельности Налоева вы скрывали все известные вам факты его контрреволюционной работы. Требуем правдивых показаний! Показывайте!
— Кроме данных мною показаний дополнить ничем не могу, так как в памяти об этом у меня не сохранилось никаких воспоминаний.
— Неправда!- заорал следователь, и свой мощный кулак опустил на стол, от чего чернильница подпрыгнула и перевернулась. – Вам многое известно. Прекратите запирательство, и дайте правдивые показания!
— Никакого запирательства я не проявляю. Многое просто не могла вспомнить, — занервничала свидетель (то бишь обвиняемая). Видимо прием чекистов было настолько нестерпимым, и Перновская сдалась, стала поддерживать позицию следователей. – Я сейчас вспомнила…
— Говорите!
— Помимо устраиваемых Налоевым читок выдержки из платформы Троцкого, он, будучи одним из самых высокомерных и недисциплинированных студентов совпартшколы, проявлял себя как троцкиста. Отстаивая своих троцкистских определений, оперировал произве-дениями Троцкого, имея их под рукой. Лично я на уроках не видела у Налоева таких книг…
Это был не последний допрос Перновской. За ним последовал еще и еще, в том числе и на очных ставках с Налоевым. Были допросы под пыткой и других «соучастников» террористической организации. Так, после многочисленных темпераментных допросов от обвиняемого Магометмурзы Бейтокова добились «признания». 13 декабря 1936 года его допрашивал начальник Чегемского райотдела НКВД сержант Левченко:
— Покажите, были ли случаи использования в контрреволюционных целях кабардинской газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» другими лицами помимо вас, привлекаемых вместе с вами?
— Да, такие случаи были. Я помню, как в 1935 году, кажется в июне, ко мне в редакцию пришел Жансох Налоев, который просил напечатать его стихотворение, которое носило явно контрреволюционный характер.
— Поясните сущность этих стихов.
— В этом стихотворении Налоев описывал случай хищения девушки, причем, все стихотворение было составлено в духе, восхваляющем дореволюционный быт, и бросало тень на современный советский быт.
— Почему именно к вам обратился Налоев с предложением напечатать контрреволюционный стих?
— Он рассчитывал на мое согласие поместить их в газете. Я возвратил ему его стихи и предупредил, что оно носит прямой контрреволюционный характер и печатать в газете нельзя.
— Как ответственный редактор газеты, вы поставили об этом обком ВКП (б) и облисполком?
— Нет, я не поставил их в известность о попытке Налоева напечатать контрреволюционный стих в газете.
— Почему Налоев рассчитывал на ваше согласие поместить в газету контрреволюционные стихи?
— Потому что Налоев знал, без моего разрешения его стихи не могут быть помещены в газету.
Так продолжалось много дней и ночей, пытаясь уличить Налоева в совершении страшных государственных преступлений.
Вот настал и день расплаты за свою искренность, и чистоту морали. 25 июля 1937 года в Нальчике проходило скоротечное заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного Суда СССР. Перед очами большевистского «правосудия» один на один оказался Жансох Налоев. Нет прокурора, нет защиты, нет и свидетелей. Так положено было по уставу псевдо демократии. Для чего было записано в Конституции РСФСР (статья 115) о том, что обвиняемому обеспечивается право на защиту, остается непонятной. В любом государстве конституция имеет высшую юридическую силу. Но это только в нормальном, цивилизованном государстве. В диком Советском Союзе слова с делами никогда не сходились и конституционные нормы никогда не соблюдались.
Трибунал без всякого разбирательства дела признал вину Налоева установленной и, безусловно, доказанной. Это заключалось в активном его участи в «контр-революционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, совершившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство С.М. Кирова, и подготавливавшей в последующие годы другие террористические акты против видных деятелей партии и правительства». В приговоре не приведен ни один аргумент для обоснования виновности Налоева в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-8 и 58-11 Уголовного кодекса РСФСР.
Приговор: высшая мера наказания – РАССТРЕЛ, с конфискацией всего ему принадлежащего имущества. Приговор был окончательным без права на его обжалования и подлежал. В тот же день приговор приведен в исполнение.
Так погасла еще одна восходящая звезда кабардинской литературы.
По протесту Главного военного прокурора СССР Военная коллегия Верховного Суда СССР 9 августа 1957 года постановила: «приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 25 июля 1937 года в отношении Налоева Жансоха Мурзабековича ОТМЕНИТЬ и дело на него прекратить за отсутствием состава преступления».
Реабилитирован и его брат Шупаго, подвергнутый в 1937 году репрессиям по стандартному и надуманному обвинению. Безвинно пострадала и жена Шупаго — Мария Батоковна. Она была арестована вслед за мужем и находилась под стражей в ожидании своей участи около семи месяцев. За это время ее терзали, истязали многочисленными допросами, угрозами. Ее обвинили в том, что у них на квартире собирались вместе с мужем Водахов, Бетрозов, Борукаев и другие лица, якобы проводившие контрреволюционные совещания. Мария не могла подтвердить то, чего на самом деле не было. В июле 1937 года ей объявили, что она осуждена «особым совещанием» к пяти годам лагерей. Мария отбывала наказание на Колыме.
Константин Борисович Сундеев, работавший зав. сектором истории Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института, затем в облОНО, был арестован 9 февраля 1937 г. за антисоветскую пропаганду и участие в контррево-люционной организации. Сундеев был еще и поэтом, переводчиком. В 1936 году была выпущена открытка агитационного содержания. Она призывала к сбору средств на строительство санатория имени Калмыкова. Содержание текста на открытке, автором которого был Сундеев, признали оскорбительным для вождя компартии Кабардино-Балкарии. Ему еще припомнили сборник стихов «Голубая осень», изданная им в в 1935г. Его признали идеологически не выдержанным, и тираж был конфискован. Автора исключили из рядов партии и арестовали. В тот же день , 9 февраля, Сундеева допрашивал Юдин.
— Расскажите о своих близких знакомых, прозвучал стандартный вопрос.
— Жансох Налоев, Михаил Талпа, Али Шогенцуков, Мачраил Пшуноков,- начал перечислять Сундеев.
Его спросили относительно арестованного Налоева, и он ответил:
— Налоев Жансох – один из культурных националов, хорошо развит, начитан, талантлив. Он давал высокую оценку писателям Леонову, Горькому, Пришвину. Маяковского называл «поэт-публицист», но художником не считал. Тургенева ставил выше других. Талпа дружил со всеми. В 1934 году по его просьбе я переводил стихи Али Шогенцукова. В 1936 году Талпа еще раз попросил и я перевел стихотворение Шогенцукова «Золотая гора». Али был талантливым поэтом.
Из показаний самой Марии Батоковны Налоевой от 13 апреля 1956 года:
Допрашивали меня, как правило, ночами. Привозили
меня из тюрьмы вечерами примерно, в 8-9 часов, и держали в кабинете на допросе до утра, а«затем увозили в тюрьму.
На допросах относились ко мне очень грубо, ругали нецензурной бранью и заявляли, что, если я не признаюсь-буду, уничтожена.
Больше всего в этом отличался
Антонов».
У Жансоха Налоева осталась дочь Лилиана, которой в марте 2003 года
Исполнилось 70 лет. Она закончила
ГИТИС в Москве. Затем жила в кино-
Душанбе со своей матерью и работала режиссером на Таджикском телеви-дении. Ей присвоено высокое звание
Заслуженный деятель искусств
Таджикистана.
Лилиана Налоева
Имя Жансоха Налоева, создателя писательской организа-
ции Кабардино — Балкарии должно быть востребовано. Никто не должен забыть, ничто не должно быть забыто.
ДВАЖДЫ ПРИГОВОРЕННЫЙ
(о Люне Агзагове)
Жестокость есть всегда результат
страха, слабости, трусости.
К. Гельвеций
В первую волну тотальных политических репрессий попал ничем не примечательный человек, далекий от политических процессов тех времен, малограмотный Люн Увжукович Агзагов. Он пал жертвой страха власти предержащие перед своим народом.
Родился Люн Агзагов в 1888 году в селении Нартан, Нальчикского района в семье крестьянина бедняка. Их было три брата: Маш, Люн и Цика. Все они служили в Красной Армии с 1918 года. Братья принимали активное участие в обороне Терской республики от нашествия войск Серебрякова. Позже Люн возглавлял отряд народной милиции, служил в НКВД.
Проживал Люн Увжукович со своей семьей в Нальчике по улице Карашаева, дом № 60. Работал в последние годы заготовителем мясокомбината и едва умел считать деньги. Являлся членом ВКП (б) с 1931 по 1934 год. Потом его исключили из партии во время чисток за то, что имел в хозяйстве небольшую мельницу. Правда, Люн был двоеженцем. Первая — Блина Агзагова проживала в Нартане с двумя детьми. Вторая — Шарифа Шебзухова, с которой он проживал в Нальчике. Был так же, судим в 1923 году за взятку и присвоение чужого имущества. Его приговорили тогда к расстрелу, но потом каким-то образом смертная казнь была заменена пятью годами лишения свободы. В конечном итоге, оказалось, что он вовсе не был ни в чем виновен и оправдан.
Но Люн, хотя и страдал малограмотностью, не был простаком. Слыл деловым человеком, имел много знакомств. Последнее обстоятельство сыграло роковую роль в его судьбе. Агзагов оказался подходящей кандидатурой для козла отпущения. Ему была отведена роль изобличителя знакомых во всех смертных грехах. Поздно вечером 4 ноября 1936 года за ним пришли из НКВД и увели под дулом пистолетов. Увели навсегда. Утром 5 ноября его подвергли предварительному допросу, вроде разведки боем. Но Люн еще не знал и не мог предположить, то, что его ожидало в застенках НКВД. Хотя в счетах денег он был мастак, а в политике был полным профаном. Без возбуждения уголовного дела (и не собирались этого делать), Агзагова сразу же оглушили обвинением в совершении страшных преступлений.
Составленная лейтенантом госбезопасности УГБ УНКВД КБАССР фабула обвинения гласила:
«Являлся участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической орга-низации, осуществившей в 1934 году 1 декабря злодейское убийство С.М. Кирова и подготовлявшей в последние годы террористические акты против руководства ВКП (б) и Советского правительства.
Обработал на роль физических исполнителей терактов трех человек и создал две террористические группы. Организовал покушение на секретаря обкома ВКП (б) и руководил работой физических исполнителей терактов, т.е. совершил преступления, предусмотренных статьями 58-8 и 58-11 УК РСФСР».
Так, простой заготовитель мясокомбината превратился в закоренелого террориста, чуть ли не убившего самого Кирова. Чтобы заставить его принять изложенную версию обвинения и подписать нужные показания, Агзагов допрашивался 26 раз! Надо полагать, это были вовсе не дружеские беседы. О том, как проводились такие допросы, какие методы применялись, будет описано ниже в других разделах. Агзагов не ведал, кто такие Троцкий и Зиновьев и что такое троцкизм, контрреволюция.
Возникает резонный вопрос, если выдвинутое обвинение доказано, зачем нужно было допрашивать человека 26 раз?! Причем, допросы велись не в течение года, а за два месяца: с 10 ноября 1936 по 13 января 1937 года. Это не считая допросы на очных ставках. Дело в том, что Агзагов был хорошо знаком с известным революционером, государственным и общественным деятелем Кабардино-Балкарии Хабалой Бесланеевым. Его необходимо было «изобличить» как врага народа и одним из инструментов для осуществления такого злодейского замысла должен был стать безобидный Люн Агзагов.
В обвинительном заключении утверждается, что в начале 1936 года, будучи обработан одним из руководителей контрреволюционной организации Хабалой Бесланеевым, Агзагов примкнул к этой самой организации. Это должен был подтвердить сам Агзагов. Он долго упирался, не понимая, что происходит, и что от него хотят. Постепенно принудительно внушили ему и, в конце концов, сдался. К этому времени Бесланеев уже был взят под стражу.
Так, 6 января 1937 года, после многочисленных экспериментальных обработок, Агзагова снова призвали к допросу, но уже в усиленном составе чекистов. Его допрашивали: начальник УНКВД по КБАССР капитан Николай Антонов, начальник 3-го отдела УНКВД лейтенант Белинский, с участием заместителя прокурора КБАССР.
— Прекратите упорство, дайте правдивые показания о проводимой Вами контрреволюционной работе, — прозвучал грозный голос начальника УНКВД.
— Я понял, что органы НКВД знают все о проводимой мною и другими лицами контрреволюционной работе. Вижу, что запираться бесполезно. Я решил сознаться и дать правдивые показания о своем участии в контррево-люционной террористической организации.
Любому здравомыслящему понятно, что такие записи не могли быть сделаны со слов безграмотного, далекого от политики Агзагова. Более того, он не мог давать показания на русском языке и в качестве переводчика участвовал подчиненный Антонова младший лейтенант госбезопасности Кумахов. Это было недопустимо, тем более он не был предупрежден об ответственности за заведомо ложный перевод. Бедный Агзагов не понимал, что ему переводят, и что он подписывает. Чекистам и не нужно было, чтобы Люн что-то понимал. Им нужна была его подпись. Они ее получили.
В тот же день, 6 января, Люна снова допрашивают трое чекистов во главе с Антоновым, как говорится, по горячим следам. Но здесь уже не присутствует переводчик! Агзагов подписывает безропотно все листы заранее составленного протокола. В нем записано:
— Следствием установлено, что вы являлись участником контрреволюционной террористической организации, подготавливавшей убийство секретаря Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б) Калмыкова. Признаете себя в этом виновным?
— Да. Я понял, что дальнейшее запирательство бесполезно, поэтому решил дать правдивые показания о своем участии так же об участии других известных мне лиц в контрреволюционной террористической организации, подготавливавшей убийство Калмыкова.
— Когда эта контрреволюционная террористическая организация возникла, и кто ею руководит?
— Контрреволюционная террористическая организация по подготовке убийства, участником которой я являюсь, возникла в начале 1936 года. Идейными руководителями и организаторами являются Бесланеев Хабала, Кокожев Ахметхан, Максидов Казгери.
Дальше идет подробная характеристика всех «участников» террористической организации, о роли каждого в осуществлении плана убийства Калмыкова. Как потом показал один из жертв репрессий, чтобы убить Калмыкова не нужно было никаких планов, он всегда ходил свободно и везде без охраны. Если кто намеревался его убить, то это могли сделать легко и быстро. Следовательно, версия об убийстве Калмыкова и создания для этого широкой сети террористической организации была плодом фантазии чекистов. Это было необходимо для оправдания проводимых широко — масштабных политических репрессий.
Допросы Агзагова были ежедневными и по нескольку раз в день. В орбиту контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации включались, все новы лица. Были попытки связать с данной организацией и представителей балкарского народа через Агзагова.
После многомесячной юридической возни небезызвестный Белинский с согласия Кащеева составил обвинительное заключение и 26 июля 1937 года Антонов его утвердил. В тот же день состоялось в Нальчике закрытое судебное заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного Суда СССР. Без всякого раздумья суд приговорил Люна Увжуковича Агзагова к РАССТРЕЛУ. В тот же день он был казнен.
Та же коллегия, но в другом составе и в другой обстановке в Москве, спустя много лет, вынесла свое определение по протесту военного прокурора СССР и прекратила дело Агзагова за отсутствием в его действиях состава преступления. Правда восторжествовала, но от этого Люну Увжуковичу Агзагову легче не стало. Готовя настоящую рукопись, автор обращался к близким родственникам Люна Увжуковича с просьбой встретиться и помочь в получении дополнительных сведений о нем. К сожалению, они не откликнулись. Но память о нем не должна забыта. Люн стал жертвой большевистского террора. У него отняли самое дорогое-жизнь.
ЗА БЫВШЕГО ПРОКУРОРА ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО
(о Хабале Бесланееве)
Я всякую беду согласен перенесть,
Но я не соглашусь, чтоб
пострадала честь.
П. Корнель
О Бесланееве многое написано. Его именем названы улицы. Среди плеяды пламенных революционеров, искренне поверивших большевикам, особое место занимает Хабала Жанхотович Бесланеев.
Родился он в 1886 году в селении Урожайное (бывшее Абаево), Терского района, КБАССР. Учиться начал с 10 лет в станице Павлодольской, Ставропольского края, куда его определил отец. Спустя три года, когда Хабала уже научился русскому языку, отец перевез сына в станицу Екатериноградскую, Прохладненского района. Здесь Хабала учился в школе и жил у друга семьи Ивана Бокаева. Когда он вернулся домой, как наиболее грамотного, Бесланеева назначили писарем при сельской управе. В 1907 году Хабалу перевели в участковый центр, располагавшийся в селении Ахлово (ныне Нижний Курп Терского района), где он стал работать переводчиком Мало-Кабардинского участка. Видя подозрительное к нему отношение со стороны руководства, Бесланеев перебрался в 1912 году в Моздок и устроился переводчиком в суде. В 1918 году после провозглашения советской власти в Кабардино-Балкарии Хабала Жанхотович вошел в состав Нальчикского окружного Совета. Бетал Калмыков ценил Бесланеева и считал его своим верным соратником. В том же году Хабале поручили должность заведующего административным отделом Нальчикского окриспокома. В 1919 году, в период политической неразберихи на Северном Кавказе и постоянной борьбы между большевиками и их противниками, Бесланев оказался в стане Северо-Кавказского эмирства, которое возглавлял правительство имама Узун-Хаджи. Бесланеев в этом правительстве занимал пост министра внутренних дел. После падения правительства Узун-Хаджи, Хабала вернулся в
Х. Бесланеев с сыновьями Крымом,Залимханом,
Султаном и Анатолием.
1931 г.
Нальчик, где в 1920 году занял пост заведующего внутренним отделом облисполкома. Одновременно был членом ревтрибунала. С 1926 года являлся председателем Нагорного, затем Мало-Кабардинского окрисполкома. В эти тяжелые годы Бесланееву поручалось самые трудные участки работы, с которыми успешно справлялся. В 1929 году ему поручили весьма сложный участок: борьба с преступностью. Он назначается прокурором Кабардино-Балкарской автономной области.
С 1931 года по день своего ареста Хабала Бесланеев занимал ответственную должность, имеющую важное стратегическое значение для экономики области. Он возглавил отделение «Севкавснабсбыта» и был директором леспромхоза. Обо всем этом написано в книге У. Улигова и Д. Шабаева «За власть Советов» (г. Нальчик, 1987 г.).
Но авторы боязливо умолчали о дальнейшей судьбе этого незаурядного человека. Они, безусловно, знали подробности последующих трагических событий. Авторы упомянутой книги поместили на первой же странице портрет Бетала Калмыкова, главного виновника в уничтожении преданных народу людей. Далее в книге краткие сведения отдельных лиц, ставшие жертвами культа личности. Имя Калмыкова довлело над авторами, и, очевидно побаивались (и не без оснований) главного хранителя калмыковщины. Тени приверженцев коммунистического тоталитаризма до сих пор витает над нами. Тогда правду о Бесланееве и многих других, безвинно убиенных не узнал народ. Этого не желает кое-кто и сейчас.
С 10-го по 14 июня 1938 года в Нальчике проходила ХV Кабардино-Бпалкарская областная партийная конфренция под председательством самого Калмыкова. После его доклада начались прения, где выступавшие клеймили позором врагов народа. Например, изощрялся секретарь обкома ВЛКСМ Наков, стараясь угодить сваему партбогу:
«Враги народа троцкистско-бухаринскик агенты фашизма, буржуазно-националистические банды Водахова, Бесланеева и др., старались отобрать счастливую радостную жизнь Кабардино-Балкарского народа, но не удалось и не удастся отнять завоевание народа, они, фашисты, изменники родины, получили по заслугам от карающей руки советского народа».
Безусловно сами выступающие понимали, что народ здесь ни причем, что основным компонентом разговора с народом была кара властей.
В 1935 году Хабалу исключили из рядов партии, оставив на работе. Это был предвестник бури, которая скоро грянула.
Сразу же после Нового года, 2 января в зловещем 1937 году, чекисты из калмыковской команды пришли к Бесланееву и увезли его в неизвестном направлении. Проживал тогда он в Нальчике, улица Революционная, 8. Дома остались жена Сара Магометовна. Дети: Крымсултан, Залимхан, Султан и Алимурза. Самому старшему Крымсултану было 23 года.
Арест Бесланеева, конечно же, не мог быть осуществлен без согласия на то Калмыкова. Этому предшествовало гонение в стиле коммунистического режима. Обвинение было стандартным:
«Являлся участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществи-вшей 1 декабря 1934 года убийства С.М.Кирова и подготовившей в последующие годы террористические акты против руководителей ВКП (б) и советского правительства. Являлся одним из руководителей, созданной по прямому указанию врага народа Зиновьева, троцкистско-зиновьевской, националистической, террористической и диверсионно-вредительской организации, действовавшей на территории Кабардино-Балкарской АССР».
Бесланеева пытались заставить согласиться с выдвинутой версией обвинения. Но он не мог подтвердить, то чего в помине не было и не могло быть. Следствие вели известные «кольщики», умеющие выколачивать признания у любого арестованного. Достаточно назвать некоторые цифры изуверских действий чекистов. Бесланеева за период с 3 января по 20 марта 1937 года допрашивали 63 раза! Из них на очных ставках 16 раз! Допросы вели круглосуточно. Например, его допросили 5 марта три раза по нескольку часов, 10 марта-4 раза. По данному делу заготовителя Агзагова, о котором писалось выше, допрашивали 11 раз! Очную ставку между Агзаговым и Бесланеевым проводили 7 раз.
Из рапорта начальника 1 отделения 4 отдела УГБ НКВД КБАССР сержанта Никифора Федотовича Нестеренко от 19 ноября 1938 года:
«Как обычно Антонов и Кащеев мне давали указания «разработать», «учесть»…Однажды в 1936 году Кащеев меня упрекнул, что я собираю материалы на коммунистов, ответработников, не разрабатываю кулаков. Упрек воспринял, как указание и начал «искать» кулаков в колхозах. Калмыков созывает пленум обкома и начинает «разоблачать» Бесланеева, Максидова, Кишева. Их арестовываем. Антонов и Кащеев дают установку, во что бы то ни стало выйти на террор. Первые показания дает арестованный Люн Агзагов, который показывает: «Мы хотели убить Калмыкова».
После этого начали давать показания остальные, и все показывают об убийстве Калмыкова, 2-3 человека в своих показаниях о терроре, упоминают фамилию Ворошилова. Теперь становится ясным, все это ловко было подтасовано авторами-редакторами протоколов Кащеевым, Спиридоничевым и Белинским. На допросах главных обвиняемых Максидова, Бесланеева и других присутствовал Калмыков, лично сам допрашивал их, обещая «договориться в Москве о сохранении им жизни, если расскажут правду.
Нередко в протоколах допроса Кащеев и Белинский делали приписку: и высказывали террористические намерения по адресу Калмыкова».
Нестеренко, тот человек, досконально знавший всю эту чекистскую кухню, где работал не посудамойщиком. Нестеренко был официально допрошен 16 марта 1939 года. В частности он показал:
«Большинство обвиняемых не сопротивлялись и подписывали показания, но как только обвиняемый отказывается подписывать, я вместе с ним шел к Кащееву или Спиридоничеву, где последние убеждали и добивались, подписание протокола… Я видел, что взятые мною показания обвиняемых подтасовываются, но об этом молчал».
Он же на допросе 29 марта 1939 года констатировал следующие вопиющие факты беззакония:
«На допросах Бесланеева, Максидова, Амшокова и ряда других присутствовал Калмыков, причем к допросам допускался ограниченный круг лиц. Дело буржуазно-националистической организации было сфальсифицировано по заданию Калмыкова. Показания о подготовке террори-стического акта на Калмыкова от каждого арестованного вымогались. Начальник Краевого Управления НКВД в начале 1937 года проводил инструктивное совещание в Кабардино-Балкарии с сотрудниками, проводившими следствие. Он дал установку, что арестованных нужно допрашивать «конвейером». Конвейер применялся ко всем обвиняемым. Люди арестовывались по одному показанию кого – нибудь из арестованных и от каждого, независимо от степени виновности, требовали показания о том, что как готовился террористический акт над Калмыковым».
Показания Нестеренко не единичный факт разоблачения большевистских методов уничтожения безвинных людей. Так, 18 июля 1939 года на допросе бывший сотрудник того же ведомства, коллега Нестеренко, Евгений Степанович Коммель свидетельствовал:
«Дело Водахова, Бесланеева и других сфальсифицировано Антоновым, Кащеевым, Спиридоничевым, Белинским и Калмыковым… Обстановка была жуткая. Целыми сутками в кабинетах стоял шум, а начальство ходило по кабинетам и подбадривало: «жми, жми, завтра он начнет говорить». Они обрабатывали каждого арестованного перед выходом в суд. Антонов ставил в пример «обработку» арестованных Кащеевым и Белинским (Бесланеева и Афаунова). За фальси-фицированные дела впоследствии получили ордена Кащеев, Белинский и Антонов».
На второй день после ареста, 3 января 1937 года, начальник особого отдела УНКВД лейтенант Белинский приступил к допросу Бесланеева:
— Вы служили у «белых»?
— Да, служил.
— Когда и где?
— В конце 1919 года в слободе Ведено.
— Ваш чин в белой армии?
— Мой чин был генерал-майор.
— Ваша должность?
— Министр внутренних дел Северо-Кавказского эмиратства.
— В боях против «красных» участвовали?
— В боях против «красных» я никогда не участвовал. Северо-Кавказское эмиратство, в котором я служил генерал-майором, боролось с регулярными войсками белой армии генерала Деникина. Эмиратство не хотело допустить к себе армию Деникина.
На следующий день тот же Белинский стал донимать Бесланеева по поводу даты, когда ему подарили пистолет.
— Вы утверждаете, что пистолет системы Коровина № 42419 Вам подарил Аубекир Маремуков в октябре 1936 года?
— Да, утверждаю.
— Ваши показания не соответствует действительности. Следствие требует дать чистосердечные показания!
— Я показываю правду.
— Чем вы можете подтвердить, что пистолет системы Коровина № 42419 Вам подарил Аубекир Маремуков в октябре 1936 года?
— Это могут подтвердить сам Маремуков и мой сын Залимхан.
— Вы предупреждаетесь об очной ставке со свидетелем Аубекиром Маремуковым.
— Я не возражаю.
— Скажите, Маремуков, кто сидит перед вами?
— Передо мной сидит Хабала Бесланеев.
— Скажите, Бесланеев, знаете ли вы, сидящего перед вами?
— Передо мной сидит Аубекир Маремуков, у нас нормальные отношения.
— Напомните ему, Маремуков, когда Вы подарили ему пистолет Коровина №12419.
— Я подарил этот пистолет Бесланееву в 1934 году.
— Что вы скажете, Бесланеев?
— Я утверждаю. Что пистолет он подарил в октябре 1936 года.
Здесь возникает сам Маремуков, заранее «обрабо-танный»:
— Как вам не стыдно, Хабала. Я подарил пистолет два года назад.
— Прекратите упорство, дайте правдивые показания, — настаивал Белинский.
— Я дал правдивые показания. Других показаний давать не могу.
— Вы уличены в ложных показаниях. Отвечайте, где и когда достали оружие?!
— Отвечать не буду больше.
Эти допросы-пытки были только началом. Теперь к допросам подключился сам заместитель начальника УНКВД Кащеев, один из главных инквизиторов. 8 января 1937 года он в присутствии прокурора автономной области Кулика продолжил моральную экзекуцию.
— Вы обвиняетесь в контрреволюционной деятельности, — начал Кащеев колющим взглядом упершись в Бесланеева. — Признаете ли себя виновным в этом?
— Не признаю.
— В квартире Кокожева Ахметхана вы были 2 мая 1936 года?
— Да, я 2 мая был у него во время маевки.
— Как вы попали на квартиру Кокожева?
— С маевки, которая была в Долинске, я совместно с Амшоковым Хамурзой, Кокожевым Ахметханом и Агзаговым Люном зашли к Кокожеву.
— Припомните, кто еще с вами был у Кокожева?
— Хорошо помню, что был еще наши жены и сестра Нагоя Балкарова.
— За кем посылали с приглашением прибыть в дом Кокожева?
— Я лично ни за кем не посылал.
— О чем вы говорили между собой?
— Обсуждали, как прошел праздник, вспоминали, как провели его. Кокожев бросил реплику, «ты попался». Это я понял, как выражение сочувствия мне по поводу исключения меня из партии. Я не хотел говорить на эту тему.
— Почему?
— Во-первых, присутствовали женщины. Во-вторых, на эту тему мы с Кокожевым уже разговаривали до этого. Он мне искренне сочувствовал.
— Поясните, в чем именно Кокожев искренне вам сочувствовал и когда он это высказывал?
— Он бывал у меня на работе и там был разговор. Я сказал, что партия разберется.
— Вы укрываете состав людей, которые были у Кокожева. Требую дать правдивые показания!
— Я показал всю правду, хотя, может, что-то и упустил.
— Вы пытаетесь запутать следствие. Вы прекрасно все помните. С вами был один кабардинец из Вольного Аула.
— Я не помню этого.
— Повторяю, вы увиливаете от прямого ответа. Называем его приметы: средних лет, одет просто, хороший знакомый Агзагову. Отвечайте.
— Повторяю, что я не помню, был ли кабардинец у Кокожева или не был.
— Вы пытаетесь укрывать от следствия правду. Вам зачитывается показания Ахметхана Кокожева, что с вами у него был кабардинец, который присоединился во время маевки, хороший знакомый Агзагова. Подтверждаете это?
— Опять повторяю, что я не помню, были кабардинец из Вольного Аула или нет.
— В этот день вы были здоровым?
— Да, я бал здоров
— Почему же тогда не помните, что у Кокожева с вами был кабардинец из Вольного Аула?
— Несмотря на то, что я у Кокожева был совершенно здоровым, я, однако не помню.
— Вы пытаетесь запутать и затянуть следствие. Этим кабардинцем из Вольного Аула был Вармахов. Вам зачитывается показания Агзагова…
— Может, действительно там был такой кабардинец, но я его не знаю. Я с ним не знаком.
В протоколе имеется отметка: «Допрос прерывается в связи с заявлением обвиняемого, что он болен…».
12 января тот же Кащеев, как всегда настроенный по-боевому, потребовал в резком тоне:
— Прекратите запирательство и покажите, что обсуждалось на совещании в квартире Кокожева 2 мая 1936 года.
Методы Кащеева и его учеников всегда давали желаемые результаты. Бесланеев, которого уже извели допросами под пыткой, не читая, подписал протоколы нужного им содержания, где указано, что, якобы 2 мая у Кокожева обсуждали вопрос подготовки террористического акта над Калмыковым. Но после некоторого перерыва, когда Бесланеев приходил в себя, он стал трезво отвечать на вопросы. Но бразды управления допросами Кащеев не выпускал из рук.
Действительно, как связующее звено в искусственно созданном обвинении против видающихся деятелей республики, была подобрана еще одна кандидатура. Это Кубати Вармахов, житель сел. Вольный Аул. Он должен был стать одним из изобличителей остальных и одним из главных исполнителей террористических актов. Его арестовали на неделю позже, чем Агзагов, 17 ноября 1936 года. К этому времени был арестован ряд должностных лиц областного масштаба. Чтобы сломить волю ни в чем не повинного Врмахова и силой заставить его подписать заготовленный текст «признательных» показаний, его допросили 36 раз! В том числе и на очных ставках с Бесланеевым. А мы уже знаем методологию проведения подобных допросов. В конце концов, на одном из допросов Вармахов был сломлен. Однако позднее он от них оказался. Но это уже не имело никакого значения.
Допрос 20 марта 1937 года. Ведет Кащеев.
— Покажите подробно, происходили ли у вас на квартире в присутствии Маремукова и Дыгешева контррево-люционные разговоры?
— Контрреволюционных разговоров у меня на квартире не было.
— Вы предлагали Маремукову и Дыгешову принять участие в убийстве Калмыкова?
— Нет, никогда не предлагал.
— В дело подключается Дыгешев, и объявляю об очной ставке с ним (в кабинет вводят мужчину высокого роста с измученным, страдальческим видом).
— Скажите Дыгешев, нет ли личных счетов с Бесланеевым?
— Нет с ним личных счетов.
— Тогда напомните, как вы попали на квартиру к Бесланееву, и какие там происходили разговоры.
— Осенью 1936 года я был в гостях у Маремукова, туда же пришел и Бесланеев. Он нас пригласил к себе в гости и втроем пошли. Бесланеев высказывал обиды на Калмыкова и предложил принять участие в убийстве Калмыкова.
— Скажите, Бесланеев, подтверждаете показания Дыгешева?
— Никаких разговоров об убийстве Калмыкова не было, и никому предложения принять участие в таковом не делал.
Так продолжалось много раз. Исписаны сотни листов бумаги. В итоге составлено обвинительное заключение, и выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР в Нальчике 26 июля 1937 года рассмотрела дело Бесланеева. Не было ни свидетелей, ни прокурора, ни адвоката. Приговор короткий и безжалостный – РАССТРЕЛ. В тот же день приведен в исполнение.
Так перестало биться сердце видного государственного деятеля и борца за свободу. В тот же день был расстрелян и Кубати Вармахов.
Из заключения Главной военной прокуратуры СССР от 30 августа 1955 года:
«Обвиняемые Абазов, Амшоков, Максидов, Агзагов, Водахов, Налоев, «изобличавшие» Бесланеева на предвари-тельном следствии принадлежности к антисоветской организации и активной в ней деятельности, в суде от своих показаний отказались, виновными себя не признали и заявили, что ложные показания они дали в результате применения к ним запрещенных методов следствия.
Допрошенные в процессе проверки настоящего дела свидетели, в том числе и бывшие сотрудники НКВД, и лица в свое время привлекавшиеся к судебной ответственности за принадлежность к той же антисоветской организации показали, что дела Бейтокова, М., Вармахова, Дышекова и других были сфальсифицированы местными работниками НКВД. Путем избиения и истязаний принуждали арестованных давать ложные показания».
6 июня 1957 года Военная коллегия Верховного Суда СССР своим определением отменила приговор в отношении Хабалы Жанхотовича Бесланеева и дело о нем прекратила за отсутствием состава преступления. Он реабилитирован полностью. Его именем названа улица в Нальчике.
ПАРЕНЬ ИЗ МУРТАЗОВО
(об Ахметхане Кокожеве)
Законы блюстил, за что оказался не мил.
А.С.
Кадры нового государственного образования Кабардино-Балкарии ковались в самых тяжелых условиях. Политическая неразбериха, царившая на Кавказе, большевики умело использовали в свою пользу. В основном такая всеобщая смута была порождена самими большевиками. Используя состояния нищеты, голод, они заманивали на свою сторону народ, обещая золотые горы. Многие светлые умы, желавшие помочь людям преодолеть бедность и нищету, поверили большевикам и примкнули к ним. Одним из таких людей был Ахметхан Хабижевич Кокожев. Его к этому толкнуло и то обстоятельство, что за сочувствие революционерам он был приговорен к смертной казни через повешения еще до 1917 года.
Родился Кокожев в 1893 году (согласно последним анкетным данным из уголовного дела 1937 г.) в селении Муртазово (ныне Дейское), Терского района, КБАССР в крестьянской семье. Служил в царской армии в период первой мировой войны. Вернувшись, домой, в 1918 году он включился в политическую борьбу на стороне большевиков. Служил рядовым бойцом в составе отряда красных партизан во главе с Хамидом Кошоковым. В том же году стал членом ВКП (б). В 1920 году его избрали председателем Муртазовского сельского ревкома и членом Мало-Кабардинского ревкома. Ни одно событие в революционном движении Кабардино-Балкарии не происходило без участия Кокожева. Он являлся членом Нальчикского окружного исполкома, где потом возглавлял финансовый отдел. На заседании Нальчикского окрисполкома, 17 августа 1920 года были избраны делегаты на съезд народов Востока в городе Баку. Среди них был и Ахметхан Кокожев.
Ахметхан Хабижевич был заметной фигурой в руководящих кругах автономной области. Учредительный съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов Кабардино-Балкарской автономной области, состоявший 25-30 ноября 1921 года, избрал его одним из членов облисполкома. А 1 декабря того же года Ахметхан стал членом президиума облисполкома, и одновременно его назначили заместителем комиссара продовольствия. 5 марта 1922 года состоялась Кабардино-Балкарская окружная партийная конференция. Ее открыл и с приветствием к делегатам от имени облпарткома и облисполкома обратился Ахметхан Кокожев. С одним из ключевых докладов «О помощи голодающим» на конференции выступил Кокожев.
В 1923 году он стал членом ЦИК Кабардино-Балкарии. 14 мая 1923 года Кокожев был назначен председателем областного суда. Через год, с 25 июля 1924 года он возглавил прокуратуру автономной области. В этой должности он проработал по 1927 год. Штат областной прокуратуры состоял всего из шести человек: Кокожев А.Х. – прокурор области, Болдырев А.С.- зам. прокурора, Хацаев С.А. – помощник, Депуев Х.С. – помощник, Федоровский С.В. – помощник, Поляков И.Т. – помощник. Ахметхан Хабижевич в 1926 году окончил полуторагодичные высшие юридические курсы в Москве и уже был опытным, подготовленным специалистом.
В 1927 году Кокожева заподозрили в связях с опальным Назыром Катхановым. По этой причине его освободили от работы. После этого ему доверяли только мелкие хозяйственные должности. В 1928 года был назначен директором небольшого хозяйства – Нартановского птицесовхоза.
Последняя должность, которую он занимал, была уполномоченный Северо-Кавказской Краевой конторы «Союззаготкож» по КБАССР. В книге Улигова и Шибаева «За власть Советов» (Нальчик, 1987) ошибочно указано, что Кокожев в 1937 году работал прокурором республики. Он был арестован органами НКВД республики 6 января 1937 года и больше оттуда не возвращался.
Начальник 3-го отделения УГБ УНКВД КБАССР начал следствия не с возбуждения уголовного дела, как этого требовал закон, а с постановления об аресте Кокожева. Дома оставались члены семьи: жена Хабицу Магометовна Кокожева (урожденная Балкарова), дочь Фатимат-13 лет, дочь Марьям-11 лет, дочь Татьяна — 9 лет. В момент его ареста они проживали в Нальчике, улице Кабардинская, дом 8. Но и их судьба тоже была предрешена.
Сразу после ареста их всех выселили из занимаемой квартиры. Знакомые и бывшие друзья от них шарахались, как от прокаженных людей. На заседании бюро Нальчикского горкома 14 февраля 1937 года группа «врагов» народа, в
том числе Ахметхана Кокожева, была исключена из рядов
ВКП (б) «как контрреволюционеров, врагов народа, фашистов». На заседании, бюро они, естественно, не присутствовали.
Ахметхана подвергали истязанию на
многочисленных допросах. Он допрошен за короткий период 15 раз! На допросах 13 и 17 января он подписал протоколы, где было указа-
но, об организации контрреволю —
ционного заговора портив Калмыко-ва. Только много времени спустя он
понял, осознал то, что было в протоколе записано.
14 марта 1937 г., желая «закрепить»
Ахметхан Кокожев полученные «признания», Кокожева
подвергли допросу с участием прокурора области.
— Вы подтверждаете свои показания от 13 января о наличии контрреволюционного террористической орга-низации с вашим участием? – спросили его.
— Нет, не подтверждаю. О наличии в Кабардино-Балкарии контрреволюционной террористической организации, готовившей террористический акт против Калмыкова, я никогда ничего не знал. Об этом 2 мая 1936 года в моей квартире между мной, Бесланеевым и другими моими гостями никакого разговора не было. Мои показания от 13 и 17 января являются неверными, и сейчас я их отрицаю.
— Следствие напоминает ваши показания от 13 января, что вы были одним из руководителей контрреволюционной террористической организации, готовившей убийство Калмыкова.
— Эти показания я не подтверждаю. Я не отдавал себе отчета…
Допросы продолжались, проводились очные ставки с Бесланеевым, Агзаговым, которые были уже сломлены и их сопротивление подавлено.
— Вы помните, какие показания давали на предыдущих допросах, после вашего первичного допроса, спросили его 10 февраля в 15 часов.
— Не помню, — ответил Кокожев после 15-минутного раздумья.
— А вы помните, о чем вас спрашивали?
— Меня спрашивали, знаю ли я про контрреволюционную организацию, про террор и кто состоит в этой организации.
— И что же вы ответили?
— Я показал, что не помню.
— Вы показали, что вам известно про существование контрреволюционной организации, действующей на территории КБАССР и подготовлявшей теракт над секретарем обкома партии Калмыковым, что вы являетесь членом этой контрреволюционной организации. Вы подтверждаете эти свои показания?
— Если я показал такое, то только после неоднократных допросов, во время которых я узнал со слов следователя и зачитанных следователем показаний других арестованных. До моего ареста я ничего не знал про существование контрреволюционной организации. Не знал так же и о подготовке теракта над Калмыковым.
26 марта 1937 года Кащеев составил обвинительное заключение в отношении Кокожева и Антонов его утвердил. 24 июля его предали суду и назначили дело к «слушанию» в закрытом судебном заседании без вызова свидетелей, без участия обвинения и без участия защиты. После фальсификации дела — судебный фарс. 25 июля 1937 года заранее заготовленный приговор был оглашен: высшая мера наказания – РАССТРЕЛ. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. В тот же день палач привел приговор в исполнение. Республика лишилась славного своего сына. Ему приписали еще и то, что он бывший кулак-торговец, не простили и дружбу с Назыром Катхановым.
Жена Кокожева, Хабицу Магометовна, как член семьи врага народа была так же арестована 1 сентября 1937 года, а 9 декабря постановлением «особого совещания» при НКВД СССР была осуждена к 8 годам лагерей. Все «дело» в отношении нее состояло из 9 листков. Кроме Кокожевой никто не допрашивался. 23 декабря ее и других жен «врагов народа» погрузили в товарный вагон, на котором перевозился скот, и отправили этапом в КАРЛАГ НКВД СССР Акмолинской области Казахстана. Детей отправили отдельно за пределы республики в специальные детские Дома закрытого типа, без права переписки и передвижения. При этом детей специально были разлучены, чтобы они не имели возможность общаться между собой. Это была общегосударственная политика, именуемой «самой демократической» в мире.
Вспоминает Марьяна Ахметхановна Кокожева: « Когда нас, детей, забирали, дней 20 находились в Прхладненском распределительном детдоме. Однажды сюда приехала жена Калмыкова Бетала Антонина. Дети подбежали к ней и со слезами спрашивали, когда их отпустят к матерям. На это Антонина ответила: «забудьте о своих родителях».
Были арестованы по признакам родственных отношений братья Ахметхана Хангери и Амирхан, и зятья – Абаноков Индерби и Эристов Аслан.
Кокожева Хабицу освободилась из лагерей 1 сентября 1945 года после отбытия срока. Но ей разрешили вернуться домой только через год. Она безуспешно добивалась своей реабилитации и возврата изъятого при обыске имущества. Лишь 13 апреля 1957 года Военный трибунал Северо-Кавказского военного округа принял решение об отмене постановления особого «совещания» и прекращения уголовного дела в отношении ее за отсутствием состава преступления. Хабицу Магометовна умерла в 1970 году в селении Верхний Курп, Терского района, где она проживала после освобождения из «Алжира».
«Мы не требуем крови, — пишет дочь Ахметхана Марьяна, — но мы должны знать имена тех, по чьей вине загублена жизнь сотни, тысячи безвинных людей». Это справедливое требование и власти не имеют права учинятьэ тому препятствия. Люди должны знать правду.
В 1992 году в ЗАГС г. Нальчика представлена справка, будь-то Кокожев, расстрелян 26 июля 1938 года. Такая запись произведена, и она до сих пор существует.
Спустя 20 лет, 29 декабря 1957 года, Военная коллегия Верховного Суда СССР приговор в отношении Ахметхана Хабижевича отменила и дело о нем прекратила за отсутствием в его действиях уголовно наказуемого деяния. 16 августа 1994 года с материалами дела ознакомилась дочь Ахметхана Татьяна. Она проживает со своей семьей в городе Кирово-Чепецк, Кировской области и носит фамилию Ефременкова. Старшая дочь Ахметхана Марьяна проживает в Нальчике, прикованная к постели, без помощи и поддержки . Двое ее сыновей безвременно ушли из жизни. Так семья выдающегося государственного деятеля уничтожена волею человека, с которым бок о бок воевал за советскую власть на Кавказе.
Ахметхан Хабижевич Кокожев стоял у истоков государственного строительства в Кабардино-Балкарии. Он отдал всего себя служению новому государственному образованию, служению народу. Он заслужил того, чтобы его имя была увековечена.
Когда горы плачут…
( о Казгери и Залимхане Максидовых)
Наш мир-это театральный занавес,
за которым скрыты величайшие тайны
Райнер Рильке
То, что творилось в застенках ГУЛАГа покрыто глубокой тайной. Многое об этом писалось, но тайна сия бесконечна, трагизм которой будет, еще многие века тревожить человеческие умы. Эти тайны взывают к людям: не допустите люди повторения большевистского ада, поглотившего множество жизней безвинных людей. Они и сегодня незримо присутствуют среди нас, с мольбой взывая: люди, не забудьте нас, помните всех поименно! Ничто не должно быть забыто, никто не должен быть забыт. Такова воля истории, такова воля безвинно убиенных. Память о них священна, память о них неприкосновенна.
Наш очередной рассказ о людях из рода Максидовых, как яркие звезды, взошедших на большевистском небосклоне, и погасших от подлых рук калмыковских палачей. Можно уничтожить человека, можно истребить род, но дела их останутся навсегда.
Одной из яркой личности в новом государственном образовании Кабардино-Балкарии является Казгери Увжукович Максидов.
Родился он в 1893 году в селении Урожайное, Терского района в семье крестьянина-бедняка. Жена Елизавета Темботовна (урожденная Катханова). Проживали последние годы они в Пятигорске, пер. Советский, 62. Был у них единственный сын Петр, который впоследствии погиб при загадочных обстоятельствах. Служил Казгери в царской армии во время первой мировой войны, был полковым кадием. Осенью 1919 года он выехал в Дагестан, где он остановился на несколько дней в ауле Кулар. Затем через Меджелис прибыл в село Леваш. Его поездки были связаны с обороной против Деникинской армии, дислоцированной в Дагестане. Здесь всеми вооруженными силами командовал Турецкий паша Казим-бей, выступавший в то время на стороне большевиков против Деникина. Казгери Максидов был командиром бригады в составе двух полков дагестанской Красной Армии. Все находились в подчинении турецкого офицера Рашид-бея, командовавшего Манасским фронтом. Когда под натиском Деникина полки разбежались, Максидов скрывался в Баку. Это был ноябрь 1919 года. С помощью Казгерия были разоблачены предательские действия турецкого паши Казим-бея. Его адъютант был заподозрен Максидовым и задержан на пути из Баку. При обыске у него было изъято 10 тысяч экземпляров контрреволюционных прокламаций. В числе их был, и приказ паши с требованием всем большевикам покинуть территорию Дагестана. Скорее всего, турки хотели использовать большевиков в своих целях для разгрома Деникина и установления своей власти над Дагестаном. В свою очередь и большевики тоже намеревались повернуть ситуацию в своих интересах.
В начале декабря того же года Максидов перебрался в Тифлис, где вступил в члены РКП (б). К этому времени Казгери Максидов имел встречу со своим давним приятелем Умаром Алиевым, который был избран членом обкома партии и одновременно возглавлял политуправление Совета обороны Дагестана. Таким образом, Максидов имел тесную связь с партийным руководством и проводил большую работу по установлению Советской власти в Дагестане и на Северном Кавказе в целом. Алиев Умар Джашуевич был карачаевец, уроженец аула Карт-Джюрт. Служил он в частях 11-й Красной Армии 1918 по 1919 год. С Максидовым познакомился еще в 1918 году в Нальчике, где Алиев находился в командировке по поручению ЦК партии и ВЦИК. Находясь в Баку по партийному поручению, Алиев в 1919 году жил на квартире с Мусукаевым Ахматом. В это же время там находился и Максидов. По соседству с Мусукаевым в Баку проживал Магомет Энеев, к которому часто заходил Казгери Максидов. Алиев, имевший дружбу с генералом Тлехас, пытался устроить Максидова адъютантом к нему. Тлехас, черкес по национальности, был весьма влиятельным человеком и пользовался большим авторитетом в политических кругах. Со слов самого Алиева, генерал взял Максидова к себе на работу.
Известно, что новый командующий антиденикинскими войсками Нури-паша и генерал-губернатор Тлехас имели тесную связь. Оба они придерживались английской ориентации. Нури-паша всячески поддерживал англичан. В момент занятия Баку английским экспедиционным корпусом, Нури-паша вошел с ними в контакт и выполнял все их желания. Он получил 25 миллионов рублей от муссаватистского правительства и действовал в интересах англичан для установления националистического правительства в Дагестане, который должен был выступить в качестве буфера между Россией и Азербайджаном. Англичане намеревались прибрать к рукам Бакинскую нефть. В такой сложной обстановке трудно было не заблудиться на политическом бездорожье и сохранить лицо.
Вернувшись в Кабарду, Максидов активно включается в работу по установлению советской власти в родном крае. Он бесконечно верил в большевистские лозунги о свободе, о всеобщем благоденствии и равенстве. Ослепленный этими идеями, Казгери не заметил, как страна из «тюрьмы народов» превращается в сплошной концлагерь, сотворенный Лениным и его железным кулаком Дзержинским.
В 1921-1923 годах Казгери Максидов занимал должность начальника отдела внутреннего управления облисполкома. Видя его незаурядные способности и большой опыт, в 1924 г. он был назначен председателем областного суда. Через год Максидова направили на учебу в Москву, где, он успешно окончил Высшие юридические курсы при Наркомате юстиции РСФСР. Вернувшись в Кабардино-Балкарию с большим желанием применить полученные знания на практике, его ожидал неожиданный сюрприз. Оказалось, что за время его отсутствия он был освобожден от занимаемой должности без объяснения причин и на его место назначен его заместитель Ян Вержбицкий. Это было 1927 год. Максидову предложили должность руководителя админи-стративного отдела облисполкома. Вскоре Вержбицкого перевели из областного суда в секретариат президиума обкома ВКП (б). Здесь оба бывшие председатели облсуда часто встречались на заседаниях бюро обкома, где Максидов выступал с докладами по конкретным вопросам повестки дня. Так, 6 ноября 1928 года на очередном заседании бюро с докладом «О смете на партконференцию» выступил К. Максидов. В постановлении бюро (параграф 840 протокола № 97) сказано: а) Считать необходимым Окружные партийные конференции провести в 3-х дневной срок, а областную — в 6-тидневный.
в) Для проведения партконференции создать организационную комиссию в составе тт. Максидова, Гемуева и Малышева.
Другой документ-заседание бюро обкома ВКП (б) 29 декабря 1928 года, протокол №5, где с докладом «Телеграмма и циркуляр Крайкома о заявке на работников» выступил Максидов. В принятом решении по данному вопросу сказано о необходимости планового распределения 100 человек весеннего выпуска ЛУГа. За выполнением данного решения следил сам Максидов. Он обладал большими организаторскими и аналитическими способностями.
Максидов является одним из пионеров становления государс- твенности в Кабардино-Балкарии. Он верил в дело, которому беззаветно служил.
Через год освободили и от должно-
сти начальника, административного
отдела. Но вскоре обком партии дал Максидову новое поручение, более ответственное, и он стал наркомом просвещения автономной области.
Одновременно он исполнял и обяз- анности директора Кабардино-Балк-
Казгери Максидов арского педагогического института,
кузницы национальных кадров. Институт в то время располагался в г. Пятигорске. Работая на этих должностях, Казгери Максидов приложил максимум усилий и внес большой вклад в деле развития народного образования и ликвидации безграмотности. По словам тех, кто рядом с ним трудился, Казгери был врожденным работником народного образования. Он внес большой вклад в расши-рении сети школ, подготовке и расстановке национальных кадров.
Именно в его бытность были разработаны и приняты проекты новых кабардинского и балкарского алфавитов. Все эти громадные его заслуги перед народами Кабардино-Балкарии сегодня забыты.
Зерна террора, внесенные еще Лениным в благодатную почву большевизма, стали давать обильные всходы. Ненависть к человеческой единице, отношение к ней как к простому представителю животного мира, стали нормой карательной политики Советской власти, всей коммунистической партии. Так настал час и для Казгерия Максидова. Для начала преданного своему делу, умелого организатора народного образования Калмыков освободил от работы, дав ему должность заведующего маленькой турбазой в Вольном Ауле. Это был предвестник бури. И дамоклов меч, занесенный над его головой, наконец, опустился холодным днем 8 января в зловещем 1937 году. Такова была воля главного большевистского распорядителя судеб Кабарды и Балкарии. Перед этим Калмыков на пленуме обкома подверг резкой критике Максидова. Решением Нагорного РК ВКП (б) от 1 сентября 1936 года его исключили из рядов партии. В числе обвинения ставился тот факт, что он не порвал дружбу с Али Карацуковым, работавшего зав районо в Урванском районо. Это был сигналом к действию для стервятников из НКВД. Арест был произведен при отсутствии каких-либо компрометирующих материалов, и без возбуждения уголовного дела по стандартному обвинению того времени: участие в правотроцкистской — зиновьевской, контр-революционной, террористической организации. Справка инспектора УНКВД сержанта Атанова от 10 января 1937 года гласит: «В 8-й группе по КБАССР на гражданина Максидова Казгерия Увжуковича компрометирующих материалов нет». Несмотря на это бывший Нарком просвещения был арестован. Следовательно, это кому-то очень нужно было. Чтобы сломить волю и заставить признать заранее заготовленный тезис обвинения людей пытали, применялись изощренные методы ведения следствия. Так, Максидова держали по стойке целыми днями, допрашивая с пристрастием. С 9 января по 22 марта 1937 года его допросили 51 раз! Из них, с 9 по 31 января – 16 раз. Это было полным издевательством над живым человеком! Чтобы сломить волю человека и превратить его в послушное существо, не гнушались ни чем. Как такового прокурорского надзора в ту пору не существовало. Вот отдельные эпизоды следствия.
— Почему вы, имея предупреждение секретаря обкома Калмыкова о контрреволюционном прошлом Карацукова, продолжали связь с последним?
— Мне не было категорически запрещено встречаться с ним.
— Почему вы, зная, что Карацуков в 1934 году снят с работы распоряжением секретаря обкома, укрепили с ним связь в 1935 году?
— Потому, что я не знал действительных мотивов снятия Карацукова с работы.
— А почему не спросили?
— Я не спрашивал об этом Калмыкова.
— Вы увиливаете от прямого ответа. Я требую ответить, почему Вы не поинтересовались причинами, вызвавшими предложения о снятии Карацукова?
— Я не знаю, почему не поинтересовался»….
— В чем конкретно выражается антисоветское настроение Карацукова Али?
— Я лично о Карацукове, как антисоветски настроенном лице, ничего не знаю. О его антисоветских настроениях стало известно из выступления Калмыкова, что я вожу дружбу с людьми, антисоветского настроения, как Карацуков.
Карацуков был одним из видных деятелей революции, честный и порядочный человек. Максидов назначил его заведующим Урванским районным отделом народного образования и с работой справлялся. Но он попал в опалу партийному властелину Калмыкову. Мнение других уже не могло иметь значение.
Из другого протокола допроса Максидова:
— У вас при обыске изъят арабский Коран?
— Этот Коран принадлежит моей жене Елизавете Темботовне.
— Вам известно было о наличии Корана в вашей квартире?
— Нет, неизвестно.
— Сколько времени находился этот Коран в вашей квартире?
— Не знаю.
— Откуда приобретен этот Коран?
— Не знаю. — Допросил лейтенант Спиридонычев .
Даже наличие безобидного Корана в доме признавалось страшным преступлением, за кторое следут карать человека.
После многочисленных допросов с пытками, в деле появляется протокол допроса Максидова, где указывается, что якобы он имел многократные встречи с Зиновьевым в Москве, даже в кабинете последнего и якобы от него получал специальное задание об организации в Кабардино-Балкарии троцкистской террористической работы. Дошли до того, что якобы Зиновьев дал задание убить Ворошилова в Нальчике и якобы Максидов дал согласия сделать это. Такое сочинение на заданную тему Максидов никак не мог написать, ибо он никогда не встречался с Зиновьевым и не был с ним знаком. Впоследствии, после ареста и осуждения некоторых деятелей НКВД, этот вопрос специально проверялся и факт знакомства Максидова с Зиновьевым не был установлен. Авторами упомянутой легенды на заданную тему являлись начальник УНКВД КБАССР Антонов и его подручный Спиридоничев. Это был спецзаказ.
Бывший следователь НКВД, на допросе в качестве обвиняемого заявил: «Спиридоничев сидел целый месяц и допрашивал Максидова… Антонов, Кащеев и другие в руководстве НКВД говорили, что нужно самим редактировать протоколы так, чтобы не было разноречивых показаний…. В здании НКВД круглые сутки слышались бесконечные крики».
Бывший член спецкоманды «кольщиков», чекист Нестеренко в своем рапорте на имя нового начальника УНКВД КБАССР в 1938 году отмечал, что аресты производились по предложению Калмыкова. Белинский – любимец Кащеева, вместе были на побегушках у Калмыкова. Усердно редактировал протоколы допросов. На допросах главных обвиняемых Максидова, Бесланеева и других присутствовал Калмыков, лично сам допрашивал их.
Ильин Алексей Павлович, работавший преподавателем педучилища в Нальчике, и имевший тесный контакт с Максидовым по роду своей деятельности, свидетельствует, что заслуги Максидова в деле развития образования и создании национальных учебников, ликвидации неграмотности среди населения очень большие. Никаких антисоветских или националистических выпадов за ним не замечалось…
25 июля 1937 года в Нальчике состоялось закрытое заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного Суда СССР. Нет защитника, нет прокурора, нет свидетелей. Законом запрещено их присутствие в так называемом суде. Максидов был один на один с монстрами в военном мундире. Он отверг все нелепые обвинения и заявил, что по настоянию следователя подписывал подготовленные протоколы с выдуманными показаниями. Максидов виновным себя не признал, а по этому о снисхождении не просил. Процесс был коротким, приговор жестоким: РАССТРЕЛЯТЬ! Приговор был окончательным, обжалованию не подлежал и приведен в исполнение немедленно.
Расстреляв Казгери Максидова, нарком Антонов этим не успокоился. Он дал команду и 31 августа 1937 года единственный сын Казгери – 16-ти летний Петр был арестован без ведома прокурора, без возбуждения уголовного дела и без всяких оснований. Его допрашивали неоднократно и с пристрастием. Но к делу приобщили только один лишь протокол допроса от 13 сентября. Всячески пытались настроить сына против отца и заставить его сознаться в том, в чем он не был осведомлен, и чего на самом деле не было.
Как видно из этого опуса, вина Пети Максидова заключалась в том, что он приходился сыном казненного Казгери, а мать — Елизавета Темботовна была сестрой казненного Назыра Катханова. Иначе говоря, Петя был виновен в том, что появился на белый свет.
В обвинительном заключении, утвержденном наркомом Антоновым 25 сентября 1937 года, записано: «Максидов П.К. являлся сыном руководителя ликвидированной в Кабардино-Балкарской АССР контрреволюционной троцкистско-зиновьевской, буржуазно-националистической организации Максидова Казгери Увжуковича, приговоренного к высшей мере наказания – РАССТРЕЛУ. Максидов является несовершеннолетним, но достаточно развит, имеет незаконченное среднее образование. После ареста отца высказывал недовольство и антисоветски настроен».
Антонов приказал своему подчиненному Фашмухову направить дело, (оно состояло всего из семи листов) на рассмотрения Особого совещания НКВД СССР. Петр Максидов, в каменных стенах подвала НКВД считал дни, когда зам ним придут инквизиторы и сообщать страшную весть. Ждал, не ведая, что хотят взрослые и злые дядьки от него и за что его должны карать. Ждал и не знал, что сотворили чекисты с его отцом и с его матерью. Ждал долго, почти два месяца. Никто из взрослых людей, облаченных в мундире чекистов, не мог понять и осознать состояние вчерашнего школьника, заточенного в каменных стенах тюремной камеры. Они не понимали и не могли понимать ту человеческую боль, которая терзает душу безвинного ребенка и его безвинная мать.
За это время, пока Петя находился под стражей, его мать Елизавета Максидова была арестована, как жена изменника Родины и постановлением особого совещания НКВД СССР от 9 декабря 1937 года приговорена к 8 годам лагерей. Последние события происходили уже при новом хозяине НКВД Кабардино-Балкарии Карнаух. Он дал приказ, и дело в отношении Петра Казгериевича Максидова было прекращено 14 декабря 1937 года за недостаточностью улик против него. Вскоре при неизвестных обстоятельствах умер Петр. Ему не суждено было больше увидеть своих родителей, а родителям — своих детей.
Елизавета Темботовна Максидова
Так была уничтожена добрая, порядочная и счастливая семья максидовых. Такова была воля большевистского диктатора.
1957 года Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор в отношении Казгери Увжуковича Максидова, и дело прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления. Но он реабилитирован не до конца. Его имя не носит ни школа, ни улица в республике. В наши дни по чьему-то хотению дают имена улицам, школам за то, что кто-то работал директором завода или председателем райПО. Заслуги Максидова перед государством и обществом во много раз значительнее, весомы и он должен занять подобающее место в истории республики. Он один из зачинателей Кабардино — Балкарского государства, отдал свою жизнь за его благополучия.
Яркий след оставил в истории Кабардино-Балкарии талантливый писатель и общественный деятель Залимхан Битуевич Максидов. Родился он 1910 году в селении Хамидие, Терского района в крестьянской семье. Жена- Мария Федоровна (Высоцкая), работала стенографисткой в редакции газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария». Жили в Нальчике, ул. Малобазарная, 7. Мать Фаризат (урожденная Макуашева), братья Данял и Куль оставались жить в селе. Кроме того, у Залимхана были еще три брата: Хажкад (1896), Щам (1900) и Каральби (1908). Залимхан был высокообразованным и талантливым человеком. В 1931 году окончил педагогический техникум и специальный
комсомольский отдел ленинградского института журнали-стики. Работал в различных редакциях газет, в том числе «Социалистическая Кабардино-Балкария». С 1935 года занимал должность главного редактора кабардинского сектора Кабардино-Балкарского книжного издательства. Последнее место работы – председатель Кабардино-Балкарского радиокомитета. Залимхан был членом Союза писателей и считается одним из родоначальников кабардинской советской литературы. Он перевел на кабардинский язык роман Н. Островского «Как закалялась сталь». Ему принадлежит так же перевод Конституции СССР.
13 января 1937 года, вслед за Казгерием, был арестован и Залимхан без возбуждения уголовного дела. При этом так же в НКВД не имелось никаких компрометирующих материалов против Залимхана. Тем не менее, при аресте ему было предъявлено обвинение:
«Являясь участником контрреволюционной тер-рористической троцкистско-зиновьевской организации, осуществившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство т. Кирова и подготовившей в последующие годы террористические акты против руководства ВКП (б) и Советского правительства, активно проводил контрреволюционную работу в редакции и радио-комитете путем протаскивания контрреволюционных клеветнических материалов через печать и радиовещаний».
К нему так же применялись недозволенные методы следствия. Его делом занимался оперуполномоченный 4 отдела УГБ УНКВД КБАССР сержант Харько, впоследствии уволенный за грубые нарушения законности. Залимхана он допросил 16 раз к ряду, чтобы сломить его волю и заставить согласиться с выдвинутым нелепым обвинением. При аресте были изъяты многочисленные рукописи и книги. Их судьба остается неизвестной.
Действительно в текстах перевода публиковавшихся в газете «Социалистическая Кабардино-Балкария» на кабардинском языке и аналогичные материалы, переда-вавшие по местному радио, содержались некоторые неточности, дословно не совпадавшие с оригиналом. Но это были ошибки технического характера или недопонимание смыслового значения переводчиком. Во всех случаях эти неточности не могли быть допущены умышленно, а тем более с контрреволюционной целю. Кроме Максидова тексты переводили Хажкал Черкесов, Хачим Маиров, Ципинов и другие. Ни у кого из них не было в мыслях заниматься переводом с вредительской, контрреволюционной целью.
Залимхан сотрудничал в упомянутой газете с 1931 по 1935 год и занимал разные должности: литработника, заведующего промышленным сектором, заведующего сельхозотделом, ответственным секретарем. На допросах его терроризировали по поводу переводных материалов, опубликованных в газете за 24 августа 1936 года (№190). Например, 6-й абзац текста о судебном процессе по факту убийства Кирова, было напечатано на кабардинском языке, смысл которого означало — «убийство Кирова выполнил Ленинградский троцкистский центр по известной директиве троцкистско-зиновьевского блока». Точнее надо было так: «убийство Кирова было осуществлено Ленинградским террористическим центром по прямой директиве объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока». Небольшую разницу в смысловом значении было расценено как преднамеренное извращение фактов с контрреволюционным умыслом. На допросе 4 октября 1936 года Хачим Теунов, работавший ответредактором в национальном издательстве, заявил, что были допущены политические извращения. Он не мог иначе ответить на подобные вопросы. К тому же нужные ответы заранее готовились лицами, проводившими следствие. Любая механическая ошибка или любое инакомыслие расценивалось как политическое преступление.
14 июля 1937 года состоялось заседание бюро Нальчикского горкома партии, где слушался единственный вопрос об исключении из партии Водахова, Бетрозова, Залимхана Максидова и др. В решении сказано: «Водахова, Бетрозова, МАКСИДОВА…, как контрреволюционеров, врагов народа, фашистов, из рядов ВКП (б) исключить». Раньше аналогичное решение вынес, и Нальчикский горком ВЛКСМ и направил об этом справку в УНКВД Антонову с грифом — «строго секретно». Чекисты действовали уверенно и неотвратимо. Они старались выслужиться.
Секретарь горкома партии Григорий Донских, потом скажет:
«Как до решения вопроса об исключении перечисленных лиц из партии, так и в момент рассмотрения этого вопроса, горком партии никакими материалами об антисоветской деятельности названных лиц не располагал. Практически дело обстояло так: после арестов, НКВД направлял в горком партии партийные билеты арестованных и указывал, что они арестованы как враги народа. После этого от секретаря обкома партии Калмыкова следовало указание об исключении их из партии как врагов народа. Исключение из рядов партии принималось, как правило, заочно».
Обвинительное заключение составил начальник 4-го отдела УНКВД Кащеев, утвердил его 24 июля 1937 года подручный Калмыкова и его правая рука начальник УНКВД КБАССР Антонов. Через два дня, 26 июля состоялось закрытое судебное заседание без участия защиты и обвинения, без вызова свидетелей. Приговор – высшая мера наказания – РАССТРЕЛ. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Обжалование по советским «демократическим» стандартам не допускалось.
В эти дни небо хмурилось, черные тучи витали над горами Кавказа, лился дождь. Это плакали горы по безвинно казненным, как символ скорби и страдания.
Из показания Гарифат Хамидовны Фанзиевой, работавшей зав. Приемной Президиума Верховного Совета КБАССР: «Знала Залимхана Максидова по совместной учебе и по комсомольской работе. Был одним из активных и спосо —
бных молодых работников. Никогда и ничего антисо-ветского, антипартийного в своих действиях не допускал»…
Определением Военной кол-легии Верховного Суда СССР от 9 августа 1957 года дело Залимхана Максидова прекра-щено за отсутствием в его действиях уголовно наказуемого деяния. С этим решением 14
Залимхан Максидов октября 1957 года ознакомлен
с женой
родной брат Залимхана Каральби Битуевич. Сегодня имя Залимхана носит школа в сел. Хамидия.
Такова горькая, правда. Правда, о безвинно павших от рук большевистских карателей. Наш долг восстановить справе —
дливость, преклониться перед памятью жертв беззакония и воздать каждому по заслугам, восстановить доброе имя каждого до конца. Потомки Казгери и Залимхана могли стать известными в мире людьми и продолжить начатые
их отцами добрые дела. Но этому не суждено было сбыться. Их лишили потомства. Содеянное властями нельзя расценивать иначе как преступление перед человечеством.
РАСПРАВА
(о Сосруке Кожаеве)
Случаи делать зло представляются по сто
раз в день, а случаи делать добро – раз в год
Вольтер.
Становление и развитие литературы в Советской Кабардино-Балкарии проходило в очень сложной и опасной обстановке. Наряду с Али Шогенцуковым, Кязимом Мечиевым и самородком Бекмурзой Пачевым на арену выходила плеяда молодых и талантливых писателей. О себе серьезную заявку сделали Жансох Налоев, Залимхан Максидов, Сосруко Кожаев и другие. Каждый из них мог стать классиком национальной литературы. Но им уготовлена была иная судьба. Наш рассказ об одном из них – о Сосруке Кожаеве, основоположнике кабардинской прозы.
Сосруко Магометович Кожаев родился в 1901 году в селении Ахлово (Каншуей), Курпского района Кабардино-Балкарии, ныне Нижний Курп Терского района. С малого детства он тянулся к знаниям, искал пути, где можно было получить какое-нибудь образование.
Стараниями отца он поступил в 1913 году в реальное училище, существовавшее в Нальчике еще до1917 года. Учеба здесь была платной, и Сосруко уплатил в кассу училища 25 рублей.
После 1917 года он оказался в вихре революционных брожений.
Смышленого и инициативного парня сразу приметил командир партизанского отряда в Малой Кабарде, комиссар округа
С. Кожаев Бесланеев. По его предложению в
1918 году Кожаев был назначен писарем и помощни-ком начальника штаба Мало-Кабардинского полка. В 1922 году ему доверили пост первого секретаря вновь создан-
ного Кабардино- Балкарского обкома комсомола. Являлся
членом РКП (б) с 1920 года.
После революции вся страна оказалась на гране катастрофы.
Все органы государственной власти и управления, существовавшие до этого, были ликвидированы. В Кабардино-Балкарии начали закладывать фундамент нового государственного образования. По всей стране наблюдался разгул преступности. Бандитизм, разбои, грабежи, убийства, казнокрадство получили широкое распространение. В таких экстремальных условиях на первый план выступала проблема подбора и расстановки кадров правоохранительных органов. Областное руководство в 1928 году поручило Кожаеву весьма сложную и опасную работу. Он стал старшим следователем прокуратуры автономной области и успешно выполнял эту работу в течение 6 лет. Он здесь проявил себя вдумчивым, принципиальным и не подкупным работником.
Были случаи, когда на несговорчивого и принципиального следователя покушались, пытаясь его убить.
Все эти годы Сосруко повышал свою квалификацию, увлекался литературной деятельностью, заочно учился в Московском литературном институте им. М.Горького. В 1934 году Кожаев вступил в члены Союза писателей СССР, и в том же году его избрали секретарем Союза писателей Кабардино-Балкарской автономной области. Одновременно Сосруко работал в национальном издательстве КБАССР в качестве редактора художественной литературы. В эти годы он написал первое кабардинское прозаическое произведение – повесть «Новь», посвященная трудовой молодежи тех времен.
Это был период, когда над страной нависли черные тучи политического террора сталинщины. В маленьком островке большого архипелага ГУЛАГ – Кабардино-Балкарии происходили страшные события под предлогом борьбы с контрреволюцией. Доподлинно было известно, что в Кабардино-Балкарии не существовало никаких, так называемых контрреволюционных, троцкистско-зиновьевских, террористических организаций. Все это было плодом больной фантазии террористов, действовавших под эгидой карательных органов типа ОГПУ, ГПУ, НКВД под руководстовом областного комитета ВКП(б). Все злодеяния над народом совершались во исполнение директив коммунистической партии под предлогом защиты революции. Пламя этого страшного исчадия ада обожгла и одаренного человека, мудрого, высоко порядочного Сосруко Кожаева, беззаветно преданного своему отечеству. Большинство выдающихся людей республики бросили за решетку по одному в первой половины января зловещего 1937 года и с одинаковой формулировкой.
Холодным вечером 13 января 1937 года в дверь постучал прислужник НКВД, человеконенавистник Таукан Хапов и ворвался в дом с наганом в руке. Предъявив постановление помощника оперуполномоченного 4 отдела УНКВД сержанта госбезопасности Юдина об аресте Кожаева и забрал его. Предъявили ему тут же обвинения в антисоветской агитации и участии в контрреволюционной организации. Следует
заметить, что в данном случае, как и в других, не было воз-
буждено уголовного дела, и не была санкция прокурора на
арест Кожаева. В недрах НКВД не существовало никаких компроматов на него. Домочадцы были повержены в полное замешательство вероломностью действий служак из НКВД. Их выкинули на улицу, отобрав квартиру. Это был спецзаказ, что было исполнено с большим азартом. Так началась черная многодневная полоса морально — психологического и физического издевательства для безвинного человека. В день ареста допрос Кожаева осуществил другой активист из НКВД – начальник отдела лейтенант Самаренко.
Первый вопрос первого допроса:
— Назовите своих близких знакомых и друзей.
— Знакомых я имею очень много, а близких назову следующих: Берт Измаилович Гуртуев — член Союза писателей, Магомет Афаунов — член Союза писателей, Али Шогенцуков — поэт, Хачим Теунов — писатель, спецкор «Комсомольской правды», Шекихачев Пшикан — писатель, Тута Борукаев — писатель, лингвист, Таусултан Шаков — писатель, Мачраил Пшуноков — поэт, Михаил Талпа — писатель, Тимофей Круглов — писатель и др.
— Всех ли вы указали своих близких друзей и знакомых?
— Поручиться не могу.
— Тогда припомните и дайте исчерпывающий ответ.
— Больше не припоминаю.
Фотокопия рапотра Кожаева на имя прокурора области.
— Почему вы не хотите ничего сказать о Жансохе Налоеве? Вы же с ним работали в Союзе писателей?
— До его ареста Налоев считал меня своим другом. После его разоблачения у нас были деловые отношения.
— Значит, он был вашим близким другом?
— Да, был. Мы часто с ним встречались и бывали друг у друга…
— Еще кого вы не назвали?
— Я назвал всех…
— Так ли это?
— Я показал правильно.
— А Бейтокова вы разве не знали?
— Бейтокова я знаю, помимо служебных встреч с ним ничего не имел.
— Почему вы укрываете от следствия близкое знакомство с Залимханом Максидовым?
— Максидова я хорошо знаю, но просто упустил его из виду.
— Вспомните, кого еще вы не назвали, не ждите, чтобы вам напоминали.
— Вспоминаю еще Шульгу Петра…
— Охарактеризуйте своих знакомых с политической стороны.
— Я считаю, всех вполне благонадежными и предан-
ными советской власти.
— Уточните свои показания в отношении Пшикана Шекихачева.
— Встречались с ним, часто наблюдал у него переходы от одной крайности к другой. Пытался написать новые произведения, а иногда впадал в апатию. Больше о нем не знаю.
— А политическое его лицо?
— Он по моим сведениям вне подозрений»…
Из допроса Кожаева 10 февраля:
— Вы арестованы за причастность к контрреволюционной деятельности. Дайте по существу допросов исчерпывающие показания.
— Контрреволюционной деятельностью я сознательно не занимался, и мне ничего не было известно о проводимой кем-либо контрреволюционной работе.
— Вы хотите отрицать, какую бы то ни было свою причастность к контрреволюционной деятельности?
— Да, я ее отрицаю, т.к. я никакого участия в этом не принимал, но и мне не было известно, кто этим занимался…
— Следствие вас неоднократно предупреждало, что вы арестованы по неоспоримо точному и проверенному материалу , свидетельствующему о том, что вы не только проводили контрреволюционную работу, но и были связаны с рядом других лиц, проводивших аналогичную работу. Давайте правдивые показания.
— Категорически отрицаю какую-либо свою причастность к контрреволюционной деятельности.
— Не пытайтесь, то, что уже доказано следствием. Дайте правдивые показания.
— Мои показания правдивы.
Кожаев отказался подписать данный протокол допроса.
Так, как правило, начинались и велись пытки подследственных. На данном этапе преследовали цель выведать больше «грехов» в отношении других и вбить между ними клин, поссорить их и склонить к подписанию «нужных», заранее заготовленных показаний друг против друга. Эти допросы были многочисленными, изнурительными и издевательскими, сопряженные часто с физическими и психическими воздействиями. При допросах широко использовались «признательные» показания сломленных издевательствами людей. Такие «показания» зачитывали при допросе других, а копии таких протоколов допроса размножались пишущей машинкой и приобщались к другим делам. О том, как велось следствие, выяснилось позднее проверяющими компетентными органами.
Очередной допрос Кожаева 28 февраля 1937 года:
— Вам неоднократно объявлялось, что вы арестованы за активную контрреволюционную деятельность. Вы намерены давать правдивые показания по существу?
— Я давал исключительно правдивые показания, которые сводятся к тому, что я никакой контрреволюционной работы не вел.
— Показаниями Жансоха Налоева вы изобличаетесь в том, что вы участвовали в проведении контрреволюционной работы.
— Налоев дает на меня ложные показания.
— Почему?
— Я этого не знаю.
— Ваши взаимоотношения с ним исключают возмо-жности личных счетов. Так, ведь?
— Да, это так, но, тем не менее, Налоев из неизвестных
для меня побуждений дает на меня ложные показания…
— А чем вы можете опорочить показания Налоева?
— Опорочить я их могу только тем, что они ложные.
— Этого не достаточно.
— Других доказательств у меня нет.
— Следствие считает своим долгом еще раз предупредить вас, что всякое запирательство лишь только осложняет и усугубляет вашу вину. Намерены ли вы давать правдивые показания о своей контрреволюционной деятельности?
— Я давал, и в последующем буду давать правдивые показания.
— Что вы желаете показать о своей контрреволюционной деятельности? Показывайте!
— Считаю себя виновным в том, что я лояльно отнесся к ряду лиц из числа моих знакомых, которые оказались ныне в числе привлеченных за контрреволюционную деятельность.
— Вы считаете, что такой ответ устроит следствие?
— Судя по предъявленному мне обвинению, этого не достаточно. Но другого я ничего не имею сказать.
— Ваши показания говорят о том, что вы не желаете говорить правду. Вам зачитывается показания Жансоха Налоева от 7-8 февраляч.1937 года о том, что вы входили в контрреволюционную группу, состоявшую из работников Кабардино-Балкарского национального издательства, которая проводила контрреволюционную вредительскую работу по вопросу недоброкачественной и идеологически извращенной литературы.
— Показания Налоева о моем участии в контррево-люционной организации в нациздательстве и о моей вредительской деятельности по выпуску идеологически и политически извращенной литературы и учебников ложны…
— Налоев имел с вами когда-либо разговор, направленный на привлечение вас к контрреволюционной деятельности?
— Ни прямым, ни косвенным путем Налоев никогда со мной таких разговоров не имел.
— Вы настаиваете на своих показаниях?
— Да, я настаиваю на своих показаниях и прошу дать мне очную ставку с Налоевым Жансохом.
Очная ставка, о которой Кожаев просил, была проведена 6 апреля. Но этому предшествовал повторный допрос Налоева с пристрастием. Его силы иссякли, и он готов был подписывать любой текст допроса. На очной ставке Кожаев отверг заранее заготовленную версию показаний Налоева. В вину последнего кроме всего прочего ставилось то обстоятельство, что он восхищался произведениями Есенина и Луначарского. В Москве в издательстве художественной литературы вышел сборник «Писатели Кабардино-Балкарии», подготовленный Налоевым и Кожаевым, куда вошли лучшие произведения местных писателей. После ареста Кожаева, Налоева и других писателей, стали давать сборнику контрреволюционную трактовку, обвиняя их в умышленном подборе репертуара с антисоветским умыслом. Такую же трактовку получили повести Кожаева «Новь» и Налоева «Начало», вышедшие в свет в 1935 году. Кожаеву ставилась вину и то, что он, как секретарь Кабардино-Балкарского отделения Союза писателей СССР, выдал положительную характеристику Жансоху Налоеву, что он хороший организатор, талантливый писатель и политически благонадежный. Сохранился подлинник данной характеристики с оттиском печати писательской организации и подписью Кожаева.
Окончательное обвинение Кожаева согласно обвини-тельному заключению выглядит так:
а) Являлся участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической органи-зации.
б) Занимался распространением контррево-люционной клеветы по адресу партии, Советской власти, направленной на их дискредитацию.
Такая формулировка вписывалась в общий фон развязанных большевиками политических репрессий против своего же народа.
Начальник УНКВД КБАССР майор госбезопасности Антонов 8 апреля 1937 года утвердил обвинительное заключение, и дело передал в суд. 27 июля 1937 года в Нальчике состоялось заседание выездной сессии Военной коллегии Верховного Суда СССР без участия обвинителя и защиты. Высокая карательная судебная инстанция переусердствовал, и пошла еще дальше, выходя за рамки обвинительного заключения:
«Подсудимый Кожаев являлся участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской терро-ристической организации. Кожаев был завербован троцкистом-террористом Жансохом Налоевым в контрреволюционную троцкистскую, террористическую, буржуазно-националистическую организацию, действо-вавшую на территории Кабардино-Балкарской АССР.
На протяжении своей контрреволюционной деяте-льности, подсудимый Кожаев проводил контр-революционную, троцкистскую, Националистическую пропаганду с клеветническими измышлениями против политики и мероприятий, проводимых ВКП (б) и Советским Правительством. Таким образом, доказана виновность подсудимого Кожаева в совершении преступлений, предусмотренных статьями 17-58-8 и 58-11 УК РСФСР».
Приведен полный текст приговора, но в нем нет ни одного аргумента, подтверждающего вину обреченного. Но голословное суждение судьи оказалось достаточным, чтобы приговорить Кожаева к 10 годам тюремного заключения с конфискацией имущества. Приговор был окончательным и он не подлежал обжалованию. Сосруко Кожаев должен был немедленно препровожден в Соловецкую тюрьму НКВД СССР. Характерно отметить, что подобная уголовно-правовая экзекуция совершалась, как правило, при отсутствии, каких либо доказательств, исходя лишь из личного умозаключения людей в мундирах НКВД. Понятие законность было сущей формальностью. Все зависело от мнения и желания обкомовского монстра, чьё слово выше любых законов и оно было решающим.
Но тогда Сосруко еще не знал о зловещих замыслах партийного диктатора Кабардино-Балкарии, мстительного Калмыкова.
27 января 1938 года, судя по материалам уголовного дела, из Соловецкой тюрьмы на имя заместителя начальника УНКВД Ленинградской области пошла депеша:
«На основании распоряжения 10-го отдела ГУГБ НКВД СССР №40038 от 15 января 1938 года при этом направляются два дела на заключенных Соловецкой тюрьмы Арапова Петра Семеновича и Кожаева Сосруко Магометовича для рассмотрения на Тройке УНКВД Ленинградской области по третьему лимиту…».
На этом сопроводительном письме резолюция: «тов. Бардин, включите в список». 31.01».
Это означало, что по распоряжению сверху в список подлежащих расстрелу или уже расстрелянных, необходимо было включить и Кожаева. В списке обреченных он оказался под номером 42. Как мы увидим ниже, это был просто фарс, сокрытия следов уже совершенного злодейского убийства.
Для этого были составлены документы по всей форме. 14 февраля 1938 года специальным постановлением особой тройки УНКВД Ленинградской области Сосруко Магометович Кожаев якобы был в этот день приговорен к расстрелу. Согласно акту, составленному комендантом УНКВД, приговор приведен в исполнение 17 февраля 1938 года. Бетал Калмыков сделал свое дело. Своей рукой он погас восходящую звезду кабардинской литературы, родоначальника кабардинской прозы. Он желал смерти безвинного человека, он добился этого и теперь — концы в воду. На фоне этих и других злодеяний кощунственным выглядит возведение палачу памятника, и называть улицы его именем. Над этим стоит призадуматься.
Из заключения военного прокурора отдела Главной военной прокуратуры СССР полковника юстиции Зайцева от 2 ноября 1956 года:
«Установлено, что вторично Кожаев был приговорен к расстрелу и расстрелян по ходатайству бывших секретаря Кабардино-Балкарского обкома Калмыкова и Наркома внутренних дел Антонова, которые были не согласны с приговором Военной коллегии».
Это было независимое и объективное расследования причин расправы с Кожаевым. Но анализ пожелтевших листов архивных дел убеждает, что прокуроры, проводившие проверку злодеяний НКВД, не до конца разобрались в суть вопроса. От их око ускользнули удручающие факты дикого преступления. Люди должны знать правду, чтобы страна больше не превратилась в концлагерь народов, чтобы каждый россиянин чувствовал себя защищенным от возмо-жного произвола.
Из рапорта бывшего начальника 1-го отделения 4-го отдела УГБ НКВД КБАССР Николая Федоровича Нестеренко от 19 ноября 1938 года на имя тогдашнего наркома внутренних дел КБАССР Карнауха:
«Калмыков и Антонов, видимо, остались недовольны приговором Военной коллегии по делу Шандирова и Кожаева, которые были осуждены на 10 лет тюремного заключения каждый. Мы зашли на квартиру Антонова, и он мне (и другим сотрудникам) говорил, что договорился с Беталом Калмыковым и постарался через тройку пропустить Шандирова и Кожаева, их обеих расстреляли…».
Таких фактов немало. Не надо бояться правды, кокой бы горькой она ни бала.
Из показаний Денисова Федора Федоровича , управляющего делами Президиума Верховного Совета КАССР от 13 апреля 1956 года:
«Я знал Кожаева, имени не помню. Я хорошо помню, что Кожаева тогда третировал Калмыков, но почему, не знаю. Однако Кожаев был грамотным и развитым человеком. Вряд ли он мог быть контрреволюционером. Калмыков был человеком, который не терпел возражений, считал себя непогрешимым и всех кто был им недоволен или прекословил ему, убирал со своего пути, был груб и деспотичен, ни с кем не считался». Это истинное лицо диктатора.
В любом цивилизованном государстве для лишения человека жизни всегда требовалось весьма серьезные обвинения, аргументированные объективными и бесспорными доказательствами. Кожаев был расстрелян без выдвижения новых обвинений, бездоказательно, без проведения дополнительных расследований и без суда. Расстрелян просто так, по личному хотению Калмыкова. Советский Союз нельзя было относить к цивилизованному государству, ибо в нем не было демократии, законности и правопорядка. Это был сплошной концлагерь, масштабы которого превосходили все государственные образования всех времен.
Определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 27 июля 1958 года дело в отношении Сосруко Кожаева было пересмотрено и прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Он реабилитирован посмертно.
Подлость спецслужб большевистского режима неопи-суемо. Даже в период хрущевской «оттепели» нравы преемников ГПУ-НКВД кое-где еще оставались дикими, бесчеловечными.
24 сентября 1958 года, уже после реабилитации Кожаева, оперуполномоченный УКГБ при Совете Министров Карелии на специальном бланке составил заключение с грифом секретно, экземпляр единственный:
«…рассмотрев заявление Кожаевой Н.М. , ходатайствующей по вопросу выдачи свидетельство о смерти брата — Кожаева С.М…, (расстрелянного постановлением тройки в 1938 г.) полагал бы зарегистрировать смерть, как последовавшую 24 мая 1943 года от перитонита». С этой фальшивкой согласились начальник отдела и зам. председателя КГБ при Совете Министров Карелии. У них было звериное сердце, у которых человеческая единица превращалась ни во что.
Опираясь на такую фальшивку, КГБ КБАССР выдала соответствующую справку родным и близким Кожаева.
Они не могли согласиться с таким обманом и продолжали искать правду. Оказалось, что в Ленинском отделе Загса г. Ленинграда за № 170 зарегистрирована смерть Сосруко
Магометовича Кожаева, якобы последовавшая 25 сентября
1941 года.
Такая фальшивая запись была произведена по настоянию руководства УВД Леноблисполкома. В заключении, составленном ими 5 ноября 1958 года, сказано: «Зарегистрировать смерть Кожаева Сосруко Магометовича и через сектор Загса при Ленгорисполкоме, выдать заявительнице свидетельство о смерти Кожаева С.М., указав, что последний умер 25 сентября 1941 года».
Спецслужбы всегда и всячески скрывали правду от народа. Всякую мелочь, не имущую никакой секретности для государства тщательно скрывали, боясь, как бы чего не вышло. Тем самым власть завоевывала ненависть народа.
По настоянию родственников Кожаева, КГБ при СМ КБАССР 23 декабря 1958 года сделал еще один запрос в Военную Коллегию Верховного Суда СССР. Только после длительной переписки и лишь в конце декабря 1990 года сделана более или менее соответствующая правде запись о причине и дате смерти Кожаева. Но это еще не вся, правда.
После ареста Сосруко Кожаева, репрессиям подверглась и его семья. Жена – Кожаева Мария Никаноровна (урожденная Коновалова), родилась в 1907 году в станице Старопавловской, Апполонского района Орджоники-дзевского Края (ныне Ставропольский). Приехав в Нальчик,
познакомилась с Сосруко Кожаевым, и в 1926 году они поженились. Работала заведующей детскими яслями. От этого брака родились два сына: Виктор 1927 года рождения и Владимир-1930 года. Марию арестовали 1 сентября 1937 года в г. Нальчике без возбуждения уголовного дела. Без официального предъявления обвинения 25 сентября было составлено обвинительное заключение, и передано на рассмотрение особого совещания при НКВД СССР, который постановил:
«Кожаеву Марию Никаноровну как члена семьи изменника
Родины – заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет. Дело сдать в архив».
Первым отходящим этапом Марию 23 декабря 1937 года отправили в Акмолинскую область Казахстана в КАРЛАГЕР НКВД. Попытки бабушки Батехан забрать себе Владимира и Виктора, не увенчались успехом. Старая женщина так и не дождалась своих внуков. Она умерла в 1949 г. Судьбу детей до этого решил сам начальник УНКВД КБАССР Антонов записью на бумаге красным карандашом и корявым почерком: «Детей направить в Прохладненский детский приемник-распределитель». Беспомощных детей насильно доставили в Прохладный. Здесь их разъединили и Владимира направили в специальный детдом г. Серафимовичи, Сталинградской области. Виктора поместили в Пичугинский детский Дом. Короткое время братья оказались в Детдоме с. Филоново. Их снова разлучили и Виктора определили в ремесленное училище. Когда война началась, Виктор переехал в Ставропольский край к своей бабушке по матери. Служил потом в Армии и, демобилизовавшись в 1955 году, поехал к матери в Казахстан, где устроился на работу в совхозе. Виктор до этого, по совету добрых людей, чтобы спастись от постоянного преследования и скрыть позорное клеймо-сына врага народа, изменил, свои анкетные данные и стал носить имя — Семячкин Николай Иванович. Работал на Целине, заработал медаль «За освоение целинных земель». Все они после реабилитации Сосруко Магометовича, вернулись в родные края. Сначала приехала в Нальчик Мария Никаноровна, где получила квартиру. Затем к ней пере-
брался сын Владимир, который носил вымышленную
фамилию — Морозов. В 1963 году Виктор Сосрукович, теперь уже Семячкин Николай Иванович, поселился с семей в Тырныаузе и до ухода на пенсию работал в шахте. Ветеран труда. Инвалид труда второй группы.
У супругов Николая Ивановича и Анны Павловны (урожденная Терещенко) родились четверо детей:
1. Николай, самый старший, у него дочь Юлия и сын Алек —
са ндр. 2. Олег, у него дочь Александрия. 3. Алена, у нее две дочери — Ира и Вера. 4. Любовь, у нее две девочки.
Володя Кожаев, мать — Мария Никаноровна
с внучкой Любой. Стоят – Николай Иванович с женой.
Президиум Верховного Суда КБАССР 25 марта 1958 года по протесту прокурора республики отменил постановление Особого совещания при НКВД СССР от 9 декабря 1937 года в отношении Марии Никаноровны Кожаевой, и дело
прекратил за отсутствием состава преступления в её дейс-твиях. Мария Никаноровна умерла в 1982 году.
Теперь вернемся к обстоятельствам расстрела, вернее убийства, Кожаева. Как сказано выше, согласно офи-циальным документам из архивного уголовного дела по обвинению Сосруко Кожаева, по делу он значится осужденным к 10 годам лишения свободы 27 июля 1937 года по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР. В этом же деле имеются документы, из которых явствуют, что Кожаев якобы расстрелян по постановлению Особой тройки 17 февраля 1938 года.
Так ли это? Обратимся к фактам из материалов, так называ-емого уголовного «дела» по обвинению Марии Кожаевой,
состоящее всего из 11 листов. Перед ее арестом, 31 августа 1937 года зам. наркома внутренних дел КБАССР лейтенант госбезопасности Кащеев утвердил документ, с которого соб-ственно и начинается это дело:
«Справка на семью осуж-денного Кожаева Сосруко Магометовича, который по ст.ст. 58-10 ч.2 и 58-11 УК РСФСР как участника к-р. троцкистской организации
осужден в июле 1937 г. вы-
ездной сессией Военной
Коллегии Верховного Суда СССР осужден по первой
категории — РАССТРЕЛ».
Кащеев о ткрытым текстом
объявил, что Сосруко Кожаев
уже был расстрелян в июле
Владимир Сосрукович 1937 года. Такое же подтвер-
Кожаев ждение содержится и в обвини-
тельном заключении по делу Марии Кожаевой, составленном сотрудником спецгруппы УГБ НКВД КБАССР Ягодовским, утвержденном самим наркомом внутренних дел республики Антоновым 25 сентября 1937 года. В нем говорится:
«Обвиняемая Кожаева Мария Никаноровна являлась женой участника ликвидированной в Кабардино-Балкарской АССР контрреволюционно-троцкистско-зиновьевской, буржуазно-националистической, террористической организации Сосруко Магометовича Кожаева, осужденного выездной сессией Военной коллегии Верховного Суда к высшей мере наказания — РАССТРЕЛУ».
Теперь становится ясным, что Кожаев фактически был расстрелян именно в июле 1937 года, вскоре после вынесения ему приговора – 10 лет тюремного заключения. Следовательно, его уничтожили просто так, без всякого суда и следствия. Антонов по своей неосторожности, из чувства вседозволенности и безнаказанности, сам того не желая, разоблачил самого себя. Можно привести и другие свидетельства сказанному.
Из показаний Нальчикова Хабалы Сагидовича, 1898 года рождения, работавший с 1926 по 1938 год в органах НКВД КБАССР:
«Кожаева Сосруко знал с 1921 года. Знал его и по совместной работе как близкого товарища. Работал старшим следователем, был грамотным и культурным человеком, принципиальным в работе и самостоятельным. Не знаю, за что его арестовали, но могу сказать с полной уверенностью, что врагом народа он не был и не мог быть… Я, слышал, что после ареста, Антонов сам лично его расстрелял».
Старый чекист сказал правду. Это Антонов, с благословения своего патрона, совершил умышленное убийство Кожаева. Эти факты подтвердил и сержант Нестеренко:
«В мае 1938 года я с группой товарищей был в служебной командировке в Москве. Мы зашли на квартиру Антонова, и он мне, Долгополову, Хапову и Макееву говорил о том, что он договорился с Беталом Калмыковым и постарался через тройку пропустить Шандирова и Кожаева, их обеих расстреляли, они сволочи…».
Существует достоверный документ, составленный старшим инспектором 8-го отделения УГБ НКВД КБАССР сержантом госбезопасности А.А.Атановым . Речь идет о справке от 25 ноября 1937 года:
«Дана сея 8 отделением НКВД КБАССР в том, что гр. Кожаев Сосруко Магометович решением выездной сессии военной коллегии Верховного Суда СССР от 1937 года осужден по ст.ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР по первой категории к высшей мере наказания — расстрелу».
Таким образом, уже расстрелянного Кожаева чекисты попытались подвести под приговор Военного трибунала, который фактически назначил ему 10 лет лагерей.
Теперь уже расставлены все точки над «И». Такова, правда, о гибели славного сына кабардинского народа Кожаева Сосруко Магометовича. Так погасли светильник разума и таланта. «Рыцари» революции сделали свое черное дело, «рыцари» остались довольны.
Есть еще очень любопытный документ, подтверждающий подлость палача Антонова и его патрона.
Антонов впоследствии, будучи начальником тюремного отдела НКВД СССР, испугавшись возможной ответственности, сфабриковал сам документы о расстреле Кожаева, якобы имевшем место не в 1937, а в 1938 году по решению спецтройки НКВД Ленинградской области. Это могло быть сделано только с одной целью: скрыть свое злодеяние, совершившего заказное убийство в Нальчике ни в чем неповинного человека. Версия о злодейском убийстве Кожаева палачом с большевистским билетом в кармане Антоновым окончательно сам он подтвердил. В архивном деле 1937 года находится акт с грифом «Совершенно секретно». Этот документ, не имеющий даты, якобы составленный в феврале 1938 года, гласит, что приговор тройки НКВД от 14 февраля 1938 года в отношении Кожаева Сосруко исполнен, и он якобы расстрелян 17 февраля 1938 года. Удивляет не сама констатация этого факта, а то, что указанный акт составил Антонов собственноручно и подписал сам!
Все вышеперечисленные доказательства в своей совокупности неопровержимо подтверждают, что Кожаев убит в июле 1937 года, и это сделал без суда и следствия садист Антонов в угоду своему кумиру диктатору от ВКП (б) Калмыкову. Так они распоряжались человеческой жизнью, играли судьбами людей и этим наслаждались. Так каралось любое пререкание с большевистским диктатором. Любое ослушание жестоко каралось тогда и потом. Такова истина.
О Сосруко Кожаеве мало что известно. Он не должен забыт. Его доброе имя до конца еще не восстановлено. Мы должны об этом позаботиться.
С деятельностью Кожаева, как писателя, тесно связана личность другого литератора и ученого, о котором Сосруко тепло отзывался. Это Михаил Евгеньевич Талпа, редактировавший первое прозаическое произведение Кожаева «Новь». Родился он в 1894 г., имел высшее гуманитарное образование. С 1934 года работал в должности ученого секретаря Кабардино-Балкарского научно-исследовательского Института истории и культуры. Одновременно заведовал по совместительству литературной частью драматического театра. Много трудился по сбору национального кабардинского фольклора. Участвовал в подготовке и изданию в Москве книги «Кабардинский фольклор». По словам Кожаева он, совместно с Налоевым Жансохом, издал сборник «Писатели Кабардино-Балкарии». Среди его друзей были такие видные деятели литературы, как Али Шогенцуков, Берт Гуртуев, Сосруко Кожаев, Абдул Пшеноков, Жансох Налоев и многие другие. Как говорил сам Талпа, к нему приходил домой Кожаев и показывал свое стихотворение в прозе «Хох».
Но время было тревожное, черные тучи репрессий витали по стране. Как многие его соратники по перу, Талпа был направлен в преисподнюю. По совершенно необоснованному стандартному обвинению Михаил Евгеньевич Талпа был арестован органами НКВД 9 мая 1937 года. В тот же день произведен у него на квартире в Нальчике по улице Кабардинской, 8 обыск. Изъято множество книг, энциклопедии. Допрашивался интенсивным методом более 7 раз. Чекистам не удалось сломить его волю и заставить признаться в том, чего не было. 25 июля 1937 года Михаил Евгеньевич был расстрелян.
Реабилитирован он посмертно определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 9 июня 1956 года.
Но расправа с членами семьи этим не закончилась. Жена Талпы Ольга Васильевна постановлением особого совещания от 9 декабря 1937 года была заключена в лагерь на 8 лет как пособница контрреволюционной организации. Одновременно 22 октября была арестована 16 – летняя дочь Ирина и ей предъявлено обвинение в том, что она якобы была осведомлена о контрреволюционной деятельности отца и скрыла это от органов власти. Попытки осудить девочку за политические преступления закончились неудачей.
М.Е. Талпа с женой Ольгой, дети Ирина и Елена. Снимок 1931 года
После составления обвинительного заключения через 2 месяца Ирина была освобождена из-под стражи. К моменту написания данной книги в живых осталась младшая дочь Михаила Евгеньевича – Елена. Она проживает в Одессе. Немало тяжких дней выпало на долю этой женщины. После ареста родителей и сестры, она была направлена в Сталинградскую область и помещена в детский концлагерь (Пичугинский). Имя Михаила Евгеньевича Талпы забыто. Никто о нем теперь не вспоминает.
МЭР ГОРОДА НАЛЬЧИКА
( О Хажисмеле Бетрозове)
Гнев врачуется временем,
ненависть же не излечима.
Аристотель
Леденящее дыхание 30-х годов повеяло страшные ветры страха и смерти. История Нальчика хранит в себе много тайн, в недрах которого свили себе осиное гнездо зловещие сети НКВД в 30-ые годы. В его подвалах людей терзали, лилась человеческая кровь. Обо всем этом догадывался председатель Нальчикского городского Совета Хажисмель Каншаович Бетрозов. Власть мэра города была номинальной, можно утверждать – просто формальной. Без горкома и обкома партии большевиков в стенах городского Совета ничего не решалось. Так понимался принцип демократии и народовластии.
Бетрозов родился в 1908 году в селении Урух, Нальчикского округа Терской области (Ныне Лескенского района, КБР). Проживал он с семьей (жена и малолетний сын) в Нальчике, улица Кабардинская, 10.
После сельской школы в 1929 -1930 годах учился в Горском кооперативном техникуме в городе Орджоникидзе. Здесь, будучи членом комиссии, по распределению стипендий отстаивал точку зрения о необходимости распределять стипендию одинаково всем. Эта позиция была расценена, как антипартийной и была попытка исключить его из кандидата в члены ВКП (б). На этой почве он покинул техникум и вернулся домой. Затем получил направление на двухгодичные курс при ЦК ВКП (б) в Москве, которые он закончил в 1932 году. После этого короткое время работал директором Кабардино-Балкарского рабфака.
23 января 1937 года Бетрозов был арестован и помещен в адский подвал НКВД для дальнейшей «обработки» и допросов. Дома остались жена Шаризат Битуевна и 2-х летний сын Мурат. Им уже не суждено было увидеть больше своего близкого человека. Вскоре была арестована и сама Шаризат, а сына отправили в г. Серафимовичи, Сталинградской области, где он был помещен в спецдетдом закрытого типа. Ненависть властителей калечила жизнь безвинных людей. Для них создавалось обстановка безысходности.
В постановлении об аресте от 23 января записано: «Рассмотрев материалы уголовного дела». Фактически не было никакого дела и материалов тоже. Имеется справка спецотдела НКВД, датированная 27 января, о том, что компроматы на Бетрозова отсутствуют. 26 января секретарь горкома партии Донских под расписку получил партийный билет Бетрозова, изъятый у него при аресте. А 14 февраля его исключили из партии на заседании бюро горкома ВКП (б) «как контрреволюционера, врага народа, фашиста».
Допросы начались 24 января. Вел допрос, мастер по «развязыванию» языка Белинский. После соблюдения процедурных формальностей по выяснению анкетных данных, он приступил к третированию Бетрозова в обычной его манере.
— Покажите, с кем вы состоите в близких отношениях.
— Я имею следующих близких знакомых:
1. Налоев Шупаго, бывший секретарь Нальчикского горкома ВКП (б), снятый с этой должности 3-4 месяца назад. Отношения с ним нормальные.
2. Максидов Казгери, то же исключенный из партии. В 1935 году в течение одного месяца жили по соседству в Пятигорске. В это время посещали друг — друга.
3. Налоев Жансох, мой односельчанин, исключенный из рядов ВКП (б) за принадлежность к троцкизму. С ним работал около 4-х месяцев в педагогическом институте.
4. Борукаев Тута – доцент литературы пединститута. У нас хорошие взаимоотношения.
5. Нальчиков Махмуд, исключенный из партии. У нас были хорошие взаимоотношения.
6. Кумахов Музрак, исключенный из партии, Работает заведующим горкомхозом.
7. Мирзоев Хажисмель, секретарь Урванского райкома ВКП (б), бывал у меня дома.
8. Табухов Мухажир, заместитель председателя областного суда.
9. Кардангушев Мурид, управляющий «Севкавсна-бсбытом».
С 24 января по 20 марта Бетрозова подвергали издевательским допросам 22 раза! В том числе и на 7 очных ставках. Кроме того, для усиления обвинения к делу приобщены 24 копий протоколов допроса тех лиц, которые уже «раскололись». Одних протоколов допросов Магоме-тмурзы Бейтокова, приобщенных к делу, составляет 12.
18 марта 1937 года Белинский, располагая «признательными» показаниями другого обвиняемого Мисота Абазова, свел его с Бетрозовым на очную ставку. Отметим, что Абазов один из обманутых, которому Калмыков и Антонов обещали сохранить жизнь, если он примет версию обвинения и будет давать «правдивые» показания.
Будучи арестованным, находясь в роли обвиняемого, бывший начальник отделения УГБ НКВД КБАССР Никифор Федотович Нестеренко на допросе 29 марта 1939 года рассказал, как Абазов был «завербован» для дачи им нужных показаний. В частности он показал:
«Абазов с первых дней стал давать показания о том, что он является участником буржуазно-националистической организации, но нигде ни слова не упоминал о том, что эта организация готовит террор. Когда у меня забрали Абазова и на допрос повели к Калмыкову, в кабинете Антонова он, вернувшись, заявил мне о том, что теперь жизнь ему гарантирована и здесь же собственноручно стал писать показания о подготовке террора над Калмыковым. Такая же смехотворная история получилась и с обвиняемым Кишевым».
Находясь под такой эйфорией, Абазов охотно изобличал других. Вот один эпизод такого спектакля на очной ставке между Абазовым и Бетрозовым.
— Скажите Абазов, приходилось ли вам бывать в гостях у Бетрозова Хажисмеля и Налоева Жансоха?
— Да, бывал я у того и другого. Там бывали еще Налоев Шупаго, Налоев Жансох и другие.
— Чем занимались на этих сборищах, и какие разговоры велись?
— Обыкновенно занимались игрой в карты, — ответил Абазов звонким голосом. – Кроме того, разговаривали на политические и хозяйственные темы. Однажды Бетрозов выразил недоверие в реальности колхозного строя. Он сказал, что колхозники живут бедно, в нужде. Шупаго Налоев тоже был такого же мнения.
— Подтверждает ли Бетрозов эти факты? – спросил Белинский.
— Никогда от Налоева Шупаго я не слышал подобного разговора.
— Вспомните, Абазов, предлагал ли Бетрозов вступить в уже существующую антисоветскую группу?
— На этот вопрос я отвечу подробно, — приободрился Абазов, вспомнив уже заученные фразы предыдущих допросов. Эта тема была заранее тщательно проработана, и следователь опасался, что Абазов может сорваться и все испортить. – Однажды в январе 1936 года ко мне на квартиру пришел Бетрозов Али,- продолжил Абазов, — и сказал, что Пшиншев ему поручил склонить меня к вступлению в контр- революционную группу. Я ответил отказом. На следующий день я пошел к Бетрозову Хажисмелю на работу в горсовет. Он принял меня и стал упрекать за то, что я отклонил предложение его двоюродного брата Али и повторил предложение вступить в антисоветскую группу. Но я не дал согласие.
— Что скажет на это Бетрозов? – победоносно посмотрел Белинский на обвиняемого.
— Показания Абазова от начала до конца явная ложь!
— Чем вы можете это доказать?
— У меня нет доказательств. Я под стражей.
Зря Абазов поверил подлым людям, обманным путем заставивших его «признаться». Кстати, он был арестован в тот же день, что и Бетрозов. Обвинение то же стандартное. Осуждены они так же в один и то же день. В суде Абазов отказался от своих прежних показаний и заявил: следователь требовал признания и стал на себя наговаривать. Но было уже поздно. 25 июля был суд и в тот же день Абазов был расстрелян.
31 марта 1937 года Бетрозову было объявлено об окончании следствия. При этом он заявил:
«Что касается предъявленных мне материалов следствия, изобличающих меня в причастности к контрреволюционной организации, действующей на территории Кабардино-Балкарии по подготовке к совершению террористических актов и других контрреволюционных действий, то я со всей категоричностью заявляю следствию о том, что такое обвинение абсолютно не соответствует действительности. Я никогда ни в какой контрреволюционной организации не состоял и о существовании таковой мне не известно».
Лишь 25 июля 1937 года было составлено обвинительное заключение и дело передано в суд. В тот же день Военная коллегия Верховного Суда СССР, в присутствии только одного Бетрозова, приговорила его к РАССТРЕЛУ. Приговор приведен в исполнение 26 июля 1937 года.
28 марта 1956 года Военный прокурор Главной военной прокуратуры СССР, изучив материалы данного дела, составил заключение, в котором в частности говорится:
«В момент ареста Бетрозов работал председателем Нальчикского городского Совета и был арестован в связи с подозрением его в покушении на жизнь бывшего секретаря обкома партии Калмыкова. Об этом имеется показания Кишева от 18 января 1937 года, добытые путем пыток. Никаких компрометирующих Бетрозова материалов в НКВД не было.
Из числа обвиняемых, «изобличающих» Бетрозова – Максидов, Абазов и Налоев от своих показаний в суде отказались и виновными себя не признали.
Кроме того, в ходе проверки были изучены архивно-следственные дела на бывших работников НКВД КБАССР Антонова, Кащеева, Нестеренко и др., осужденных за контрреволюционные преступления и за фальсификацию дел, и установлено, что дело Бетрозова по их делам проходит, как сфальсифицированное и было вменено Антонову, Кащееву и Юдину… Он явился жертвой произвола некоторых работников НКВД КБАССР».
25 августа 1956 года приговор в отношении Хажисмеля Каншаовича Бетрозова отменен и дело о нем прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Но это еще не полная реабилитация. Остается моральная сторона. Он должен занять свое место в истории Кабардино-Балкарии. Никто в живых из семьи Хажисмеля Бетрозова не осталось. Но память о благородном и честном человеке сохранится навсегда.
МЕСТЬ ЗА КРИТИКУ
(о Водахове)
Так как ум нельзя унизить, ему мстят,
поднимая на него гонения
П. Бомарше
Во все времена критика всегда таила в себя опасность, особенно если объектом критики является диктатор, самодержец. Поэтому мало кто осмеливался возражать повелителю. Осмелившегося ждала жестокая кара. Такую участь постиг Водахов Асланбек Абисалович, бывший начальник Управления местной промышленности Кабардино-Балкарии, члена бюро обкома ВКП (б).
Водахов в 1903 году в селении Урух, Нальчикского округа Терской области (Ныне Лескенского района, Кабардино-Балкарской республики) в семье крестьянина.
Проживал в Нальчике, улица Свободы, 4. Семья его к 1937 году состояла: жена — Какух Хажума-ровна (урожденная Карашаева) и два сына: Анатолий 8 и Аркадий 5 лет. Какух работала на швейной
фабрике зав. цехом, Анатолий
учился в школе. Асланбек был со-
Водахов с детьми: ратником Бетала Калмыкова, в
Анатолием (вверху) партизанском отряде которого он
и Аркадием служил.
В 1926 году вступил в ряды коммунистической партии большевиков. В том же году он окончил коммунистический университет имени Сталина в Москве. Работал недолго секретарем обкома комсомола. С 1928 года занимал должность заместителя заведующего земельным управлением автономной области, затем и заведующего.
Из показаний Петра Анисимовича Лебедева, работавшего в Кабардино-Балкарии с 1933 по 1938 года
на различных ответственных должностях:
«Я знал хорошо Водахова Асланбека, Афаунова Измаила, Журтова Михаила. Все перечисленные лица являлись молодыми кадрами. Бывший секретарь обкома партии Калмыков Бетал молодые кадры не любил. Было известно, что Калмыков не любил критики, сам он был не особенно грамотным, был груб. Водахов и Афаунов были грамотными, культурными людьми и по своему развитию были гораздо выше Калмыкова, а поэтому пользовались большим авторитетом у народа. Все это не нравилось Калмыкову. Мне известно, что на одном из партактивов Водахов выступил с резкой критикой в адрес Калмыкова. После этого Калмыков стал преследовать Водахова, и в скоре он был арестован. Водахов и Афаунов были честными советскими работниками».
Другой очевидец событий тех лет, Х. Наурзоков, 1909 года рождения, на допросе 20 апреля 1956 года показал:
«Должен сказать, что Калмыков в последние годы своей работы буквально озверел, не терпел никакого возражения, никакой критики и расправлялся за малейшие промахи и ошибки. Калмыков прямо угрожал на сове-
А. Водахов щаниях тюрьмой тем, кто не сог-
ласен с ним. Он заявлял: «У Антонова места есть»! Все
его боялись. Только два человека выступали с критикой
Калмыкова – Водахов Асланбек и Шандиров Мурадин.
Да еще был третий – Гуважоков Тыта, директор Мало-Кабардинской оросительной системы. Зато все они сели в тюрьму. Водахов и Афаунов были людьми высокой
культуры, способными работниками и принципи-альными».
Таким образом, тучи настолько сгустились, и стало очевидным фактом обреченность Водахова. Критику в свой адрес Калмыков никогда и никому не прощал. Он считал себя всегда и во всем правым, неподлежащим критике. К этому периоду времени культ личности Калмыкова достиг наивысшей точки. Он превратился в большевистского божка, перед которым все должны трепетать и повиноваться во всем, преклоняться.
Днем 1 февраля 1937 года Асланбек пошел на обед к себе домой. В это время позвонил к нему председатель облисполко-ма Черкесов и предложил немедленно явиться к нему.
Водахов ушел, а вечером вер-нулся домой в сопровождении
сотрудников НКВД Белинского и еще четырех человек. Водахов уже был взят под стражей, и его привели домой для участия при
обыске квартиры.
Он возмущался, спорил. Его
увели, и оказалось навсегда.
А. Водахов Какух Хажумаровна ходила в
тюрьму, в УНКВД, справлялась о судьбе мужа, носила передачи. Тем временем Водахова били, истязали, подвергали допросу конвейером ежедневно.
Таким путем он допрошен 26 раз! Белье, верхняя одежда были изорваны.
Спустя два месяца с работы уволили жену. Следом ее с двумя детьми выселили из квартиры на улицу, без вещей, без одежды и без надежды. Какух нашла где-то пустующий сарай и детей перевела туда. Но это было только начало ее страданий и мучений. Очень скоро ею заинтересовался следователь из НКВД. Белинский вызвал ее на допрос. Какух просиживалась в коридорах НКВД целыми днями, не позволяя ей уходить, Белинский проходил мимо и делал вид, что он ее не замечает. Так над ней издевались неделю. Водахова в эти дни часто видела слонявшегося из кабинета в кабинет Бетала Калмыкова. После недельной «артподго-товки» Белинский, наконец, пригласил Водахову на допрос. Белинский шантажировал ее тем, что ему все известно, что Асланбек Абисалович уже во всем сознался и рассказал о своей контрреволюционной работе. При этом следователь демонстрировал исписанные листы бумаги. Он говорил ей так же, что Бетрозов назвал имена Бесланеева Хабалы, Камбиева Хамшика, Налоева Шупаго, Магомеда Энеева, Кишева Шахбана, как лица, собиравшихся в их доме и проводившие контрреволюционную работу. Чтобы спасти ее и детей, она должна была подписать подготовленный текст протокола, изобличающего мужа в контрреволюционной деятельности. Какух отказалась выполнить требования Белинского. Он разгневался такой строптивостью женщины, стал ее всячески оскорблять, угрожать наганом, что он вышибить ей мозги. Поединок закончился поражением Белинского и, в конце концов, он вынужден был ее отпустить.
— Ты будешь сидеть рядом с мужем, — крикнул он ей в след. – Я вам это обещаю!
Спустя примерно неделю, Белинский вдруг разрешил Какух свидание с мужем, надеясь, что уже сломленный Асланбек уговорить жену подтвердить версию следователя и спасти детей. Свидание происходило в кабинете Белинского. Какух с трудом узнала своего мужа. Он был весь избит, левый глаз подбит, губы разорваны со следами засохшей крови. На лице были зарубцевавшиеся борозды ран. Несмотря на то что, Белинский угрожал, Асланбек сказал жене:
«Не верь, жена, никому. Моя совесть чиста, я не враг и об этом народ узнает на суде. Мне Калмыков обещал уничтожить как врага, но я не виновен. Помни это».
Белинский немедленно прервал свидание, и Водахова отправили в камеру. Кокух его больше не увидела.
А допросы Водахова продолжались. Допрашивали конвейером. Теперь подключился заместитель начальника 3-го отдела НКВД КБАССР лейтенант Евгений Коммель .
— При каких обстоятельствах и когда была последняя встреча с Бесланеевым?- спросил он Водахова на очередном допросе 9 февраля.
— Это было в октябре или ноябре 1936 года. Я к нему обратился за лесом для пепла — пемзового рудника. Лесные фонды и наряды находились в «Севкавснабсбыте», где управляющим был Бесланеев.
— В каком тоне вы обратились к Бесланееву?
— В официальном тоне.
— Подтвердите точно, в дружеском или официальном тоне вы беседовали с Бесланеевым?
— Больше всего я обращался в официальном тоне.
— Значит, в последнюю встречу, вы подтверждаете, что обращались к Бесланееву и в дружеской форме?
— Не совсем в дружеской форме.
— Значит, ваш предыдущий ответ – «больше всего он обращался в официальном тоне» — неправдивый?
— Да, тот ответ может не совсем правдивый.
— Почему вы следствию показываете неправду?
— То, наверное, было мое неудачное выражение.
— Сколько раз в 1936 году было встреч с Бесланеевым?
— Я точно не помню, около 4-х встреч.
— Охарактеризуйте эти встречи.
— На фабрике «Культбыт» не хватало напильников. Об этом мне сказал директор фабрики Каширгов. С ним я поехал к Бесланееву. Напильники оказались в наличии. Я попросил отпустить напильники для фабрики. Он их нам выписал, и мы уехали.
— Были ли вы на этот раз в кабинете Бесланеева?
— Не помню.
— Охарактеризуйте следующую встречу.
— Кажется, обратился к нему на счет краски.
Таких пустых разговоров было немало. Это было своего рода тактика допроса, попытка на мелочах подловить и сбить с толку. В тот же день Водахова взялся допрашивать Белинский.
— Из материалов следствия видно, по контр-революционной работе вы были связаны с Кишевым Шахбаном. Подтверждаете вы это?
— Не подтверждаю.
— Следствием это обстоятельство проверено. Ваша связь с Кишевым по контрреволюционной работе установлено точно. Прекратите упорство, дайте правдивые показания.
— Заявляю, с Кишевым по контрреволюционной работе связен не был. Контрреволюционной работы я никогда не вел.
— Вы предупреждаетесь об очной ставке с обвиняемым Кишевым Шахбаном. Скажите, Водахов, кто сидит перед вами?
— Это, Кишев Шахбан.
— Скажите, Кишев, состоял ли Водахов в контррево-люционной организации,- следователь с опаской поглядывал на Кишева, который заранее на репетиции уже был подготовлен к даче нужных показаний.
— Да, Водахов участник контрреволюционной организации. Он, Бесланеев и я являемся организаторами террористических групп. Водахов меня втянул в контрреволюционную организацию. Мы должны раскаяться в преступлении перед органами власти.
— На этом очная ставка прекращается, — объявил следователь, довольный ответом Кишева. – Продолжается допрос Водахова.
— Отвечайте по существу показаний Кишева.
— Категорически отрицаю связь с Кишевым по контрреволюционной работе. Показания Кишева ложны.
На следующий день Коммель снова взял Водахова на активный допрос.
— Как часто и по каким вопросам вы разговаривали с Бесланеевым по телефону?
— Мне приходилось часто разговаривать с Бесланеевым по телефону по делам службы.
— В присутствии кого вы вели разговор по телефону с Бесланеевым?
— Во многих случая присутствовали мои сотрудники, руководителей заводов, фабрик.
— Были ли разговоры по телефону с Бесланеевым не по вопросам службы?
— Да, был, кажется, один раз.
— Точно один раз или больше?
— Может быть и больше, я не помню.
— Следствие настаивает на точном ответе. Был ли один раз разговор с Бесланеевым по телефону не по служебным делам или больше случаев разговора?
Здесь следователь делает отметку в протоколе: «на протяжении двух часов обвиняемый от точного ответа уклоняется». Коммель продолжает атаку.
— Вновь настаиваю на точном ответе, были ли разговоры по телефону с Бесланеевым не по служебным делам?
— Я точно заверяю, что больше одного раза разговора с ним по телефону не служебного характера не было, — ответил Водахов после часового раздумья, измученный длительными допросами по стойке. Он, видимо не мог вспомнить и ответить правильно. Коммель снова получил задание любой ценой «расколоть» Водахова. Речь шла о его контрреволюционной работе с Кишевым, о встречах между ними, о патефоне, проданном Водаховым Кишеву.
— При каких обстоятельствах вы продали свой патефон Кишеву?
— В 1935 году во время моей поездки в Москву делегатом 8-го съезда Советов, я купил новый патефон. Кишев приходил ко мне домой, и попросил продать ему патефон. Я согласился.
На следующий день к допросу снова приступил Белинский. Потом его допрашивал сам Антонов. Так бесконечный конвейер продолжался до конца марта 1937 года.
25 июля 1937 года военная коллегия Верховного Суда СССР в закрытом судебном заседании приговорила Асланбека Абисаловича Водахова к высшей мере наказания РАССТРЕЛУ. Это не было похоже на судебное заседание. Три члена Военной коллегии и перед ними один на один беззащитный Водахов. Единственный вопрос, который мог прозвучать на таком «заседании» был, признает ли он себя виновным. Ответ, каким бы он ни был, никакого значения не имел. Вердикт заранее был предопределен.
Но об этом жена Водахова еще не знала и жила надеждой на возможное освобождение мужа. Какух ходила в НКВД, носила передачи. Ей отвечали, что передачу не принимают, за исключением денег, на которые Асланбек сам якобы будет покупать все необходимое. Какух внесла 250 рублей. В очередное ее посещение 2 августа 1937 года ей ответили, что мужа перевели в тюрьму, куда и следует обращаться. В тюрьме ей надзиратель ответил, что Асланбека там нет, а есть Водахов Борис, брат Асланбека. Кокух снова вернулась в НКВД к Белинскому. Здесь зам. Начальника УНКВД разъяснил, что Водахов осужден к 10 годам лагерей и свой адрес он сам позднее напишет. Но Водахов Асланбек был отправлен туда, откуда писем не бывает. Он был расстрелян 25 июля 1937 года. А бедная Какух ждала своего мужа, а дети – отца. Изверги из НКВД чужую боль никогда не ощущали.
1 сентября к Какух пришли сотрудники НКВД и повели
ее в здание НКВД, объяснив ей, что приехал военный прокурор из Москвы, и ее хотят восстановить на работу. Явившись в НКВД со своими детьми, ее пригласили в кабинет одну, без детей. Какух тут же была арестована и отправлена в дом предварительного заключения. Детей увезли в неизвестном направлении. Какух не находила себе место, мучительно переживая за судьбу своих малолетних детей. Это было, как говорят, удар ниже пояса. 11 января 1938 года к ней в камеру пришли чекисты и ей зачитали постановление «особого совещания», по которому она была приговорена к 8 годам лагерей. Между тем обвинительное заключение было составлено еще 25 сентября 1937 года. На следующий день, 12 января 1938 года ее этапом отправили в Акмолинскую область Казахстана. Дети Анатолий и Аркадий были вместе только до Прохладного. Здесь их разъединили и увезли в разные края России. Старший — Анатолий оказался в Астраханской области, где его поместили в специальный детский Дом для детей врагов народа. Пятилетнего Аркадия увезли в Сталинградскую область, город Серафимовичи, в спецдетдом. Здесь находился вместе с малолетним Муратом, сыном расстрелянного Хажисмеля Бетрозова. В указанное время в этом же Детдоме находился и сын другого «врага народа» Сосруко Кожаева. До 1940 года бабушка Анатолия и Аркадия Люль Карашаева боролась за судьбу внуков. Она была первая кабардинка член партии, хорошо знала М. Калинина. После неоднократных попыток ей удалось добиться через Калинина освобождения детей из детских лагерей, и она забрала их к себе в селение Верхний Акбаш, Терского района. Но беда бывает не одна. Вскоре грянула война. Осенью 1942 год немцы прорвались на Кавказ, они оккупировали и Кабардино-Балкарскую республику. Люль Карашаева, как коммунистка, была расстреляна немцами. Анатолий и Аркадий остались одни. То, что они испытали трудно вспоминать. Об этом и сейчас не желает говорить Аркадий Водахов, один из выживших сыновей.
Мать еще находилась в заключении в далеком Казахстане. В течение двух лет ей было запрещено иметь переписку. То, что она пережила, трудно поддается человеческому разуму. Писала жалобы в различные инстанции, и все они остались без ответов, ибо эти жалобы никуда не уходили и скапливались в личном деле
заключенного. Лишь 12 августа 1946 года, отсидев лишний год, ей было дозволено вернуться на Родину. Сразу же она отыскала своих детей.
Были арестованы и два брата Асланбека: Борис, который учился в Москве и Шахбан – знатный колхозник.
С 1924 по 1928 года секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б) работал Боровицкий Иван Николаевич, близкий друг Калмы-кова. До 1938 года, до дня его ареста, Боровицкий занимал разли —
Какух Водахова чные руководящие должности в
областного масштаба. Был так же членом обкома партии. Он имел тесную связь с Калмыковым и со всеми руководя-щими кадрами.
Из показаний Боровицкого, данных им военному прокурору в марте 1956 года:
«Для объективности следует сказать, что Калмыков был честолюбив. Много бывало в нем и самодурства, был жесток. Партийная организация была запугана, можно сказать прямо – терроризирована. Маловероятно, что в КБАССР существовала троцкистско-зиновьевская террористическая организация. Зная Водахова, могу сказать, что едва ли он мог дойти до троцкизма и скатиться до террора».
Таковы слова сведущего человека. Это правда, высказанная без давления, в непринужденной беседе.
22 декабря 1956 года Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор в отношении Асланбека Водахова и дело о нем прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления. Реабилитирована и Какух Хажумаровна Водахова.
В настоящее время в Нальчике живет сын Асланбека Аркадий, единственный из прославленного семейства. Анатолий умер несколько лет назад. Так власть расправилась с честными людьми, искалечила судьбы людей. Не в этом ли «заслуга» коммунистического режима?
ЛУЧ СВЕТА В ДИКОМ ЦАРСТВЕ
( О Туте Борукаеве)
Кто свечи жизни своей сжигал наукой,
Тот приобрел жизнь навеки.
Мирза Бедиль
Много ярких звезд погасло от рук варваров в смутные годы калмыковщины. Одним из таких звезд был Тута Магометович Борукаев, выдающийся кабардинский ученый – педагог, языковед и поэт.
Родился он в апреле 1888 года в селении Докшоково (старый Черек), Урванского района в семье крестьянина. Проживал с женой Айшат Хажикаловной в Пятигорске, Советский проспект, 62. Детей у них не было. Детство было у него трудное. Отец работал пастухом. В 9 лет Тута лишился отца. В 1900 году, когда Туте исполнилось 12 лет, он взял «профессию» отца и стал работать пастухом в селе. Ему очень хотелось получить образование, и в 1903 году пошел учиться в единственно доступное учебное заведение — медресе. Учился зимой, а летом зарабатывал себе на жизнь. Так он учился, пока не началась первая мировая война. В 1914 году Тута пошел добровольцем в действовавшую на фронте «Дикую дивизию». В 1918 г., когда был расформирован кабардинский полк, вернулся в медресе продолжать учебу. В 1921 году служил муллой в родном селе. К этому времени Тута Магометович был грамотным, высокообразованным человеком с большим жизненным опытом. Учитывая эти качества, вскоре его назначили председателем шариатского суда Урванского района. Через год Борукаеву поручили быть председателем шариатского суда Кабардино-Балкарской автономной области. Кому-то не понравилось его работа на этом посту, и через 2 месяца он был освобожден от занимаемой должности. В 1923 году поступил на учительские курсы в Нальчике, и после окончания вернулся учителем школы в родном селе. Здесь Тута Магометович нашел себя и по настоящему полюбил эту профессию. Его как профессионала, в 1924 году перевели преподавателем родного языка в Ленинский учебный городок Нальчика. В 1925 году он был избран председателем профсоюза работников просвещения области и в том же году вступил в партию кандидатом. За три года работы его вожаком профсоюзов, Тута Магометович проявил себя защитником интересов просвещения и его работников. В 1928 году его вернули в учебный городок преподавателем, где работал до 1932 года. За эти годы Борукаев усиленно работал над повышением своей квалификации и над разработкой учебников для кабардинских школ. Его книги получили широкое одобрение и распространение.
В те годы область испытывала большую нехватку педагогических кадров, осо-бенно для работы в нацио-нальных школах. Возникла острая необходимость в подготовке национальных кадров на более высоком уровне. Курсы в Нальчике оказались полумерами, и они не могли обеспечить область всеми необходимыми, высоко-образованными специалиста-ми. Решением правительства РСФСР в 1932 году в Пятигорске открылся первенец высшего народного образова-
ния – Кабардино — Балкарский
Т.Борукаев педагогический институт. Такое размещение института было продиктовано тем, что в Нальчике к этому времени не было подходящего помещения. Поэтому с разрешение Северо-Кавказского крайкома ВКП (б) институт был открыт в Пятигорске. Одновременно были решены и вопросы, вязанные с обеспечением преподавательского состава жильем и общежитием студентов. 15 сентября 1932 года комиссия под председательством Казгерия Максидова торжественно открыла двери института, и в него вошли первые студенты. Среди первых преподавателей нового высшего учебного заведения был Тута Магометович Борукаев. Он был направлен туда постановлением бюро обкома ВКП (б) и здесь он получил звание доцента и должность заведующего кафедрой национального языка и культуры. Он одним из первых получил ученую степень кандидата педагогических наук.
Борукаев никогда и нигде не занимался политикой, и он целиком был поглощен своей непосредственной работой и внес огромный вклад в развитие образования в Кабардино-Балкарии.
Чтобы иметь представление о заслугах Борукаева перед народным образованием и развитием национальной литературы, достаточно привести официальные сведения о его трудах, хранившихся в государственной ордена Ленина Библиотеке СССР имени В.И.Ленина :
На русском языке:
1. Правила правописания Кабардино-Черкесского языка, Нальчик, 1936.
На кабардинском языке:
1. Букварь, Нальчик, 1925
2. Букварь, Нальчик 1925.
3. Букварь, Нальчик, 1933.
4. Букварь, Нальчик 1936.
5. Букварь для взрослых. Москва, Центриздат народов СССР, 1928.
6. В сельской школе. Книга для чтения, 3-й год обучения, Нальчик, 1927.
7. Геометрия. Нальчик, 1925.
8. Грамматика кабардинского языка. ч.1, морфология. Нальчик, 1933.
9. Грамматика кабардинского языка. ч.2, морфология для 5-х и 6-х классов. Нальчик, 1935.
10. Как появился человек на Земле. Нальчик, 1928.
11. Колхозный букварь. Нальчик, 1931.
12. Новый путь. Учебник для сельских школ, 2-й год обучения. 1927г.
13. Опыт грамматики кабардинского языка. Нальчик, 1926.
14. От чего происходит затмение солнца и луны. Нальчик, 1928.
15. Первые шаги. Букварь. Нальчик, 1930.
16. Пиши, читай, считай. Букварь. Нальчик, 1928.
17. Своими силами. Книга для старших групп в школах. Нальчик, 1928.
18. Учебник кабардинского языка для начальной школы. Ч.ч. 1. 1-й и 2-й годы обучения. Нальчик, 1933.
19. То же, ч.ч. 1 и 2. Нальчик, 1935.
20. Юным колхозникам. Книга школ 1-й ступени,
5-й год обучения. Нальчик, 1931.
Это не полный перечень его трудов. Такой человек как Борукаев, очень нужен был Кабардино-Балкарии и заслуживал всяческую поддержку. Он был воистину народным учителем, просветителем, ученым. Его радости пределов не было, когда в 1936 году состоялся первый выпуск первого национального ВУЗа.
В 1982 году отмечался юбилей первого Кабардино-Балкарского ВУЗа. Ему, преобразованному в 1957 году в университет, исполнилось 50 лет. Тогда была выпущена книга «КБГУ 50 лет». Авторы почему-то не назвали ни первого директора, ни первых преподавателей, трудом которых проложен путь к сегодняшнему дню. Фамилию первого кабардинского доцента, энтузиаста народного образования Туты Борукаева, в ней не вообще не упоминается.
Тута Борукаев не жалея сил трудился на благо своего народа не ради славы, а ради развития просвещения в республике, ради благополучия людей.
Вот такого безвинного, самого чистого и честного деятеля науки, 19 февраля 1937 года, без возбуждения уголовного дела, при отсутствии каких-либо компроматов, власти арестовали Борукаева и обвинили его в соучастии в контрреволюционной, националистической троцкистской организации. Постановление лейтенанта Белинского утвердил заместитель наркома внутренних дел КБАССР Кащеев. 22 марта 1937 года его исключили из партии. Следствие всячески пыталось связать Борукаева с так называемой группой контрреволюционеров Бесланеева, Максидова и других. Спустя месяц после ареста к делу, как вещественные доказательства, были приобщены две брошюры: одну с текстом конституции СССР на кабардинском языке и другую — с текстом гимна «Интернационал», переводы которых осуществлял Борукаев. Тексты этих переводов признаны были извращенными с контрреволюционным умыслом. Кроме того с большим упорством пытались доказать особую дружбу между Борукаевым и тогдашним наркомом просвещения и директором пединститута Казгерием Максидовым. Логика такой чрезмерной назойливости спецслужб заключалась в том, что Максидов конченый контрреволюционер, а Борукаев его близкий друг, следовательно, Борукаев такой же контрреволюционер. Действительно, Максидов восхищался талантом Борукаева, радовался его успехами и об этом писал в своем письме ему в институт. В ходе следствия оглашали содержание этого письма и пытались этим заставить Борукаева сознаться в своей контрреволюционной деятельности под руководством Максидова. Но этого не получилось, хотя Борукаева допрашивали 14 раз.
Изнурительные многочасовые допросы проводились по поводу искажений текстов переводов с русского на кабардинский язык Конституции СССР и «Интерна-ционала». Борукаев отверг все попытки преподнести некоторые технического характера неточности как преднамеренное искажение с антисоветским умыслом.
25 марта 1937 года нарком Антонов утвердил обвинительное заключение, согласно которому Тута Борукаев обвинялся в том, что он
а) Являлся участником контрреволюционной, троцкистской террористической организации, осуществившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство С.М. Кирова и подготавливавшей в последующие годы террористические акты против руководства ВКП (б) и советского правительства.
б) Принял задания контрреволюционной организации по осуществлению вредительства на идеологическом фронте и его активно осуществлять.
в) Распространял контрреволюционную клевету по адресу видных революционных деятелей.
г) Участвовал в нелегальном сборе членов контре-волюционной организации, в том числе у себя на квартире.
Эти выдуманные обвинения квалифицировались по статьям 58-7, 58-8 и 58-11. Военная коллегия Верховного Суда СССР 25 июля 1937 года в закрытом судебном заседании без права на защиту, после пятиминутного выяснения, признает ли Борукаев себя виновным, и, получив отрицательный ответ, огласил свой неправый вердикт:
Борукаева Туту Магометовича приговорить к высшей мере наказания РАССТРЕЛУ с конфискацией имущества. В тот же день палач привел его в исполнение и луч света в диком царстве погас навсегда.
Может быть, Калмыков не ведал, какого человека лишают жизни? Знал! Он знал и то, что Борукаев никогда не был контрреволюционером. Как бы то ни было, Молох пожертвовал и им. Какое сердце перестало биться, какой светильник разума погас!
Главная военная прокуратура Советского Союза, в своем заключении от 27 августа 1956 года, указала:
«Проверкой установлено, что предварительное следствие по делу Борукаева и других велось с грубыми нарушениями статьи 136 УПК, РСФСР, за что Антонов, Спиридоничев, Кащеев, Белинский и другие понесли наказание в судебном порядке».
Военная коллегия Верховного Суда СССР, соглашаясь с доводами прокуратуры, отменила приговор в отношении Туты Магометовича Борукаева и дело о нем прекратила за отсутствием состава преступления.
Выдающийся кабардинский ученый лингвист и языковед Хасан Увжукович Эльбердов, близко знавший Борукаева по совместной работе, тепло отзывался о нем. «Все школы Кабарды пользовались учебниками Борукаева», — с гордостью говорил Хасан Увжукович. Высокую оценку дал профессионализму Борукаева и первый директор Ленинского учебного городка Чарион Шамелович Шоров. Таких свидетельств немало. Таким был Тута Магометович, таким он остался в памяти народа. Его именем названа улица в г. Нальчике.
ТУЧИ НАД ТЕРЕКОМ
(о Карачае Блаеве)
С тех пор, как мир возник во мгле,
Еще никто на всей земле
Не предавался сожалению
О том, что отдал жизнь ученью.
Абу Рудаки
В период тотальной охоты за ведьмами «врагов народа» искали везде и всюду. Органы НКВД ловили любого, на которого указывало высокое начальство. Так в сети большевистской инквизиции попал, человек далекий от контрреволюции, тем более террора. Жребий на этот раз пал на Карачая Мисостовича Блаева, самого честного, чистого человека, самой благородной профессии, служившего трудовому народу верой и правдой.
Родился он 4 апреля 1890 года на берегу Терека в селении Болатово (ныне Терекское), Терского района,
Кабардино-Балкарии. Со дня установления советской власти в Кабардино-Балкарии и до этого работал учителем в сельских школах. В 1926 году, как опытного педагога, его назначили инструктором-методистом районного отдела народного образования. Позднее ему доверили возглавить данный отдел. По свидетельству очевидцев, Карачай был деловым, хорошо образованным, культурным человеком и пользовался большим авторитетом. Блаев внес существенный вклад в дело развития народного образования и ликвидации безграмотности. Это было его призвание.
Все его заслуги в одно мгновение свели, на нет, потому что Блаев был знаком с Казгери Максидовым, Хабалой Бесланеевым и другими видными руководящими деятелями республики. Блаева освободили от работы в 1936 году и перевели инструктором-методистом Нагорного районо, Кабардино-Балкарской АССР.
Районный центр в то время
располагался в городе Пятиго-
рске и Блаев с семьей проживал
там же по улице Дзержинского, 31, квартира, 5. В число членов семьи
входило: жена Кулята, дочери : Фуза 20- ти лет, студентка 4 курса
Дагестанского медицинского института, Ляна 18-ти лет, студентка Кабардино-Балкарского
пединститута, Равида 8 лет и сын
Руслан 10-ти лет.
Из них в живых осталась только
Карачай Блаев Равида, которая живет в Нальчике.
Наступила весна кровавого 1937 года. Неожиданно 12 марта нагрянула группа оперативных сотрудников НКВД, Карачая Блаева взяли под ружье и доставили в камеру для арестованных.
Сразу же его на допрос вызвал сам Кащеев.
— Вам предъявлено обвинение в том, что вы являлись участником контрреволюционной троцкистско-национали-стической организации. Признаете себя виновным в этом? – спросил Кащеев тоном, не терпящем возражений.
— Нет, я не признаю такое обвинение.
— Вам зачитывается выдержка из показаний обвиняемого Бесланеева от 10 февраля 1937 года. Вы эти показания подтверждаете?
— Не подтверждаю. О существовании контрревоюцин-ной организации мне ничего не было известно.
Неоднократные попытки заставить Блаева принять версию Кащеева, не имели успеха. Тем не мене это не помешало Кащееву составить обвинительное заключение, которое Антонов утвердил 28 марта 1937 года. Предстоял формальный судебный фарс. Он состоялся в Нальчике 26 июля 1937 года. Военная коллегия Верховного Суда СССР за считанные минуты, повторяя версию обвинительного заключения, сочла установленным, а, следовательно, и доказанным:
«Блаев являлся участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство тов. Кирова и подготовившей в последние годы террористические акты против руководителей ВКП (б) и советского правительства. В начале 1936 года он примкнул к контрреволюционной троцкистско-зиновьевской Национали-стической организации, действовавшей на территории Кабардино-Балкарской АССР».
В итоге 26 июля объявили приговор: Блаева Карачая Мисостовича РАССТРЕЛЯТЬ. Приговор окончательный и подлежит немедленному исполнению. В тот же день палачи казнили Блаева. Так просто, одним росчерком пера, безвинного человека лишили жизни, а семью ввергли в пучину бесконечного мучения. Правда, членам семьи каким-то чудом удалось избежать ареста. Но они ходили с клеймом семьи врага народа со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 25 мая 1957 года тот злополучный приговор отменен и Карачай Мисостович Блаев реабилитирован посмертно.
Из показаний Сергея Прохорова, всю жизнь прорабо-тавшего в системе народного образования Кабардино-Балкарии с первых дней установления советской власти:
«Из крупных местных деятелей просвещения и народного образования я помню Борукаева Туту, Блаева Карачая Мисостовича, Шекихачева, Пшунокова Мачраила. Блаев один из культурных, умных педагогов. Он был хороший организатор и хорошо подготовленный педагог. Пользовался большим уважением среди учителей».
Добрые слова вспоминания о Блаеве высказывал Аюб Беталович Сарахов, работавшего учителем сельских школ с 1921 года и, лично знавшего Карачая Мисостовича по совместной работе.
Сам блаев так же хорошо отзывался об учителе Сарахове. Вот хаорактеристика, написанная рукой Блаева вскоре после его освобождения от обязанности заведующего отделом народного образования:
Калмыков и иже жертвовали такими квалифицированными кадрами народного образования ради своей личной амбиции. Человек, стоявший вместе с другими энтузиастами у истока народного образования, стал жертвой произвола и беззакония.
Слева направо:русская учительница, Карачай, Фуза, Ляна, Кулята (третья жена Карачая)
Дети Карачая оказались достойными своего отца. Они выдержали все невзгоды и выросли добрыми, отзывчивыми и образованными людьми. Самая старшая из детей Фуза Карачаевна, обучавшаяся ко дню ареста отца в Дагестанском медицинском институте, сумела успешно его окончить и стать врачом. Она одна из первых горянок, получившее высшее медицинское образование. Фуза не рискнула вернуться домой в грозном 1938 году. Она осталась при медицинском институте в качестве ординатора глазной клиники. Позднее ее назначили ассистентом кафедры глазной клиники.
В 1947 году она успешно защитила диссертацию, и первая
из кабардинок получила ученую степень кандидата медици-
Дочери Карачая (слева
направо): Ляна и Фуза
нских наук. Вернувшись в родные края, Фуза Карачаевна
стала одной из ведущих специалистов в области глазных болезней.
Она одновременно была заведующей глазным отделе-нием республиканской больницы, главным окулистом-консультантом Министерства здравоохранения республики и преподавателем госуниверситета. По праву ей присвоили высокое звание «Заслуженный врач Российской Федерации». В 1957 году ее наградили орденом Ленина.
Фуза Карачаевна Блаева
Она внесла большой вклад в развитие практической медицины. Умерла она в 1992 году.
Вторая дочь – Ляна окончила три высших учебных
заведений с отличием. Была доцентом кафедры физиологии
КБГУ, кандидат медицинских наук, Заслуженный деятель науки. Принимала участие в Между-народных конгрессах физиологов в
Париже и Будапеште. Ею издано 90 научных работ по физиологии. В 1992 году ушла из жизни.
Младшая дочь Карачая Равида,как и
старшая сестра Фуза, окончила Даге-
станский медицинский институт, и
долгие годы работала терапевтом в
Равида Карачаевна Киеве, где проживала с мужем —
кадровым офицером Балаховым.
Подросли внуки, появились правнуки. Все они помнят и чтят память Карачая Мисостовича. Его должны знать и помнить нынешнее и будущее поколение. Память о людях, отдавших свою жизнь за счастья народа, должна стать примером для грядущих поколений. Она нетленна.
Жертвами сталинских репрес-сий стали и другие из рода блаевых. Так, от рук палачей погиб Увжуко Алимурзович Блаев, выдающийся педагог, деятель народного образова-ния в Кабардино-Балкарии. Люди, знавшие Увжуко, вспоми-нают его добрым словом, как о мудром человеке, верном сыне своего народа.
Увжуко Алимурзович был чело-
Блаев Увжуко веком высокой культуры.
По единодушному мнению его коллег, он был Макаренко нашего региона. Сила его морального воздействия на воспитанников была огромной. Даже его внешний вид — аккуратный, подтянутый, образ поведения, манера речи — все в нем воспитывало не только слушателей, но и сотрудников школы. Он не курил, не употреблял алкогольных напитков. был точным во всем. Добивался от учащихся того же. Среди учащихся не было ни курящих, ни, тем более, желающих употребить алкоголь.
Увжуко пользовался необычайным уважением и автори-тетом среди учащихся, населения нашей республики и за ее пределами. К нему приезжали из разных городов северного Кавказа с тем, чтобы ознакомиться со стилем и характером его работы.
23 августа 1937 года Увжуко Алимурзович Блаев был осужден тройкой НКВД и приговорен к расстрелу. Реабилитирован посмертно в 1962 году.
Другим выдающимся чело-веком того времени был и Блаев Асланбек Каирбекович. Он был арестован 5 августа 1937 года и обвинен в антисоветской пропаганде и агитации. По приговору «тройки» расстрелян 11 августа 1937 года.
Блаев А.К.
Ахметек Магомедмурзович Блаев, родился в селении Терекское Терского района Кабардино-Балкарии в 1883 году. Известный деятель просвещения. Незаконно арестован и
осужден органами НКВД 9 сентября 1937 года. Расстрелян.
Ахметек Блаев
Ахмтек был одним из самых просвещенных и талантливых людей в государственном образовании Кабардино-Балкарии.
старший сын Ахметека Михаил окончил Индустриальный институт в г. Орджоникидзе. Работал на строительстве нарткалинского спиртзавода.
Органами НКВД он вслед за отцом арестован 29 октября 1937 года и расстрелян.
Блаев Михаил, 1914 года рождения,
Блаев Петр Ахметекович.
Будучи предупрежден о возможном его аресте, Петр покинул родные места. Жил в Венесуэле, владел судостроитель-
ным заводом.
Ахметек Блаев среди своих учеников
Ахметек Блаев среди своих учениц
Так сложилась судьба славного семейства Блаевых из Малой Кабарды.
ОТВЕРГНУВШИЙ ЛОЖЬ
(о Михаиле Журтове)
Ложь подобна тяжкому удару; если рана и заживает, рубец останется.
Саади
Во всех звеньях партийных и советских органов работали специально подготовленные и достаточно грамотные люди. Одним из представителей партийной интеллигенции был Михаил Гисович Журтов, бывший секретарь Нальчикского горкома ВКП (б).
Родился он в 1908 году в селении Аушигер, Нальчикского (ныне Черекского) района. Проживал в последнее время в Нальчике, улица Карашаева, 4. Члены семьи: жена — Антонина Яковлевна (урожденная Маланичева), 1907 г.р. (второй брак после смерти первой жены), дочь от первого брака Ира (Ираида) семи лет и дочь от второго брака четырехлетняя Лида. Родители, брат Шагир, сестры Фатимат и Лена жили в селении Аушигер.
Первую свою учебу по линии коммунистической идеологии Михаил начал в 1926 году в знаменитом Ленинском учебном городке. Здесь работали замечательные педагоги, профессиональные преподаватели. К этому времени Михаил Гисович являлся членом комсомола. После учебы он стал секретарем комсомольской организации в родном селе. Вскоре ему доверили и пост заместителя председателя сельского Совета. В 1929 году Журтова избрали секретарем Нальчикского райкома комсомола. Здесь он показал себя умелым организатором и политически грамотным руководителем. В 1932 году Михаил Гисович окончил коммунистический университет в Ростове. В том же году его назначили зав. отделом, а затем избрали и секретарем Нальчикского городского комитета ВКП (б). Но в этот период жернова зловещей мельницы полити-ческого террора набирали обороты. Деятели из НКВД, исполняя спецзаказ, включили Журтова в список «членов» контрреволюционной, троцкистско — зиновьевской, террори-
стической организации, злодейски убившего С.М. Кирова.
Ясное весеннее небо 1937 года затянулось черными тучами боль-
шевистского террора. 15 марта Белинский из НКВД составил постановление об аресте второго секретаря горкома партии Миха-ила Гисовича Журтова. 16 марта произвели обыск у него дома и у его родителей.
К этому времени, несмотря на
тотальную слежку за всеми руко-
водящими деятелями, внедрах
Михаил Журтов НКВД не было никаких компо —
роматав в отношении Журтова.
Но такие материалы могли быть в обкоме партии у
Калмыкова. Именно оттуда и подул злой ветер расправы.
Видимо, Калмыков готовился к этому давно. Так, он еще 17 ноября 1936 года поставил на бюро обкома вопрос об исключении Журтова из рядов партии. Вел заседание сам Калмыков, докладчик — первый секретарь горкома партии Донских. Бюро безапелляционно счел установленным:
«Журтов М.Г. в 1929 году, будучи студентом коммунистического университета имени Сталина (в Ростове н./д.), в беседе со студентами совпартшколы кандидатом в партии Созаевым и членом партии Шехалиевым, выказывал недовольство по отношению к проводимым мероприятиям партии и правительства. Проявлял троцкистские выпады против вождя партии товарища Сталина. На собраниях коммунистического университета Журтов клеветнически выступал против партийного руководства Кабардино-Балкарской области, проявляя сочувствие буржуазно-националистической контрреволюционной катхановщине, вел контрреволюционные разговоры среди студентов совпартшколы, заявляя, что, чем хуже Катханов и Мидов, нежели Калмыков, за что их расстреляли» и т.д.
С подачи Калмыкова бюро обкома постановило: Журтова Михаила Гисовича за контрреволюционные вылазки против вождя партии товарища Сталина и клеветнические выступления, направленные против руководящего партийного состава области, и как политически разложившегося, из рядов ВКП (б) исключить.
Для усиления тяжести обвинения в решении бюро специально было занесено выражение относительно вождя всех времен и народов Сталина. Такая позиция исходила из общих принципов всеобщей борьбы с «контрреволюцией» и не подлежало оспариванию. Возникает вопрос, если за Журтовым числились такие грехи, о которых шла речь на бюро обкома, почему Калмыков поставил его секретарем Нальчикского горкома партии? Ответ один – все эти словосплетения придумано задним числом специально для учинения расправы с человеком, ставшим неугодным Калмыкову. И становится очевидным тот факт, что толчком к аресту Журтова явился именно позиция самого Калмыкова.
Бросив Журтова за решетку, теперь под него начали собирать «улики». Текст обвинения, содержащегося в решении бюро обкома, было явно недостаточным, чтобы жертву поставить к стенке. Начался неравный поединок между сотрудниками НКВД с неограниченные правами издевательства и Журтовым, лишенного всяких прав.
Началось, как обычно, с расспросов о друзьях и знакомых, хотя об этом могли не и спрашивать. Среди его знакомых были такие известные люди, как Жансох Налоев, Шупаго Налоев, Хабала Бесланеев, Асланбек Водахов, Шахбан Кишев, Григорий Донских, Бетрозов Хажисмель и другие. На выяснение вопроса о друзьях и знакомых потрачено три дня допроса Журтова. В ходе этих допросов выяснялся и вопрос о взаимоотношениях с этими лицами и встречах с ними, когда, где и почему.
— Вам предъявлено обвинение в том, что вы являетесь участником контрреволюционной, троцкистско-зиновьевской террористической организации. Признаете себя в этом виновным? – спросил следователь.
— Нет, не признаю, — ответил четко и спокойно Михаил.
— Что вы можете показать по существу предъявленного обвинения?
— Я ничего не знал о контрреволюционной организации, поэтому ничего показать об этом не могу.
— Следствие не верит вашим показаниям. Вы говорите неправду. Отвечайте, что вам известно о контрреволюционной троцкистско-террористической, националистической организации! – заорал ведущий допрос.
— Я говорю правду. Мне нет смысла скрывать. Я ничего о контрреволюционной организации не знаю. О том, что в Кабардино-Балкарии существует такая организация, я узнал из предъявленного мне обвинения.
— Вам рекомендуется не упорствовать, а рассказать о своей контрреволюционной работе.
— Я не вел контрреволюционную работу.
— Вы говорите неправду. Следствие еще раз преду-преждает, что оно располагает точными данными о вашем участии в контрреволюционной организации и рекомендует вам показать все о своей контр-революционной деятельности.
— Я уже показал, я ничего не знаю о контрреволюционной организации.
— Это ложь!
На следующем допросе следователь вернулся к теме, ставшей предметом обвинения на бюро обкома партии. При этом Журтова спрашивали его мнение относительно секре-таря обкома Калмыкова.
— Вы учились в комвузе, если да, то когда и где?
— Да, я учился с 1929 по 1932 год в Ростове, — ответил Журтов, не понимая, к чему клонит следователь.
— Не помните ли вы, была ли в то время статья в газете о руководстве автономной области?
— Совершенно не помню.
— Не имели ли с кем-либо суждений по этому вопросу?
— Нет, не имел.
— Пользовались ли вы газетой «Большевистская смена»?
— Совершенно не пользовался.
— Имели ли вы с кем-либо суждений о руководстве области?
— Абсолютно ни с кем.
— Вы следствию говорите неправду. Следствие требует от вас правдивых показаний!
— Я говорю только правду.
— Вы говорили слушателю совпартшколы Созаеву, что в Кабардино-Балкарии не диктатура пролетариата, а лично Калмыкова?
— Никогда я этого не говорил. Это ложь и клевета.
Так в таком духе продолжался многочасовой допрос Журтова, не давая ему ни пищи, ни воды и не позволяя садиться. Кроме того, Журтов подозревался еще и в том, что к нему обращался за помощью Жансох Налоев, когда у последнего в горкоме изъяли партийный билет. Вот некоторые эпизоды допроса по этому поводу
— Следствию известно, что Налоев после того, как был задержан его партбилет, он обращался к вам с просьбой помочь ему вернуть обратно его партбилет, и вы обещали поддержку. Подтверждаете это?
— Нет, не подтверждаю. Никогда Налоеву не обещал поддержку в получении обратно своего партбилета.
— Вам зачитывается показания Налоева. О том, что вы ему обещали такую поддержку. Подтверждаете теперь эти показания?
— Не подтверждаю.
— Вы говорили ему, что при его исключении из партии в горкоме, вы голосовали за исключение под давлением «сверху». Подтверждаете это?
— Я действительно спрашивал Налоева, будет ли он подавать апелляцию или нет. Но я не предлагал ему подавать заявление в обком партии и не говорил, что я на бюро горкома голосовал за его исключение под давлением «сверху».
— Вам оглашается показания Налоева о вашем двурушническом поступке по его исключению из партии: «Журтов всячески настаивал, чтобы я подавал заявление в бюро обкома партии о восстановлении меня в партию»… Подтверждаете вы показания Налоева?
— Нет, не подтверждаю. Это неправда.
— Следствием установлено, что вы, будучи секретарем горкома ВКП (б), занимались двурушничеством и при обсуждении тех или иных вопросов на бюро горкома голосовали — за, а потом при встрече с лицами, которые обсуждались на бюро, выказывали им свое сочувствие, в частности Налоеву. Подтверждаете вы это?
— Никогда ни по какому вопросу у меня расхождений с бюро горкома не было, и двурушничеством не занимался. Это все выдумки.
— Следствием установлено, что вы, будучи секретарем горкома ВКП (б), являлись двурушником и выказывали сочувствие исключенному из рядов партии контрреволюционному элементу Хабале Бесланееву. Подтверждаете это?
— Нет, не подтверждаю.
— Следствию известно, что летом 1936 года вы встречались с Бесланеевым в кабинете Бетрозова Хажисмеля. Почему вы скрыли это?
— Я с Бесланеевым в кабинете Бетрозова никогда не встречался.
— Вам зачитывается показания Бесланеева, который подтвердил вашу с ним встречу в кабинете Бетрозова. Подтверждаете эти показания?
— Зачитанные мне показания Бесланеева я не подтвер-ждаю. Такого случая не было.
— Следствию известно, что ныне арестованный за контрреволюционную деятельность Бетрозов Хажисмель вам и Бесланееву Хабале в 1936 году выказывал недовольство на областное руководство, в частности на товарища Калмыкова. Подтверждаете вы это?
— Нет, не подтверждаю. В 1936 году никогда с Бесланеевым в кабинете Бетрозова я не бывал и недовольств на областное руководство со стороны Бетрозова не слышал.
Всего Журтов допрашивался 16 раз, в том числе и на очных ставках с другими арестованными.
Начальник 3-го отдела УГБ НКВД КБАССР Белинский 14 мая объявил Журтову об окончании следствия, При этом Журтов вновь твердо заявил, что он ни в чем виновным себя не считает. На следующий день оперуполномоченный 4-го отдела УГБ НКВД сержант Юдин сочинил обвинительное заключение, а начальник УНКВД Антонов его утвердил. После этого Журтов в ожидании своей участи сидел в камере более двух месяцев. Наконец, настал час и для него. 25 июля 1937 года его повели в кабинет, где должен был решаться его судьба. Перед ним было трое в военном мундире и секретарь.
— Признаете ли вы себя виновным? – прозвучал металлический голос председательствующего, задавший единственный вопрос.
— Нет, не признаю, — с трудом выдавил из себя Журтов.
Тот же голос произнес: Журтова Михаила Гисовича приговорить к высшей мере уголовного наказания — РАССТРЕЛУ с конфискацией имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, и привести в исполнение немедленно!
В тот же день начальник 12 отделения 1-го спецотдела НКВД зафиксировал факт расстрела жертвы. Калмыков успешно избавился от очередного умного и перспективного руководителя. Палач совершил зло, палач победил. Сила есть, что еще надо?
Преследование семьи Журтова этим не закончилось. 1 декабря 1937 года взяли под стражу и жену Журтова. При этом было изъято 7 фотоснимков и переписка на 22 листах. Они исчезли бесследно. Через неделю одним росчерком пера «особое совещание» решило заключить в трудовой лагерь Антонину Яковлевну Журтову сроком на 8 лет. Так она очутилась в «АЛЖИРЕ». В обвинительном заключении на одном листке, утвержденном Антоновым, приведены «доказательства» вины Журтовой, что она призналась в том, что «у них дома дважды бывал председатель горсовета Бетрозов, расстрелянный по приговору военного трибунала в июле 1937 года. После ареста мужа Журтова выражала недовольство и антисоветские настроения».
То, что председатель горсовета бывал в гостях у секретаря горкома партии, расценили как преступление. И, не понятно, почему могла быть Антонина Яковлевна довольной тем, что ее мужа арестовали беспричинно? Начальник тюрьмы Ведяшев, исполняя инструкцию руководства НКВД, скрыл от Журтовой о расстреле мужа и сообщил ей, что он якобы осужден к 6 годам лишения свободы. Потом она долго рассуждала, как же так, если мужа за государственное преступление получил только 6 лет, а ей за что – 8 лет? И она поняла, что ее просто обманывают. Подлости ЭНКЕВЕДешников не было пределов.
Из заключения Главной военной прокуратуры СССР от 27 марта 1957 года:
«Обвинение Журтова во вредительской деятельности основано на тех же несостоятельных доказательствах, что и обвинение его в принадлежности к антисоветской организации и никакими объективными данными не подтверждено.
Установлено, что бывшие работники НКВД Кабардино-Балкарской АССР Антонов, Юдин и Кащеев, участвовавшие в расследовании дела Журтова, допускали фальсификацию следственных дел и применение незаконных методов следствия, за что они привлечены к уголовной ответственности».
Из показаний Георгия Ивановича Вдовина, работавшего в Нальчикском горкоме партии вместе с Журтовым:
«Журтов был трудолюбивым, принципиальным и объективным. В личных беседах он говорил о культе личности секретаря обкома Калмыкова. За время совместной работы с Журтовым, я никогда не слышал от него высказываний националистического и антисоветского характера, в нем я видел примерного коммуниста, партийного работника».
Аналогичную характеристику дал и бывший первый секретарь Нальчикского горкома ВКП (б) Григорий Донских, один из немногих уцелевших от калмыковского террора.
Военная коллегия Верховного Суда СССР 19 сентября 1957 года постановила: приговор в отношении Журтова Михаила Гисовича отменить и дело о нем прекратить за отсутствием состава преступления. У него появились внуки, правнуки. Они живут и работают в Нальчике, продолжая добрые традиции славного сына Кабардино-Балкарии Журтова Михаила Гисовича.
Помиловать нельзя, расстрелять.
( О Мурадине Шандирове)
Одинаково опасно и безумному
вручать меч и бесчестному – власть.
Пифагор
Тема о жертвах политических репрессий Советского
периода еще много веков останется предметом исследований историков, юристов, публицистов. Конечно, отдельные фанатики большевистского окраса и сегодня не в состоянии осознать трагизм 80-летнего отрезка постоктябрьской истории государства Российского. Но мы не станем, уподобившись им, опираться на домыслы и голое отрицание исторических фактов, тщательно скрывавшие большевиками и иже. Будем ссылаться только на факты, на свидетельства
очевидцев, на документы, с грифа- ми «Секретно», «Совершенно секре-
тно», «хранить вечно». Ложь прехо-
дяща, истина вечна. Теперь Указом
Президента Российской Федерации
сняты эти ограничения.
В данном разделе читатель встре-
тится с человеком, преданным
забвению, чистом и честном чело-
веке, ставшем жертвой коммунисти-
ческой «демократии». Речь пойдет о Шандирове Мурадине Тмышевиче.
Родился он 17 октября 1909 года в
Мурадин Шандиров, сел. Нижний Черек, Урванского
1935 г района в семье крестьянина бедняка.
Рос он весьма любознательным и смышленым. С ранних лет у него появилась тяга к знаниям. Мурадин уже в 20 лет
окончил совпартшколу в Нальчике и как, наиболее одарен-
ного, его избрали секретарем Нальчикского горкома комсо-
мола, а затем возглавил обком ВЛКСМ. Вступил в ряды
партии большевиков.
Видя его организаторские способности и морально- политические качества, Шандиров решением ЦК ВКП(б)
был утвержден начальником политотдела Гнаденбу-ргской МТС. Такая должность была номенклатурой ЦК
партии, который придавал большое значение техническому оснащению сельского хозяйства. Политорганы в своей
деятельности были независимыми от местных властей. Однако такое положение сильно раздражало
областных партийных и советских руководителей, которые всячески пытались лишить самостоятельности и подчинить их себе.
На этой почве всегда возникало трение между ними, сопряженное с откровенной враждебностью. В рамках жесткого местничества молодому политработнику Шандирову приходилось весьма нелегко. На этой почве секретарь обкома ВКП (б) Калмыков не возлюбил молодого, разумного и расторопного Шандирова. Как мы увидим в других главах, Калмыков всегда побаивался умных и толковых работников, видя в них потенциальных соперников. Во все времена в Росси придерживались неписанного правила, установленного еще Иваном Грозным, который говорил: хочешь править, не держи рядом человека умнее себя.
Строго следуя этому правилу, Калмыков методично, неотвратимо и жестоко, по — большевистски избавлялся от каждого возможного соперника. Так, для молодого Шандирова началась полоса, ведущая в пропасть. Постоянные придирки, постоянные проверки, создание искусственных промахов, переходящие к прямой фальсификации стали нормой взаимоотношения между Калмыковым и иже с начальником политотдела МТС.
Не нравилось Калмыкову так же рост авторитета Шандирова в Северо-Кавказском крайкоме партии и в ЦК ВКП (б). Чашу терпения партийного диктатора переполнила решение ЦК ВКП(б) о назначении Шандирова секретарем вновь созданного Курпского райкома партии. Калмыков и не скрывал свое негодование, и это проявлялось в последующих его поступках, пытаясь создавать невыносимые условия для молодого секретаря райкома.
В конце августа 1935 г., после завершения обмена партийных билетов, с одобрения бюро обкома партии Шандиров взял отпуск и выехал на лечение в Крым. Но вскоре был отозван крайкомом партии для утверждения итогов обмена партийных документов. Каково было удивление Шандирова, увидев в обкоме решение бюро о его освобождении от работы! Мотив: самоустранился от работы и самовольно выехал на лечение в Крым. Однако маневр Калмыкова не удался, Северо-Кавказский крайком ВКП (б) не согласился с его мнением. Но этим дело не закончилось. Придирки и гонения на секретаря Курпского райкома партии усилились.
Очковтирательство, обман государства на высшем уровне в республике было обычным делом. Калмыков, заполучив окольными путями поддержку в ЦК ВКП (б) и других директивных органах в центре, чувствовал себя как у Бога за пазухой. Никого и ничего не боялся. Дутыми цифрами отчитывался перед Москвой, создавая видимое благополучие. Шел октябрь 1936 года, горячая пора хлебосдачи государству. Калмыков приказывал всем районам в срочном порядке выполнить план хлебосдачи. В Курпском районе, где работал секретарем райкома Шандиров, два немецких колхоза выполнили план сдачи, а остальные продолжали уборку кукурузы и медленнее выполняли план. Чтобы выйти в передовые, обком партии приказал Шандирову сдать неприкосновенный фонд из МТС и овцесовхоза, а так же из тех колхозов, которые уже выполнили план сдачи хлеба. Шандиров не мог самовольно идти на такой безответственный шаг. Он срочно созвал бюро райкома для обсуждения создавшуюся ситуацию. Заседание шло всю ночь. Выступавшие члены бюро райкома, директор МТС Хамзет Наурзоков, директор совхоза Аброков и другие высказали сомнение относительно правильности указания обкома, считая это антигосударственным.
— Ведь, совхозный хлеб и хлеб МТС уже принадлежали государству, — говорили они. — Этот хлеб предназначен для рабочих и служащих. Сдавать этот хлеб из государственного фонда за счет колхозов тому же государству является преступлением.
Не прерывая заседания бюро, Шандиров позвонил по телефону самому Калмыкову и доложил мнение членов бюро райкома партии.
— Не рассуждать, выполнять план! – последовал грозный голос областного партхозяина.
Райком приступил к исполнению приказа. Но скандал с хлебосдачей на этом не закончился. Председатель колхоза имени К.Маркса Гарт немедленно выехал в Моздок, оттуда по телефону связался с Северо-Кавказским крайкомом ВКП (б) и доложил об антигосударственной политике обкома партии. Крайком отреагировал оперативно и запретил выполнять указания Калмыкова о хлебосдаче преступным путем. Кроме того, крайком партии срочно созвал заседание бюро, куда были приглашены товарищи из Гнаденбургсого райкома ВКП (б) во главе с Шандировым, второй секретарь Кабардино-Балкарского обкомам партии Булычев и нарком заготовок Боровицкий. Крайком поставил на вид всем членам бюро Кабардино-балкарского обкома ВКП (б) за антигосударственные мероприятия. Такого свирепый Калмыков простить не мог. Человек свирепого характера, он приступил к уничтожению своего «противника».
Калмыкову не без труда удалось вынести вопрос об освобождении Шандирова на бюро Северо-Кавказского крайкома партии, где с громовой речью выступил подручный Калмыкова, секретарь обкома Булычев. Он потребовал не только освобождения Шандирова, но и исключение его рядов партии. С учетом личности Шандирова и проанализировав его деловые качества, крайком отмел требования Кабардино-Балкарского обкома партии и отозвал Шандирова в распоряжение крайкома, и тот стал работать инструктором Крайисполкома.
Шандиров отдавал себе отчет в том, что мстительный и коварный Калмыков не оставит его в покое и будет искать пути к расправе. Действительно, первый секретарь Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б) не собирался успокоиться и остановиться на этом. Он увидел реальную угрозу со стороны более мудрого и грамотного Шандирова. В таких случаях Калмыков прибегал к услугам своего ставленника, дружка-начальника Кабардино-Балкарского УНКВД, члена бюро обкома Антонова. Это был испытанный метод расправы с неугодными кадрами.
Еще весной 1936 года на пленуме Северо-Кавказского крайкома партии с дерзкой речью выступил Калмыков, где громогласно обвинил Шандирова в троцкизме и вредительской деятельности. Возражать против такого обвинения никто не мог осмелиться. Так не было принято в период тотальной охоты на ведьм. Ровно через год, 29 марта 1937 года, без возбуждения уголовного дела и без проведения предварительного расследования Шандирову было предъявлено стандартное и популярное в то время обвинение: участие в контрреволюционной, вредительской троцкистской организации и немедленно заключен под стражу. Такова была воля, и желание Калмыкова и Антонов с большим энтузиазмом исполнил его. Для него не существовало никаких ограничений в выборе способов расправы.
Без содрогания невозможно читать пожелтевшие листы архивного уголовного. Допрашивался Шандиров неоднократно и в любое время суток, пытаясь сломить его и заставить сознаться в том, в чем он не был виновен. Проводили очные ставки с теми, которые были уже сломлены многочисленными пытками, зачитывали их показания. Однако желаемого результата палачи не смогли добиться. Допросы вели такие львы из числа подручных Антонова, как Кащеев и Спиридоничев. Первый был помощником начальника УНКВД КБАССР Антонова, а второй-начальником 4-го отделе-ния УНКВД. О них будет рассказано более подробно ниже.
31 мая 1937 года начальник УНКВД КБАССР майор госбезопасности Антонов утвердил, сотворенное Спиридоничевым и Кащеевым обвинительное заклюючение. 27 июля 1937 года в Нальчике в закрытом судебном заседании выездная сессия военной коллегии Верховного Суда СССР приговорила Шандирова к десяти годам тюремного заключения с поражением в политических правах, с конфискацией имущества. Приговор был окончательным и он обжалованию или опротестованию не подлежал. Для содержания осужденного Шандиров по всей России не нашлась подходящей тюрьмы с более жестки-
ми условиями, и он был этапирован в Полтавскую специальную тюрьму Украины.
После приговора Шандирову каким-то чудом удалось направить письмо на имя Сталина, где изложил подоплеку его преследования Калмыковым и о безобразиях, творимых им по отношению к местным руководящим кадрам. Письмо попало в особый сектор ЦК ВКП (б). Оттуда оно 1 октября 1937 года было переслано… в обком партии, к самому Калмыкову, где пролежало до дня ареста самого Калмыкова.
К этому времени признанный профессиональный палач Антонов был переведен в аппарат НКВД СССР, где возглавил отдел по руководству всеми тюрьмами Советского Союза. Калмыков не терял связи со своим выкормышем. После письма Шандирова на имя Сталина, чувства мести у Калмыкова загорелось с новой силой. Через три месяца после получения им указанного письма, 21 января 1938 года, без предъявления нового обвинения, без возбуждения уголовного дела, без следствия и суда Шандиров по постановлению особой тройки УНКВД по Полтавской области был расстрелян. Читатель без труда сумеет догадаться, чьих рук это дело. Три маленьких девочек остались без отца, их мать — без мужа. Для них началась длинная и мучительная полоса жизненного пути. Такую боль, конечно, не мог ощутить кровожадный партийный правитель Кабарды и Балкарии Бетал Калмыков.
Уже в 1956 году военный прокурор Северо-Кавказского военного округа генерал майор юстиции В. Израильян заинтересовался обстоятельствами расстрела Шандирова в Полтавской специальной тюрьме. В письме, направленном им 15 мая 1956 года на имя начальника УКГБ Совета Министров Украины по Полтавской области с поручением проверить обстоятельства расстрела, Шандирова сказано: «Нами были получены данные о том, что Шандиров расстрелян в Полтавской тюрьме по распоряжению бывшего начальника тюремного управления НКВД СССР Антонова Н.И., ранее работавшего в Кабардино-Балкарской АССР».
Эти сведения полностью совпадают с показаниями некоторых свидетелей, утверждавших о том, что Шандирова расстрелял именно Антонов сам лично. Он уже имел к этому времени опыт таких убийств. Им был самолично убит в июле 1937 года Сосруко Кожаев, осужденный по приговору на 10 лет лагерей.
Тюрьма с особым режимом, располагавшаяся в Полтаве, улица имени Фрунзе, 49, возглавлял в то время Лысенко Тимофей Иванович. Его заместителем по оперативной работе был Бутусов. Они, безусловно, знали, и не могли не знать, по какому праву Шандиров был расстрелян. Но никто из них открыто не назвал конкретного виновника расправы с заключенным Шандировым. Лысенко был арестован, но на допросах ему не задавался вопрос относительно Шандирова. Бутусов допрашивался 31 мая 1956 года. Рассказывая подробно о режиме содержания заключенных, он не был до конца откровенным. Но он заметил, что по указанию центральных органов НКВД (надо полагать Антонова) на Шандирова было составлено постановление для рассмотрения особой «тройкой» НКВД. Более откровенен был бывший оперуполномоченный Полтавской специальной тюрьмы Кузнецов. Он заявил, что постановление на Шандирова для особой «тройки» составил лично он по приказанию своего начальника Бутусова, который в свою очередь руководствовался указаниями 10 отдела ГУГБ НКВД СССР. Такие указания были особо секретными и хранились непосредственно у начальника тюрьмы. Эти указания не были найдены. Вероятнее всего письменного указания и не было.
Характерно отметить, что ответработник НКВД КБАСР Кумехов 26 декабря 1940 г. поручил своему подчиненному рассмотреть письмо Шандирова на имя Сталина, поступившее еще в 1937 из ЦК ВКП (б). Оно осталось по сей день без движения, сослужив роковую службу для его автора. Так убивали невинных людей, так издевались над беззащитными семьями убиенных, прикрепляя к ним позорный ярлык: семьи врагов народа.
Из заключения военного прокурора Северо-Кавказского военного округа от 8 сентября 1956 года по делу Шандирова:
«Приговор в отношении Шандирова основан на показаниях обвиняемых по другим делам Максидова, Налоева и Бесланеева, которые на предварительном следствии показали, что Шандиров являлся членом контрреволюционной организации. Однако в судебном заседании Шандиров, Максидов и Налоев виновными себя не признали и от ранее данных показаний отказались. Достоверность этих показаний на следствии сомнительна еще и потому, что к арестованным по делу, в целях получения от них вымышленных показаний, применялись запрещенные законом меры физического воздействия: изнурительные длительные допросы по так называемой конвейерной системе в течение нескольких суток, длительные стойки, лишение сна, пищи или воды и т.п. Кроме того, к обвиняемым в тех же целях применялись провокационные обещания и обман. …Дела по обвине-нию Водахова, Бесланеева и их группы были сфальсифицированы, что перед судебным заседанием обвиняемые подвергались соответствующей обработке с тем, чтобы заставить их подтвердить ранее данные показания о контрреволюционной деятельности.
Допрошенные в процессе проверки свидетели Кештов, Саральпов, Наурзоков, Гуважоков и Дадов показали, что Шандиров, Максидов, Бесланеев, Налоев и другие проходящих по их показаниям лица, являлись честными советскими работниками, и ничего предосудительного за ними не замечалось.
Что же касается осуждения Шандирова особой тройкой УНКВД Полтавской области, то это является необоснованным, т.к. из материалов дела № 668903 видно, что это следственное дело в отношении Шандирова не возбуждалось, обвинение ему не предъявлялось, и он сам не допрашивался.
Таким образом, дополнительной проверкой установлено, что Шандиров был осужден необоснованно, а дела на него были сфальсифицированы».
Правда всегда находит себе дорогу. Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 11 мая 1957 года под председательством полковника юстиции Костромина приговор от 27 июля 1937 года и постановление особой тройки в отношении Шандирова Мурадина Тмышевича отменены и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Так дело должно было закончиться еще, не начавшись, но большевистский режим и его держатели не могли отступиться от своего принципа: кто возражает, тот есть враг и он подлежит уничтожению.
Из показаний свидетеля Наурзокова Хамзета Исовича,1909 г.р. года, данные им 21 апреля 1956 старшему помощнику военного прокурора СКВО подполковнику юстиции Гафарову:
«Членом контрреволюционной группы я, конечно, не был и не мог быть таковым и Шандиров Мурадин. Он учился со мной в Ленинском учебном городке, работали вместе на комсомольской работе в обкоме ВЛКСМ… Из него сделали врага…На бюро Крайкома партии обсуждался вопрос о порочной практике заготовок сельхозпродукций, членам бюро обкома поставил на вид. Через три недели Шандирова сняли с должности секретаря райкома. Калмыков начал гонения на Шандирова. После этого его взяли на работу в Крайисполком инструктором…
Калмыков в последние годы своей работы буквально озверел. Не терпел никакого возражения, никакой критики и расправлялся за малейшие промахи или ошибки. Калмыков прямо угрожал на совещаниях и заседаниях тюрьмой тем, кто не согласен с ним. Он заявлял: «У Антонова места есть». Все его боялись. Только два человека выступали с критикой Калмыкова – Водахов Асланбек и Шандиров Мурадин».
Из показаний Свидетеля Гуважокова Тита
Озировича от 14 марта 1956 года:
«…Следствие по моему делу вел Спиридоничев… Меня 24 сутки держали в кабинете Спиридоничева, не отправляя в камеру. Один раз Спиридоничев начал избивать меня плеткой, я схватил табуретку и ударил его по голове. Три дня держали со связанными руками, не давая пищу. ..Шандиров, Водахов и другие, безусловно, были честными людьми… Никакой антисоветской троцкистской террори-стической организации в Кабарде не было…»
В этой истории о судьбе Шандирова нет ни одного вымысла и предположений. Все основано только на фактах. Рано или поздно все тайное становится явью.
Как складывалась судьба остальных шандировых? У Шандирова Тмыша было шестеро детей: Самый старший из них Цикуша — погиб в 1945 г. У него было трое детей: Лион, Хазрит и Хафисат. У Лиона родились двое детей Олег и Славик. Они живут и работают в Нальчике. У Олега то же двое детей. У Хазрита — двое детей. Хафисат не вышла замуж.
Жануса Тмышевна умерла в 2000 году. Следущий – Чах, он умер в 1983 г., У него было шестеро детей. Из них живы только четверо. Абах Тмышевна умерла в 1946 г., оставив троих детей. Самая младшая-Дума Тмышевна живет в сел. Алтуд, Прохладненского района. Она родила троих детей. У Мурадина Шандирова и его супруги Лили (урожденная Бузараева) родились трое девочек: Неля-1933 г.р., живет в Баксане. Она имеет двух сыновей. Эмма (Эдгулова)-1935г.р., живет и работает в Нальчике, вырастила двоих сыновей. Третья дочь Мурадина-Нина-1937 г.р., живет в сел. Псынабо, имеет двоих детей. О том, что пережили, через какое испытание пришлось пройти жене Мурадина с маленькими детьми – это целая история.
Имя Мурадина Шандирова должно вписано в истории КБР, и занять там достойное место. Он необоснованно забыт.
СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА
(о Хашхожеве)
Досуг мне разбирать вины твои, щенок!
Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать
И.А.Крылов
Суровый 1937 год оказался самым «урожайным» по числу расстрелянных людей по политическим мотивам.
По неполным данным только за два дня – 25 и 26 июля было расстреляно свыше 20 человек. Среди них и Хашхожев Азрет Жирасланович, бывший 1-й секретарь Прималкинско-
го райкома ВКП (б), Кабардино-Балкарской АССР.
Родился он 15 декабря 1900 года в селении Малка, Зольского
района. Проживал перед арестом – г. Прохладный, улица
Революции, 122. Семья: жена Евгения Пазовна, сыновья : Ахмет, Николай, Владимир и Борис.
Хашхожев являлся членом партии с 1924 года, возгла-влял Административный отдел Нагорного (ныне Зольсский
район) окружного исполкома. После окончания коммунисти-ческого учебного заведения в Ростове, был назначен заведу- ющим отделом земельного управления автономной области.
На этом посту он работал с 1929 по январь 1930 года.
Бюро обкома партии на своем заседании 31 января 1930 года (протокол № 114) постановило назначить Хашхожева
заведующим организационным отделом, членом Пленума и Бюро обкома ВКП (б).
Вскоре обком партии поручил наиболее сложный участок работы: с 1931 по 1933 год Азрет Жирасланович являлся прокурором Кабардино-Балкарской автономной области.
Все усилия он направлял на борьбу с преступностью и на укрепление законности в пределах ему дозволенного режимом.
.
Азрет Хашхожев (сидит) с Асланбеком Водаховым
(первый справа) 1934 г.
Характерный штрих к его портрету, как прокурора области: 25 марта 1932 года органами ОГПУ Кабардино-Балкарии был взят под стражу житель сел Аргудан Хажимурза Эркенов
Хажимурза Асламбекович, самый уважаемый человек среди сельчан. Без возбуждения уголовного дела, при отсутствии доказательной базы ему было предъявлено обвинение в антисоветской агитации.
Прокурор области Хашхожев, получив жалобу колхозников в защиту Эркенова, изучил материалы небольшого дела и установил вопиющие факты нарушения законности. Он проявил твердость характера, не побоялся попасть в немилость руководству и 12 сентября направил в ОГПУ предписание о необходимости прекращения дела ввиду недоказанности вины Эркенова. Но чекисты не намеревались подчиниться воле прокурорского надзора и вопреки указаниям прокурора они 29 ноября 1932 года составили обвинительное заключение и попытались пропустить дело на внесудебное рассмотрение через Крайполиттройку при ОГПУ Северо-Кавказского края. Однако прокурор Хашхожев воспрепятствовал этому. Борьба карателей с прокурором продолжалось до 14 января 1933 года.
Дело было прекращено за отсутствием в действиях Эркенова состава преступления, и он из-под стражи освобожден.
Вскоре Калмыков освободил Хашхожева от должности прокурора области и назначил его секретарем райкома ВКП (б) самого крупного хозяйственного района – Прима-лкинского. Имея знания и опыт, Азрет Жирасланович энергично взялся за работу. Его успехи не остались не замеченными.
Об этом говорил 5 августа 1934 года глава Кабардино-Балкарского коммунистической диктатуры Калмыков на совещании секретарей райкомов и парткомов партии. Он тогда публично заявил: «Только один товарищ Хашхожев из Прималкинского района добросовестно, честно борется за будущий урожай. Товарищ Хашхожев полностью понял, что значит пары в деле увеличения урожая, и, поняв, стал добросовестно относиться к этому делу…. И это еще раз говорит о том, что если руководство по-настоящему поймет то или иное дело, то и население так же хорошо понимает его».
Через два года все изменилось, все перевернулось. Хашхожев, преуспевающий в своем деле, попал в опалу к владыке. Это был конец! Хашхожев был уже не нужен. На заседании бюро обкома ВКП (б), проходившем 8 мая 1937 года под предводительством Калмыкова, было принято решение об исключении Хашхожева из рядов партии как врага народа. «Все кончено!» – мелькнуло у него в голове. Он ждал, когда корсары Калмыкова за ним придут. Они не заставили себя ждать.
Через неделю, не успев сдать дела райкома партии, Хашхожев 17 мая 1937 года по сфабрикованному обвинению был арестован. К этому времени кроме решения бюро обкома на него компроматов в недрах НКВД не было. На неоднократных допросах Хашхожева «обрабатывали» пока его не вынудили подписывать все предлагаемые ему протоколы допроса. Он был измучен и замучен, и ему очень хотелось, чтобы истязания кончились быстрее. Для этого он должен был согласиться со всеми предложениями следователя. Так выколачивали признания.
19 июля 1937 года Антонов утвердил обвинительное заключение, и дело передали в суд. На пятиминутном закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР 25 июля прозвучал единственный вопрос, на который последовал и единственный ответ:
— Признаете ли вы себя виновным?
— Нет, не признаю, ни в какие контрреволюционные организации не состоял, о подготовке террористических актов ничего не знал, а на следствии сам себе оговорил, вынужденно подписывая протоколы.
Тут же последовал приговор «правосудия»:
ХАШХОЖЕВА Азрета Жираслановича РАССТРЕЛЯТЬ!
В то же день он был расстрелян в Нальчике и составлен акт о наступлении смерти.
Но дело этим не закончилось. Как всегда в таких случаях безвинных членов семьи обрекали на погибель. Четверых детей насильственно разлучили с матерью и их отправили в различные специальные детские дома Сталинградской и Астраханской областей. По сути, этот были детские концлагеря для детей «врагов народа». Жена Хашхожева – Евгения отбывала наказание в лагерях за несуществующее преступление.
Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 7 июля 1956 года приговор в отношении Хашхожева Азрета Жираслановича отменено и дело о нем прекращено за отсутствием в его действиях состава уголовно наказуемого деяния. Реабилитирована и Евгения Пазовна.
Обвинение в отношении Хашхожева было сфабриковано
так же, как и в отношении других деятелей партии и государства. Вот, что говорил о нем Казбулат Асланбиевич Кештов, работавший в те годы рядом с Хашхожевым и другими руководителями республики:
«Хашхожева я знал только с положительной стороны по его работе, сначала прокурором республики, а затем секретарем Прималкинского райкома партии. Ничего предосудительного, как за Шандировым, так и за Хашхожевым, я никогда не замечал».
Хашхожев реабилитирован в уголовном порядке. Его ждет еще моральную реабилитацию. Когда это наступит?
НЕВОЛЬНИК ЧЕСТИ
( об Измаиле Афаунове)
Честного человека можно подвергнуть
преследованию, но не обесчестить
Вольтер.
Нет злее воли, чем воля лишить жизни другого человека. Трудно поддается подсчету, сколько душ загублено по воле единоличного коммунистического правителя Кабардино-Балкарии Калмыкова. Не пощадил он даже своего односельчанина, мудрого и честного работника, преданного своему служебному долгу Измаила Туловича Афаунова.
Родился он 12 октября 1904 года в селении Куба, Кубинского района, Кабардино-Балкарской АССР. Семья: жена Александра Митрофановна (урожденная Петрова),
работала преподавателем, и 6-ти летний сын Володя. Отец-Тула Хакяшевич, член ВКП (б), колхозник сел. Куба, сестры
Толейхан Шогенова – колхозница сел. Заюково, Каал Шукова – колхозница сел. Куба, Мария – студентка пединститута. Брат Салим Тулович – школьник. Измаил являлся членом партии, как и отец, с 1924 года, окончил Коммунистический университет трудящихся Востока в Москве. В 1929 году, будучи студентом юридического факультета МГУ, Измаил Тулович был зачислен практикантом на должность помощника прокурора области, а позднее временно исполнял обязанности прокурора области (приказ № 89 от 31 мая 1929 года). Затем его перевели заместителем председателя областного суда. Он первым, кто из лиц кабардинской национальности получил высшее юридическое образование. Некоторое время Измаил работал заведующим отделом культуры обкома ВКП (б), затем назначили директором Ленинского учебного городка в Нальчике (ноябрь 1932 –апрель 1935 г.). С 1935 года по день ареста Афаунов возглавлял областной отдел народного образования. Где бы он ни работал, всегда показывал высокую культуру общения с людьми, профессионализм, преданность служебному долгу.
Помимо всего этого находил время для сотрудничества с редак-циями газет, выступать редактором литературно – художественного альманаха писателей Кабардино-
Балкарии. Занимался так же перево-дческим делом.
8 мая 1937года в Нальчике проходи-ло очередное заседание бюро обкома
партии. На нем решались судьбы
Азрета Хашхожева и Измаила Афаунова. Решал ее лично Бетал
Калмыков. Он обвинил их в прина —
Измаил Афаунов длежности к контрреволюционерам.
1934 год За день до этого Измаил Тулович
был арестован, и бюро единогласно решило исключить из
рядов ВКП (б) Афаунова и Хашхожева, как врагов народа.
Арест осуществили Белинский и Кащеев. При этом ищейки
располагали только материалами бюро обкома и других
компроматериалов, у них в наличии не было. Не было возбуждено и уголовного дела. Для ареста человека, такие
«формальности» энкеведешники, как правило, игнорировали. Главное — выполнить задание. Был бы человек, улики сыщутся.
Измаил Тулович не был физически сильным человеком, к тому же страдал опасной болезнью – туберкулезом. Он выдержал только первый допрос, произведенный по испытанной методике. В последующем Афаунов полностью согласился с предложением следователя и подписывал протоколы любого содержания. Всего он допрашивался 15 раз за короткое время. По сути его превратили в изобличителя других обреченных. Помимо того, что ему было предъявлено стандартное обвинение в участии его в контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террори-стической организации, совершившей 1 декабря 1934 года злодейское убийство С.М. Кирова, Афаунова обвинили еще и в том, что он, будучи наркомом народного образования, проводил вредительскую работу. Утверждалось, будь-то, по линии просвещения он засорял преподавательский состав социально чуждыми элементами. Кроме того, обвиняли и в том, что якобы он сознательно, допускал извращение смы-сла Конституции СССР при переводе ее на кабардинский язык.
Фактически некоторые неточности и обороты речи, допущенные при переводе, так называемой сталинской конституции, на кабардинский язык истолкованы как преднамеренные действия с контрреволюционным умыслом. Перевод текста конституции было нелегким делом, и за это взялись по тем временам весьма грамотные и толковые люди, как Измаил Афаунов и Тута Борукаев. Они вложили много труда, стараясь точнее передать смысловое значение текста оригинала. Никто и не помышлял сделать намеренное искажение перевода. Наоборот, все мысли были направлены на то, чтобы исключить или свести к минимуму несовпадение перевода с оригиналом. По поручению НКВД 21 марта 1937 года был составлен акт комиссии из трех человек «о просмотре представленного следствием текста проекта конституции СССР, переведенного Борукаевым и Афауновым». Если у переводчиков не было никакого умысла на то, чтобы исказить смысловое значение переводимого текста, то эксперты намеренно искажали сделанную Борукаевым и Афауновым кропотливую работу. Например, п. «и» ст. 14-ой был переведен членами комиссии обратно с кабардинского так: «Установление рабочего плана СССР», а, по мнению экспертов надо было: «Установление народно-хозяйственного плана СССР». При этом обратный перевод так же был неточным. Проверяющие, выполняя заранее заданную программу, игнорировали то, что соблюсти дословность перевода с русского на кабардинский язык, не всегда возможна. Борукаев и Афаунов старались точнее передать смысловое значение. Например, пункт «л» статьи 48 в результате обратного перевода, получился так: «Объявляет поголовную и частичную мобилизацию». А в оригинале записано: «Объявляет всеобщую и частичную мобилизацию». Настоящий переводчик не станет при переводе с кабардинского на русский употреблять слово «поголовную», тогда как более подходящим в этом случае является слово «всеобщая». Подобными словесными изощрениями и ухищрениями заполнены три страницы упомянутого акта комиссии, умышленно вкладывая в них антисоветский умысел. Это было сочинение на заранее заданную тему. Такая формулировка требовалась для фабрикации дела. И это им удалось.
25 июля 1937 года в Нальчике состоялось, так называемое судебное заседание военной коллегии Верховного Суда СССР, где был оглашен стандартный приговор: Измаила Туловича Афаунова РАССТРЕЛЯТЬ! В тот же день приговор приведен в исполнение. Присутствовал ли Афаунов на этом «заседании» суда или нет, никто сказать уже не может. Не участвовали ни обвинитель, ни защитник, ни свидетели. Это был по названию суд, а, по сути — расправа.
Не пощадил Калмыков не только жену, но маленького сына Афаунова. Жену-Александру Митрофановну приговорили к 10 годам лагерей, а Вову насильно отправили в специальный детдом. Не помогла настоятельная просьба старика, деда Вовы — Тулы Хакяшевича, обратившегося лично к самому Калмыкову с просьбой оставить ребенка им. Могущественный односельчанин ответил резко и грубо:
— Я и тебя отправлю следом за сыном, старик! Теперь советская власть твоему внуку и мать и отец. Иди, пока я не передумал!
Тула ушел с опущенной головой, не веря своим ушам. Но этого было мало для деспота. При выходе из здания обкома партии его остановили и насильно отняли партийный билет. Человек, лишенный чувства милосердия, хуже зверя. Таким был Калмыков.
В заключении, составленном 31 августа 1956 года военным
прокурором отдела Главной военной прокуратуры СССР, говорится:
«Допрошенные в процессе проверки свидетели Битоков, Артабаев, Колулобед, Прохоров, Юрченко, Галактионов, Ильин, Звонцов и другие, охарактеризовали Афаунова как честного, отзывчивого, грамотного и культурного работника. Все они заявили, что никакого вредительства Афаунов в системе народного образования не проводил.
При таком положении признание Афауновым своей вины является самооговором…
Поверкой так же установлено, что бывшие работники НКВД Кабардино-Балкарской АССР: Антонов, Кащеев, Белинский, Нестеренко и другие, принимавшие участие в расследовании дела Афаунова, впоследствии были осуждены за грубые нарушения процессуальных норм при расследовании уголовных дел».
29 декабря 1956 года Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор в отношении Измаила Туловича Афаунова, и дело прекратила за отсутствием состава преступления.
Из показания Сергея Сергеевича Прохорова, работавшего в системе народного образования Кабардино-Балкарии с 1922 года:
«Из руководящих деятелей просвещения КБАССР довоенного периода я знаю Хуранова, Камбиева Хамшика, Максидова Казгери, Афаунова Измаила и Сибекова. Все эти лица последовательно занимали должности заведующего облОНО.
Афаунов был человеком исключительно высокой культуры, приятным в обращении, вежливый и, в полном смысле слова, честным советским человеком. Я знаю, что он был выдающимся для Кабарды, для идеологического фронта республики человеком. Среди населения ходили слухи, что указанные люди были неугодными для Калмыкова, что их убрал Калмыков. Все аресты происходили в бытность Калмыкова. Говорили даже, что Афаунов стал жертвой того, что Калмыков ревновал свою жену к Афаунову».
Из показаний Башлоева Хамида Тотаевича:
«Измаил Афаунов был моим соседом по квартире и знал его хорошо. О нем могу сказать только положительно. Был высокообразованным и культурным деятелем Кабардино-Балкарии, преданным советской власти и коммунистической партии. Не верю, чтобы он мог быть врагом народа».
Из показаний Шахима Хануевича Шогенова, одного из бывших ответработников, которому чудом удалось избежать муки политических репрессий:
« Афаунов не был и не мог быть врагом народа… Следует сказать, что в народе, даже среди партийного актива существовало убеждение, о чем часто приходилось слышать, что Калмыков сам погубил много невинных людей. Говорили, что он в Афаунове видел своего соперника, способного занять его пост и поэтому убрал его со своего пути. Считают, что Афаунов был гордостью Кабардино-Балкарии».
Тепло отзывались об Афаунове Иван Николаевич Боровицкий, с 1924 года работавший в Кабардино-Балкарии, занимая ответственные должности, Тузер Асхадович Жакомихов — бывший директор пединститута, депутат Верховного Совета КБАССР, доцент, Александр Иванович Галактионов — бывший директор средней школы № 2 города Нальчика, Алексей Павлович Ильин, работавший с ним в Наркомпросе, Камбулат Наурузович Керефов — бывший ректор КБГУ.
Не суждено было Туле Хакяшевичу дождаться этого дня,
когда справедливость восторжествовала. Умер он в 1953 году. Нелегкой оказалась и судьба сына Измаила Туловича. Неведомыми путями Вову удалось вызволить из детского концлагеря. Его тетя по матери сумела его забрать и увезти к себе. Для конспирации мальчика записали под фамилией Петров Владимир Анатольевич. Когда вырос, с помощью дяди Салима Туловича Афаунова он поступил в военное училище. Салим Тулович был кадровым офицером, будучи курсантом военного училища, в чине лейтенанта пошел на фронт и воевал до конца войны. Служили на фронте и его сестры Мария и Тамара. Другая сестра – Раиса Туловна окончила МГУ и постоянно работает на радио. Владимир Петров (теперь уже Афаунов) тоже стал кадровым офицером и ушел в отставку в чине полковника. Сына своего он назвал Измаилом, в честь своего отца.
На сегодня Измаил Тулович Афаунов, отдавший самое дорогое – жизнь, во имя процветания своей республики, реабилитирован только юридически. Он забыт незаслуженно.
Это более заметно в наши дни. Когда имена людей присваиваются улицам и школам не столько по заслугам, сколько по знакомству. Все решает клан, приближенные верховной власти люди.
ТАЙНА УЗНИКА БУТЫРКИ
(о Аюбе Амшокове)
Страдания правого-приговор
неправому.
Эмиль Золя
Личность Аюба Патовича Амшокова незаурядная. Родился он 1905 году в селении Вольный Аул Нальчикского района Кабардино-Балкарии. Как активного и способного человека, сельсовет направил его на учебу в Ленинский учебный городок в Нальчике. Здесь он учился с 1924 по 1926 год. Затем Амшоков продолжил учебу в Ленинграде на трехгодичных Высших кооперативных курсах. Здесь он получил диплом экономиста. С 1930 по 1931 год работал он плановиком-экономистом облпотребсоюза в Нальчике. После этого около полугода трудился в обкоме ВКП (б) в качестве инструктора. Аюб Патович показал себя весьма грамотным и способным работником. Учитывая его деловые качества и организаторские способности, в 1931 году обком партии поручил ему возглавить правление КабБалкпотребсоюза. В 1934 году короткое время работал начальником управления местной промышленностью. В том же году Амшокова назначили заведующим Кабардино-Балкарским областным отделом здравоохранения. К этому времени заболеваемость населения вызывала особую тревогу, ибо по области числилось 50 тысяч больных чесоткой, малярией — около 100 тысяч, не было роддомов. За период работы Амшокова заболевание чесоткой было ликвидировано, заболевание малярией снижено до 20 тысяч, организовано 64 родильных домов, построено до 30 объектов здраво охранения хозяйственным способом.
Но наступил грозный 1937 год. По всей стране прокатилась
волна эпидемия террора коммунистического режима. И для
Аюба Амшокова в одночасье кончилась мирная и созида-тельная жизнь.
Рано утром 23 мая 1937 года Нарком внутренних дел Антонов послал за ним своих архаров Таукана Хапова и Юдина. Они произвели обыск и арестовали Амшокова без объяснения моти-
вов, не предъявляя никаких обвинений. Дома остались жена Хайшат Тагировна (урожденна Озова) и малолетняя дочь Зоя.
Вечером в того же дня Амшокова доставили на допрос к Юдину. Здесь его держали трое суток без сна, подвергая непрерывному допросу конвей-
ерным способом.
Амшоков, 1935 год
Допрашивал Юдин, затем его сменял Коммель, потом
третий. Потом все сначала. За трое суток Амшокову подали один раз тарелку супа. После таких издевательств его вернули в камеру с лишением права сна. Этим иродам из
службы НКВД впору бы работать в подвалах гестапо. Они сродни по своим фашистским повадкам. Через сутки Амшокова снова доставили в кабинет Коммеля, который поставил его на стойку. После проведенных четырех суток без сна, Амшокова стали покидать силы, и падал, снова поднимали на ноги, избивали. Изверги наслаждались своей изощренностью и продолжали издевательства. Коммель оказался изобретательным и преуспевал в своих методах пыток. Он подносил близко к глазам Амшокова яркую лампочку и держал, пока тот не упадет. Свои действия сопровождал, оскорблениями, нецензурной бранью. Амшокову казалось, что кошмары истязания никогда не кончатся, и опасался за свою жизнь. Иногда были мысли: лучше бы сразу прикончили, чем эти ужасы издевательств. Все эти адские спектакли Коммель и другие устраивали, чтобы заставить Амшокова подписать заранее заготовленный протокол допроса.
После сутки стоянки, в кабинет зашел сам шеф УНКВД Антонов.
— Зачем мучаться с ним? – заявил он, обращаясь к Коммелью. – Уже принято решение расстрелять его. Его показания никому уже не нужны, поскольку Водахов во всем признался и вывел всех на чистую воду.
На мгновение даже Коммель оторопел и вопросительно посмотрел не своего начальника.
— Да, да. Уведите эту падаль и расстреляйте быстрее!
После того, как Антонов покинул кабинет, Коммель по телефону вызвал помощника, и вывели Амшокова на расстрел. Поставили его к стенке и произвели два выстрела мимо жертвы. Затем снова завели в кабинет и потребовали подписать протокол.
— Я тебя пожалел, падла, и не пустил в расход. Ты должен оценить мою доброту. Не подпишешь, получишь пулю в лоб, — Коммель пододвинул протокол к Амшокову, мокнул ручку в чернильницу, и протянул ему.
— Я не могу подтвердить, того чего не было, — хриплым голосом выдавил из себя Амшоков.
— Не дури, если жизнь тебе дорога! Долго упрашивать не стану. Водахов, Максидов и другие уже сознались и им сохранили жизнь. Не упускай свой шанс. Калмыков распорядился отпустить главарей контрреволюции Бесланеева, Водахова и Максидова, которые чистосердечно во всем сознались. Калмыков убедил их, и они согласились.
К арестованным применялись все возможные методы: шантаж, угроза, истязание, физическое насилие. Для Амшокова эти дни были нескончаемым кошмаром, которого он до конца своей жизни не мог забыть. Так продолжалось шесть месяцев надругательства над живым человеком.
Каких только случаев не бывало на допросах. Гвардейцы большевистской расправы Кащеев, Спиридоничев и Коммель вызвали Амшокова на очередной допрос, но теперь на очной ставке с Водаховым. Увидев перед собой Амшокова, изможденного, весь в синяках и кровоподтеках, Асланбек заплакал. Он должен был изобличить Аюба как члена контрреволюционной террористической организации. Водахова Аюб едва узнал. Перед ним сидел весь забинтованный, обросший, исхудавший с тусклыми глазами и тронутые сединой густые волосы.
— Скажите, Водахов, вы подтверждаете свои прежние показания? Спросил Кащеев, пытаясь своим орлиным взглядом его запугать.
— Я подписал ложные показания, так как не видел другого выхода. Меня жестоко избили, и не помню, что и подписывал.
Спиридоничев рассвирепел от такого неожиданного ответа и нанес сильный удар Водахову в лицо, от чего Асланбек упал, и из носа потекла кровь.
— Извини меня, Аюб, это не мои показания, — тихо произнес Водахов, пытаясь подняться.
Его схватили, вытащили из кабинета. Водахов был волевым человеком. Но силы слишком были неравными. Для него наступила полоса безразличия, и впал в апатию.
«Раз он заплакал, значит, его истязали еще сильнее, чем меня», — вспоминал позднее Амшоков эту сцену с очной ставкой.
Нечто подобное происходило и на очной ставке с Бесланеевым, который на предыдущих допросах «изобличал» Амшокова и других.
— Вы подтверждаете свои показания? – спросили его.
— Подтверждаю, — вяло ответил Хабала. – Все равно заставите подтвердить, но зато не буду лишний раз избит.
Несмотря на все меры издевательства Амшоков не смог подтвердить ложные показания, сфабрикованные Коммелем и его друзьями.
Бетал Калмыков командовал всеми, и ему прекословить никто не осмеливался. Он решал так же с кем нельзя дружить, а с кем можно. В 1930 году ответработник облисполкома Шахбан Кишев, женился на родной сестре Амшокова. Вскоре Кишев попал в опалу самому обкомовскому монстру. Калмыков приказал Амшокову прекратить личные связи с Шахбаном. Так они не встречались по день ареста Кишева.
26 мая 1937 года Коммель допрашивал Амшокова более 10 часов с небольшими перерывами. За это время Коммель выпытывал у допрашиваемого обстоятельства поездки руководителей ведомств во вновь созданный Курпский район, где должна была проходить организационный съезд райсовета. Вопросы касались где, с кем завтракали, обедали, ночевали, были они на квартире секретаря нового райкома партии Шандирова, кто что говорил и т.д. По этому же поводу состоялся допрос еще раз 2 апреля 1937 года.
12 июня Коммель вновь вернулся к основной теме допросов.
— Покажите следствию о своей контрреволюционной работе.
— Контрреволюционной работой я не занимался.
— Прекратите запирательство! – закричал Коммель не своим голосом. – Покажите, в соучастии с кем вы проводили контрреволюционную работу.
— Я рассказал ранее всю правду. С теми лицами, которые ныне находятся под арестом как члены контрреволюционной организации, я встречался по службе. С некоторыми иногда встречался дома. Никого из них в контрреволюционной работе я не подозревал. Я считал их идейно преданными советской власти. Меня никто в контрреволюционную организацию не вербовал.
— Вы уклоняетесь от правдивого ответа, — возмутился Коммель еще сильнее. – Вновь ставлю перед вами вопрос, кто вас завербовал в контрреволюционную организацию, и в соучастии с кем вы проводили контрреволюционную подрывную работу?
— Я вообще не знал о существовании такой организации и меня никто не вербовал.
— Почему вы перед партией скрыли свое соцпро-исхождение? – решил Коммель сменить «пластинку».
— Я ничего перед партией не скрывал, считал себя крестьянином-середняком, так и писал в анкетах.
— Предъявляю вам вашу автобиографию, где вы писали не «середняк», а сын маломощного крестьянина. Чем это объяснить?
— Я это подтверждаю, действительно отец имел маломощное крестьянское хозяйство, слабый середняк.
— Уличаю вас во лжи. Предъявляю вам раздельный акт от 2 июля 1930 года, когда вы в целях сокрытия действительного объема вашего хозяйства, разделились. У вас было четыре коровы и в условиях Кабарды это относится к кулацкому хозяйству. Чем вы объясните?
— Это совсем не так. Такие хозяйства в условиях Кабарды считались маломощными. Так наше хозяйство считалось по учету налогообложения. Я от отца отделился, как положено.
И на этом этапе Коммель морально так же проиграл поединок с беззащитным Амшоковым. Попытки заставить его признаться во лжи были тщетными. Не было собрано доказательства его вины. По закону он подлежал оправданию. Но не таков был режим террора. 18 октября 1937 года военная коллегия Верховного Суда СССР в Нальчике приговорила Аюба Патовича Амшокова к 10 годам лагерей с конфискацией имущества. Судебное заседание длилось не более трех минут. «А за что?» — успел крикнуть Аюб, и его снова затащили в камеру. Приговор обжалованию не подлежал. И отправили Амшокова в коммунистический ад.
Тяжкие испытания выпала и на долю его жены Хайшат Тагировны. Постановлением особого совещания, как член семьи врага народа она была сослана в Красноярский край. Здесь она заболела от холода и голода и по болезни была освобождена. Умерла она 8 января 1945 года у себя дома после тяжелой болезни. Выжила дочь Зоя. Ее воспитали родственники, получила высшее медицинское образование. Вышла замуж, у нее двое детей: сын Володя и дочь Лена.
Путь в концлагерь для Амшокова оказался длинным и долгим, сопряженный со многими приключениями. По пути в лагерь была остановка в Орловской тюрьме. Находясь здесь, он написал жалобу в ЦК ВКП (б) на противозаконные действия Калмыкова и Антонова. Честному и чистому человеку нечего было бояться. Он не чувствовал за собой никакой вины и в жалобе требовал его реабилитировать. Амшоков был немало удивлен тем, что после этой жалобы его неожиданно вернули обратно в Нальчик. Снова допросы, истязания, мучительные стойки. Жалоба Амшокова в ЦК ВКП (б) лежала на столе у Юдина, допрашивавшего его.
— Если бы молчал и не писал бы жалобу на Калмыкова, отсидел бы 10 лет и все. Теперь тебя ожидает расстрел! – с издевкой произнес Юдин. – Мы допустили ошибку, не прикончив тебя. Почему ты снова областное руководство порочишь, А? Ты думал, что твоя писанина далеко дойдет? Ведь, Антонов работает в Наркомате СССР не дворником. Теперь ты не уйдешь от нас. Тебе капут!
Амшоков сидел в камере, ожидая, когда его поведут на расстрел. Это было уже 1938 год. Вдруг нарком НКВД Карнаух объявил: расстрел откладывается, собирайся на этап. Так Амшоков снова оказался в Орловской тюрьме. Его удивило столь внезапное изменение позиции особистов. Скоро выяснилась причина столь неожиданной «любе-зности» террористов от НКВД. Оказалось, что громовержцы
Калмыков и Антонов сами уго-дили за решетку. Теперь некому было приказывать и указывать, кого казнить, кого миловать.
Настал час расплаты и для них. Находясь в Орловской тю-рьме, Амшоков отправил еще одну жалобу в НКВД СССР.
После этого Аюб Патович неожи-
данно для него был этапирован в Москву во внутреннюю тюрьму НКВД СССР, и он оказался на
Лубянке. Амшокова здесь допра-
шивали по делу Калмыкова.
Амшоков после ареста Пытались доказать, что Амшоков
якобы был завербован Калмыко —
вым и вовлек его в контрреволюционную деятельность.
Воистину пути Господни неисповедимы!
Амшокова судили за то, что хотел убить Калмыкова. Теперь же оказывается, Амшоков проводил с Калмыковым совместную контрреволюционную работу. Такова была логика молодчиков из Лубянки.
Для Аюба Патовича это оказалось полной неожи-данностью. Его снова избивали, издевались, как хотели. После такого контрнаступления чекистов, Амшоков «согласился» подписать любые оказания и поставил подписи, не ведая о чем, там идет речь. От длительных истязаний Амшоков заболел и полтора месяца пролежал в больнице при Бутырской тюрьме.
Потом снова Орловская тюрьма, а оттуда – в Красноярский край. А жалобы его так и остались без ответа. Все это вполне вписывалось в рамки советской «демократии». Из Краслага Амшокова освободили 23 ноября 1946 года досрочно на 6 месяцев за примерное поведение и хорошую работу. Но до полной свободы было еще далеко. Ему выдали «волчий документ», согласно которому он не имел право вернуться домой, или выехать в Красноярск. Поступил на работу техноруком на лесозавод при Краслаге. В 1949 году его назначили директором Тавогашетского лесозавода при Краслаге МВД СССР. Работу освоил быстро, пользовался уважением, показал себя хорошим организатором. Но так продолжалось недолго.
Вдруг, 30 апреля 1950 года нежданно-негаданно на него надели наручники и закинули в подвал УГБ Красноярска.
Снова начались допросы по тем же вопросам, за что уже был однажды наказан и отбыл наказание. Ему было
предъявлено обвинение в том, что он, будучи враждебно настроенным, по отношению к существующему в СССР социалистическому строю, вступил в троцкистскую террористическую организацию, по заданию которой занимался враждебной деятельностью, высказывал террористические намерения по отношению к советско-партийному активу.
Постановлением «особого совещания» при МГБ СССР от 29 июля 1950 года был сослан на поселение в Красноярский край без указания предельного срока.
На фоне этих мрачных дел МГБ СССР вновь возникла зловещая тень бывшего наркома НКВД КБАССР и бывшего начальника тюремного отдела НКВД СССР Николая Антонова, уже расстрелянного к этому времени. Амшоков, находясь в Орловской тюрьме, еще в 1938 году, примерно в январе, написал большую жалобу на имя наркома внутренних дел СССР Ежова. В ней, в частности, речь шла о прошлой деятельности Н.Антонова. Странным является то,
что в делах Орловской тюрьмы среди исходящих бумаг жалоба Амшокова не значилась. В тоже время в делах указанной тюрьмы обнаружена шифротелеграмма за подписью того самого Антонова с указанием, включить Амшокова в список «15» на рассмотрение «тройки» по первой категории. Это означало, что Амшоков должен был включен в список подлежащих расстрелу.
Амшоков не был включен в указанный список из 15 человек по счастливой случайности. После ареста Антонова об этом вовсе забыли.
Вполне очевидно, что Антонов, используя свое служебное положение, хотел ликвидировать Амшокова как свидетель, могущий его разоблачить. Вскоре после этого Антонов, Калмыков и другие были арестованы. Таким образом, Амшоков чудом остался в живых.
Но отголоски той шифротелеграммы Антонова дошли и до Красноярска. По всей вероятности этим и объясняется предания суду Амшокова без предъявления нового обвинения.
Деятели из УГБ Красноярского края старались, подвергая Амшокова незаконному аресту и предъявляя обвинение за то, за что уже отбыл наказание.
В ссылке в поселке Язаевка, Казачинского района Кра- сноярского края, Амшоков познакомился с Елизаветой Романовной, которая вскоре стала умной, заботливой его женой. О том, что Аюб Патович выжил, большая заслуга Лизы. Так они жили вместе, проявляя заботу, друг о друге в те суровые дни. В 1952 году у них родился сын Александр.
Спустя 4 года появился на свет второй сын Павел. После
смерти Сталина, в 1954 году Амшокова освободили от ссылки, но остался там работать мастером леспромхоза.
Амшоков с сыном и дочерью
Боязно было возвращаться в родные края, после всего, что с ним учинили, и он не стал искушать судьбу.
25 апреля 1956 года Военная коллегия Верховного Суда СССР отменила все состоявшиеся постановления репрес-сивных органов в отношении Амшокова, и все эти дела прекратила за отсутствием состава преступления. Так Аюб Патович возвратился из ада спустя 19 лет. Со своей новой семьей Аюб вернулся домой в Нальчик к своей дочери Зое. Добрая и отзывчивая Елизавета Петровна прижилась на новом месте и стала хозяйкой в новом доме. Амшокова трудоустроили, и он стал работать директором Вольно-Аульского консервного завода. Здесь показал себя умелым руководителем, хорошим организатором и работал на этой должности до ухода на пенсию. В 1989 году была реабилитирована посмертно и Хайшат Тагировна Амшокова. Они стали жертвой жестокого коммунистического режима.
ТЯЖКАЯ ДОРОГА НА АЛЖИР
(о Туне Сохове)
Не тот страшен, кто силен,
А тот страшен, кто ума лишен
А.С.
Жуткие истории происходили в тяжком 37-м году. Страх, неуверенность в завтрашнем дне охватило народ. За любой нечаянно высказанный анекдот, за любое подозрение со стороны властей человеку могло стоить жизни. Источником исчадия ада люди видели в самом могущественном предводителе Кабардино-Балкарских большевиков Бетале Калмыкове. В такое дикое время родился и жил Туна Тамашевич Сохов.
Родился он в 1902 году в селении Абаево (ныне Урожайное) Терского района в семье крестьянина. Отец умер в 1919 году. Через год, когда Туне едва исполнилось 18 лет, умерла и мать. У него было трое братьев: Шагир, Хаби, Хубан. Самому старшему из них Шагиру в ту пору исполнилось 20 лет. Жизненный путь Туны оказался трудным и сложным. Зарабатывал на жизнь на различных сельхозаработах у частных лиц. В 1923 году его приняли милиционером Терской милиции. Но такая работа его не устраивал. У него было большое желание получить знания. Так он оказался в стенах Ленинского учебного городка в Нальчике. Здесь стал членом ВКП (б). Получив образование, Сохов вернулся в свой район, и здесь его избрали секретарем Мало-Кабардинского окружкома ВЛКСМ. Еще учеба в Москве. После учебы его пригласили инструктором Кабардино-Балкарского обкома партии. Присмотревшись к нему, учитывая его опыт и знания, Сохову поручили весьма ответственный участок работы. Он возглавил в 1932 году партийную организацию крупного сельскохозяйственного района — Баксанского. Все силы и энергию Туна отдавал работе. Он успевал везде и всюду: бывал на полях хозяйств, фермах, во всех населенных пунктах, активно включился в организацию строительства известного на всем Северном Кавказе «Баксангэс». Многие вопросы решал самостоятельно и оперативно. Но в обкоме не всегда одобрительно воспринимали самостоятельное мышление руководителя. Им больше было по нраву роль мальчика на побегушках. По приказу Калмыкова преуспевающего первого секретаря райкома партии Сохова освободили от работы и осенью 1934 года перевели начальником политотдела Терской МТС. После ликвидации института политотделов МТС, Туну назначили ее директором. Но у верховного «главно-командующего» парторганизацией Кабардино-Балкарии закралось нестерпимое желание покончить и с этим «умником».
В райком поступила команда: исключить Сохова из рядов ВКП(б). Так было 18 июня 1937 года созвано заседание Терского райкома партии. Сохову пришлось выслушать не существующее на свете обвинение в участии его в контрреволюционной организации. Члены бюро, безусловно, понимали нелепость выдвинутых обвинений, но они были лишены права возражать, и проголосовали единогласно:
«§-7. Сохов Т.Т., член ВКП (б) с 1925 года, происходящего из крестьян середняков, как активного участника вскрытой обкомом ВКП(б) буржуазно-националистической контр-революционной группы Водахова, Камбиева и др., проводившего вместе с этими врагами народа на протяжении ряда лет вредительскую работу по разрушению колхозов, МТС (в чем сам признался), как окончательно вставшего на контрреволюционный путь – в последнее время своей вражеской, пораженческой работой довел МТС до развала. Трактора и комбайны были отремонтированы вредительски, хозяйство МТС развалено, — снять с работы директора Терской МТС Сохова, исключить из рядов ВКП (б) и дело передать следственными органам для привлечения его к уголовной ответственности.
Секретарь РК ВКП (б)…».
Это был по существу приговор. Чекисты из НКВД не заставили себя долго ждать. 23 июня 1937 года они взяли Туну Сохова и навсегда.
Есть еще и решение бюро обкома партии за подписью самого Калмыкова от 29 июня 1937 года, принятое уже заочно:
«Снять с работы директора Терской МТС Сохова в связи с разоблачением его как врага народа».
В тот же день его подвергли предварительному допросу, и Туна категорически отверг все необоснованные обвинения, выдвинутые против него. Ему можно сказать повезло, он допрашивался всего 8 раз.
— Следствие требует от вас правдивого ответа о конкретном вашем участии в контрреволюционной работе проводившей Водаховым, — резко спросил следователь на очередном из допросов.
— Все, что проводил Водахов, проводил и я в Баксанском районе, но я в то время не замечал, что это контрреволюционная работа, доверял Водахову.
— Прошу конкретнее!
— Будучи секретарем Баксанского РК ВКП (б) я абсолютно никакой контрреволюционной работой не занимался, а так же я не знал, что действия Водахова являются контрреволюционными.
— Вы знали, что сев кукурузы под плуг является вредительским?
— То, что сев под плуг проводится вредительски тогда, в 1933 году, я не знал. Водахов в нарушение решения обкома партии предлагал сев кукурузы под плуг. Теперь я полагаю, что, может быть, были вредительскими.
— Следовательно, и вы проводили вредительскую работу?
— Да, вследствие моего недопонимания, я следовал рекомендациям Водахова.
— Почему вы о действиях Водахова не доложили в обком?
— Нарушение Водаховым решения бюро обкома, запрещавшего сев кукурузы под плуг, я в то время не считал это контрреволюционным.
— Не увиливайте, отвечайте, вы участвовали в контрреволюционной работе в период с весеннего сева 1933 года?
— Я в контрреволюционной работе не участвовал.
— Покажите о контрреволюционной работе
Бесланеева.
— В январе 1935 года я случайно ехал на легковой автомашине из Тамбовки в Муртазово – райцентр. В машине со мной были уполномоченные из области Бесланеев и Кишев. В пути Бесланеев, говоря о положении в Мало-Кабардинском районе, сказал: «Стыдно нам, малокабардинцам, работающим в области, что мы сидим в Нальчике, а наш родной район позорно отстает. Нам всем надо переехать сюда и поднять
район».
Допросы продолжались с нарастающими темпами. Но
добиться согласия от Сохова принять версию следователя так и не удалось. 29 августа нарком Антонов утвердил обвинительное заключение со стандартным обвинением.
18 октября 1937 года военная коллегия Верховного Суда СССР в Нальчике объявила Сохову Туне Тамашевичу, что он приговаривается к расстрелу. Приговор исполнен без промедления.
Еще в 1940 году брат Туны Хаби пытался восстановить справедливость, но его никто так и не услышал.
Из показаний Шахима Шогенова:
— Сохов был секретарем Баксанского райкома партии. Он был прекрасным организатором, трудолюбивым. Он всегда был с народом и народ его любил.
Тепло отзывались о Туне Тамашевиче и другие очевидцы его трудовой деятельности: Шогенов Хажпаго, Фанзиева Гарифат, Шортанов Аскерби, Наурзоков и др.
Дома в неведении и недоумении остались жена Хабраца Шугановна (урожденная Кушхаунова), дети — Тамара и Мария, братья. Вскоре пришли милиционеры и за Хабрацой. Тяжкие испытания выпала и на
долю жены Сохова Хабраце Шугановне.
Хабраца Сохова
По причине того, что она была женой казненного мужа, ее заключили в концлагерь.
«С ареста отца начались наши беды, — говорит дочь Туны Тамара. — Наша семья стала изгоем, все, кроме самых близких родственников, стали нас избегать»
В это тяжкое время на свет появился третий ребенок. У Хабрацы родилась дочь. Детская память Тамары помнит, как матери при родах отказали в помощи в сельском роддоме как жене врага народа.
Вскоре пришли милиционеры и за Хабрацой.
— Этот день я запомнила на всю жизнь, — говорит Тамара. — Выглянув из-за ограды, я увидела телегу, направлявшуюся в сторону нашего дома. В ней сидели несколько человек в форме НКВД. Я сразу прибежала домой сказала маме: «За тобой едут». Мама стояла возле плиты и готовила еду. Услышав мои слова, она сильно побледнела и тихонько
Тамара Сохова присела. Не успели мы опомниться, как эти люди оказались в нашем доме. Это было восьмого марта 1938 года. Они взяли мать под ружье и увели, конфисковали все имущество. Тетя Каражан просила молодчиков из НКВД:
— Оставьте хотя бы подушку для детей.
— Им подушка не понадобится, заберем и детей тоже, — последовал наглый ответ.
Бабушка Гуашатаса и тетя Каражан защитили грудью детей и не дали возможность увести их.
В Акмолинской области Казахстана был свой островок большевистского ада в системе архипелага ГУЛАГ. В период сталинских репрессий селе Малиновка недалеко от Астаны (нанешней столицы Казахстана), располагался Акмолинский лагерь жен изменников родины. Сокращенно – АЛЖИР.
Здесь присутствовали все атрибуты концлагеря: колючая проволока, сырые саманные бараки, сторожевые вышки, лай сторожевых собак, лязг железных ворот, голод. Бывшие узницы концлагеря, которым посчастливилось выжить, с содроганием вспоминали подробности этого ада.
О трагедии, длившейся здесь почти двадцать лет, напоминает монумент с красной звездой, разбитой тюремной решеткой. Тополиной Аллеей памяти стала бывшая “дорога слез”, вдоль которой алжирки сажали деревья.
На братских, могилах, где хоронили умерших заключенных, установлены символические надгробия – женщинам-мусульманкам и христианкам.
По данным архивов и воспоминаниям узников всего для родственников «врагов народа», или, как их именовали в документах, ЧСИР (членов семей изменников родины) в СССР было построено четыре концлагеря. Но самым большим и самым строгим по режиму был Акмолинский лагерь жен изменников родины.
Официально он назывался «лагпункт №26» Карага-ндинского управления лагерей (КарЛАГа). Еще его называли Малиновкой — по имени ближайшего населенного пункта.
Женщин заставляли строить бараки для новых узниц, работать в поле от зари до зари. При этом кормили хуже чем ф фашистских застенках: дневной рацион составлял кусок черного хлеба, черпак баланды и несколько ложек жидкой каши на воде. При всем этом эти несчастные безвинны люди были изолированы от «большой земли»: им запрещались свидания, всякая переписка, посылки. От них были оторваны дети, неизвестность о судьбе которых больше всего мучили женщины — узники.
Местность была выбрана специально с весьма суровыми климатическими условиями. Летом здесь испепеляющая сорокаградусная жара, тучи насекомых и песчаные бури. А зимой лютые сорокаградусные морозы с не утихающими степными ветрами и бураном.
Через такой ад прошли тысячи женщин, вина которых заключалось в том, что они были женами своих мужей. Точных цифр, сколько женщин было в АЛЖИРе, до сих пор никто не знает. Во всяком случае, известно, что их число доходило до десяти тысяч человек. Тайной остается до сих пор сведения о количестве женщин, стариков и детей навсегда оставшиеся лежать в общих степных могилах.
В таких застенках большевистской «демократии» Хабраца провела целых девять лет.
Военная коллегия Верховного Суда СССР признала, что осуждение Сохова произведено по сфабрикованному делу и спустя 20 лет, 15 июня 1957 года отменила приговор в отношении его и дело прекратила за отсутствием состава преступления. А 23 июля объявили об этом вдове – Соховой Хабраце Шугановне.
Так была искалечена жизнь честных людей.
Решением Совета местного самоуправления с. Урожайное Терского района от 20.07.2007 г. одна из улиц села названа именем своего земляка Сохова Туны Тамашевича.
ЛУЧШЕ УЖАСНЫЙ КОНЕЦ, ЧЕМ УЖАС БЕЗ КОНЦА
(О Жантемире Хапове)
Трудно запугать сердце,
Ничем незапятнанное.
В. Шекспир
Несомненной заслугой советской власти в частности
для кабардинцев и балкарцев является образование у них государственности. С первых же дней создавались и развивались все атрибуты государства. Для функциони-рования вновь созданных государственных органов решающим был подбор и расстановка кадров. На первых порах проблема с национальными кадрами стояла наиболее остро. В этих условиях на арену вышла и сплотилась вокруг руководящего ядра нового государственного образования в лице Кабардино-Балкарской автономной области когорта талантливых и способных руководителей. К ним относятся Хабала Бесланеев, Назыр Катханов, Казгери Максидов, Ако Гемуев, Хусейн Настуев, Жантемир Хапов и многие другие архитекторы государственного строительства.
Очередной рассказ об одном из них. Речь пойдет о Жантемире Хапове.
Жантемир Патович Хапов родился в 1909 году в сел. Старый Черек в семье крестьянина-середняка. Он рано понял, что без знания невозможно достичь успеха в новых условиях. В 17 лет Жантемир после семи лет учебы в сельской школе, покинул родные места и выехал в 1926 году в Чечено-Ингушетию. Окончив Грозненский Рабфак в 1929 году, вернулся домой и начал работать делопроизводителем в Урванском райисполкоме. Грамотного и способного парня заприметили в обкоме ВКП (б) и в 1930 г. он был направлен на двухмесячные партийные курсы в гор. Орджоникидзе. Некоторое время работал инструктором окрпотребсоюза, затем в райкоме партии. Ревность недоброжелателей привели к тому, что его стали обвинять в связях, с так называемыми кулаками. В 1931 году Хапова исключили из рядов ВКП (б). Работая потом в госбанке, расположенном в Старом Череке, Жантемир обжаловал решение райкома, и его восстановили в партию. С 1932 года он стал управляющим банка, затем занимал должность заведующего орготделом райкома партии.
Организаторские способности Хапова особенно проявились в период его работы в системе связи. В 1933 году он был назначен начальником конторы связи Кабардино-Балкарской области. За два года его работы в этой должности Хапов проделал огромную работу по развитию почтовой и телефонно-телеграфной связи в Кабардино-Балкарии. Получила дальнейшее развитие и радиофикация населенных пунктов. Была осуществлена сплошная телефонизация сельских Советов и частично колхозов. В Нальчике впервые была установлена автоматическая телефонная станция. На обеих вершинах Эльбруса впервые была создана телефонная связь с центром. За достигнутые успехи Хапова поощрили персональной легковой машиной. В 1935 году был делегатом седьмого съезда Советов в Москве. В это время он уже работал на весьма ответственной работе. Он был назначен полномочным представителем Кабардино-Балкарии при высшем законодательном и контролирующем органе государственной власти Российской Федерации – ВЦИК. К
этому времени Жантемир был уже семейным. Он был женат на Соховой Фатиме. Семья получила квартиру в Москве, и они со своей дочуркой Верой жили по улице Горького, 12, квартира 83. Все силы, и знания Хапов направлял на создания необходимых условий экономического и соци-ального развития родного края.
Благодаря его стараниям были получены значительные средства на развитие курорта в Нальчике, строительства и
Ж. Хапов с дочерью Верой 1935 год
реконструкции заводов и фабрик. Занимаясь вплотную разви-
тием народного хозяйства, Жантемир видел беспорядки в республике. Его беспокоили нерациональное и не по назначению использование выделенных средств. Волю-нтаризм руководства республики пустили сильные корни. Калмыков, сосредоточив в своих руках всю полноту власти, стал недосягаем для критики. Был груб, заносчив, мстителен. В республике установилась диктатура одного человека.
Как честный человек, патриот родного края, Жантемир с тревогой следил происходящими негативными явлениями. Видя все это, Хапов пытался как-то повлиять на события через Калмыкова, без которого никто и никакое решение принимать не мог. Но эти предосторожности оказались тщетными.
Человек, критикующий самого грозного партийного бога, превращался из друга в заклятого врага. Искренне желая сделать доброе дело для республики, усовестить Калмыкова и спасти положение, Жантемир Патович вынужден был пойти на крайние меры: он направил на имя Сталина письмо, где излагал все негативные явления в республике и просил разобраться пока не поздно. Тем самым Жантемир подписал себе приговор. Когда и кому попало это письмо неизвестно, но Жантемир получил через месяц достаточно ясный и жесткий
Ж. Хапов среди делегатов VII Съезда Советов
Первый ряд слева направо: Михаил Калинин, Гошагаг Кешева
из кабардинского села Кахун, и С. Буденный.
Второй ряд: крайний справа — Жантемир Хапов.
ответ: 5 октября 1937 года его арестовали в Москве и в сопровождении группы молодчиков из НКВД доставили в Нальчик. Это была формула ужасов советской «демократии». У Калмыкова была сила, неограниченная ничем. Не хватало главного…
Хапов в это время был болен, нуждался в лечении. Несмотря на это к нему применялись физическое и психическое насилие. От него в дерзкой форме требовали сознаться и принять нелепое обвинение в свой адрес. Первые попытки оказать сопротивление в расчете на благоразумие чекистов, вскоре было сломлено. Изощренные методы физической расправы не мог выдержать слабый организм Хапова, он без разбору подписывал все бумаги, которые готовили деятели из НКВД. «Кольщики» торжествовали, они добились своего, Хапов «сознался» в своей контрреволюционной деятельности. После такого надругательства над личностью, ему стало все вокруг безразлично, подписывал, там, где укажет энкеведишник. В голове стучали мысли, что допущена роковая ошибка, и Калмыков просто сводит с ним личные счеты. Именно это обстоятельство создавало для него безвыходное положение. Он и не мог не понимать свою обреченность. Тем не мене Жантемир, цепляясь за соломинку, решил пойти на отчаянный шаг: обратиться с письмом к нему, самому Калмыкову, вершителю всех судеб в республике. Вот текст этого обращения, датированный 21-м декабрем 1937 года:
«Осмеливаюсь написать Вам несколько слов не с целью оправдания моего поступка против Вас, у нас были хорошие взаимоотношения, и я не должен был так поступить. За всю свою жизнь я не говорил ни одного плохого слова против Вас, я всегда готов был отдать свою душу за Вас, но совершил роковую ошибку, написав против Вас письмо И.В.Сталину. Я осознал более чем нужно свою ошибку, у меня уже нет сил, ни слез оплакивать эту ошибку. Вы в душе хорошо знаете, что я никакой контрреволюцией не занимался, Вы хорошо знаете, что я все здоровье отдал честной советской работе. Вы сами хвалили мою работу. Я, сидя здесь, даю вынужденные показания, но от этого нет никакой пользы для революции. Я далек от мысли, чтобы за письмо Вы мстили. Я еще молод…, я смогу искупить свою вину перед Вами. Прошу учесть это и отпустите меня».
Безусловно, все зависело от всемогущего Калмыкова. В его руках было монопольное право казнить или миловать. Но напрасно измученный, и доведенный до отчаяния Жантемир рассчитывал на милосердие палача. Попав в опалу к самодержцу, не жди пощады. Да и Жантемир особо, наверное, и не рассчитывал на милость большевистского монстра. Ему уже терять было нечего.
С декабря 1937 года НКВД Кабардино-Балкарии возглавил новый начальник – Н.В. Карнаух. Хапов предпринял последнюю попытку вразумить деятелей из этого карательного органа. Он направил 3 февраля 1938 года заявление на имя народного комиссара внутренних дел КБАССР капитана Карнауха. В нем Жантемир откровенно и ясно изложил все обстоятельства посягательства на его свободу, честь и достоинства, посягательства на его жизнь. Хапов писал:
«Гражданин народный комиссар! 23 сентября 1937 года, будучи на воле, я написал письмо секретарю ЦК ВКП (б) И.В.Сталину о преступлениях руководства КБАССР, о связях этого руководства с врагами народа, незаконном растранжиривании гос. средств на личные нужды. Копия этого письма, наверное, у Вас имеется, но я не уверен, дошло ли оно непосредственно адресату, ибо в противном случае меня не арестовали бы.
Я писал Сталину правду, только правду, как честный коммунист и от этого письма я никогда не откажусь. Правда, я написал письмо Б.Калмыкову, что я не должен был, так поступить… Я писал Сталину, что я стану жертвой этого письма, если не будет его личное вмешательство в это дело. Так и случилось. Как только стало известно руководителям КБАССР об этом письме, последние арестовали меня и привезли в Нальчик. Теперь здесь меня обвиняют в буржуазном национализме, в связях с Рыковым, Бухариным. Если говорить правду, только правду, то я заявляю категорически, что не имел никогда ни с кем никакой контрреволюционной связи, тем более с Рыковым, Бухариным и отрицаю свою принадлежность к какой-либо контрреволюционной организации. Я принадлежу только большевистской партии, ей отдал все свое здоровье.
Теперь, находясь в руках тех, на кого я жаловался, я давал вынужденно ложные показания. Я об этом писал Вам еще в декабре 1937г. Я убедился в том, что задачу сводят к тому, во что бы ни стало обвинить меня в контрреволюции… Я убедился в том, что независимо от преступления я должен быть обязательно виновным. Чем можно иначе объяснить то, что мне диктуют, я вынужден писать о том, что во сне мне никогда не снилось. Что стоит, например, «мое» заявление на Ваше имя от 15 декабря 1937 года, где написано якобы я вел контрреволюционную буржуазно-националистическую деятельность и имел связь с Рыковым, Бухариным. Ведь, я не автор этого заявления, а лейтенант Спиридоничев – я только вынужден был писать его.
При даче вынужденных показаний мною руководила мысль: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Ведь, моя смерть только утолит жажду мести за критику. Ведь, моя смерть не затушует правду, все равно правда вылезет наружу. Ко мне подходят предвзято, я лишен всего, что законом разрешено каждому арестованному».
Это последнее исповедальное, можно сказать, предсмертное письмо, где он откровенно назвал все вещи своими именами.
По всей видимости, содержание данного письма стало достоянием грозного Калмыкова, и реакция была жестокой и неотвратимой, незамедлительной. Усилились изощренные методы допроса, избиения, издевательство и унижения Жантемира. Его «обрабатывали» с пристрастием, истязали и забили до смерти в кабинетах Спиридоничева и других. Безжизненное тело Хапова забрали из кабинета допроса и спустили в подвал. Так ответили Калмыков и его подручный нарком Карнаух на обращение обреченного. Нарком внутренних дел начал предпринимать усиленные меры по заметанию следов злодейства. Убийство подследственного в кабинете следователя могло иметь для энкэвэдишников серьезные последствия. Поэтому 2 апреля 1938 года Карнаух приказал начальнику тюрьмы срочно доставить тело Хапова в тюремную больницу. Через неделю, 9 апреля 1938 года, появляется фальшивка, сфабрикованная начальником тюрьмы, ответдежурным и врачом: они утверждали, что смерть заключенного Хапова якобы наступила от общей интоксикации на почве туберкулеза легких. Подписи и печать. 14 апреля 1938 года тот же Карнаух с удовольствием утвердил постановление своих подчиненных, о прекращении уголовного дела в отношении Хапова вследствие смерти обвиняемого. Таким путем была скрыта убийство заключенного Жантемира Хапова в ходе следствия. Такова была цена человеческой жизни, такова мораль представителей власти большевиков.
Позднее специальная комиссия МВД СССР проверяла деятельность НКВД КБАССР во времена массовых незаконных политических репрессий. В период хруще-вской «оттепели» в органах МВД (бывшие НКВД) отмечалось значительное прояснение атмосферы. Были выявлены удручающие подробности злодеяний органов НКВД Кабардино-Балкарии, действовавшие под неусыпным оком Калмыкова.
Выдержки из докладной записки заместителя Министра Внутренних Дел СССР С. Круглова и особоупо-лномоченного МВД СССР Стефанова от 14 мая 1956 года на имя Министра Внутренних дел СССР:
«Бывшее руководство НКВД КБАССР проводило работу, направленную на избиение честных, преданных советской власти людей… Производились массовые незаконные аресты рабочих, колхозников, служащих и советской интеллигенции. Фальсифицировались как следственные дела, так и судебные процессы, применялись незаконные методы следствия… Помимо прямой фальсификации, применялись незаконные методы допросов, вылившиеся в систему: применялись стойки по 10-15 суток, допросы шилом, подвешивание, надевание наручников, кормление только одной селедкой с запрещением пить воду, огульные массовые избиения, оканчивающиеся во многих случаях убийством арестованных в кабинетах следователей и смертью подследственных в тюрьме (Хапов, Казимов и др.)»
Говорит бывший оперуполномоченный НКВД Степанов:
— Спиридоничев дал нам указания допрашивать Хапова, не отпуская его в камеру, пока не даст показаний о своей контрреволюционной деятельности. Так мы и допрашивали долго, около месяца. При этом Спиридоничев заявил, чтобы Хапову не позволяли говорить о Калмыкове, Звонцове и Фадееве. Доведенный непрерывными допросами до изнеможения, Хапов умер.
Материалы служебного расследования хранятся в архивах ФСБ РФ. Это неопровержимые факты репрес-сивного характера рухнувшего режима.
Так жестоко и безжалостно расправлялись с людьми, ставшими неугодными, за то, что посмели иметь свое мнение. А ведь, Кабардино-Балкарский монарх от ВКП (б) Бетал Калмыков мог не допустить смерти честного человека. Одно его слово могло предотвратить роковой исход. Но не таков был Калмыков. Он добился того, что хотел. Он лишил жизни замечательного человека, беззаветно преданного своей Родине, честного и чистого Хапова Жантемира. Такую жестокость Калмыкова не простил ему Бог. Этого не простят и потомки.
После тщательной проверки всех обстоятельств дела в отношении Жантемира Хапова Военная Прокуратура Северо-Кавказского Военного Округа пришла к выводу, что он был арестован 5 октября 1937 г. без наличия материалов следствия, без санкции прокурора и особым конвоем направлен из Москвы в распоряжение НКВД КБАССР. Постановлением военного прокурора от 19 апреля 1956 года по делу принято окончательное, единственно правильное решение-оно прекращено за отсутствием в действиях Хапова состава преступления.
При этом Военная прокуратура констатировала:
«Из архивно-следственных дел по обвинению бывших сотрудников НКВД КБАССР Нестеренко Н.Ф. и Юдина А.Д., осужденных за нарушение социалистической законности, усматривается, что Хапов был арестован по заданию бывшего секретаря обкома ВКП (б) Калмыкова за подачу жалобы в ЦК ВКП (б). В процессе следствия к нему, больному туберкулезом, применялись физические меры воздействия, лишения сна и пищи, конвейерный допрос в течение месяца. Бывшим наркомом внутренних дел КБАССР Карнаухом и начальником 4-го отдела Спиридоничевым была дана установка следователям довести Хапова до смерти».
Таким образом, доподлинно установлен факт убийства Хапова следователями, исполнявшие роль политических киллеров, а так же, кто являлся заказчиком, и какие мотивы его побудили к физическому уничтожению безвинного человека.
22 августа 1957 года, более чем через год, вдове Фатиме Хаповой под расписку объявили о состоявшейся реабилитации мужа посмертно.
Дикие нравы коммунистического режима не могли не отразиться и на судьбы членов семьи Жантемира. К ним надолго прикрепилось клеймо семьи врага народа. Верная жена Хапова Фатима оказалась сильной женщиной, и она решила, во что бы то ни стало выжить, и, прежде всего, спасти ребенка. Она сразу отвезла Верочку к своим родителям, а сама стала работать учителем начальных классов. Фатима, безусловно, понимала, что руководство на нее смотрит подозрительно и с опаской. В конце концов, от нее избавились очень скоро. Когда встал вопрос о ее привлечении к уголовной ответственности, помогли добрые друзья. Бывший в то время нарком образования Абисал Фокичев не побоялся заступиться за нее и вернуть на прежнюю работу. Это был поступок, чреватый неприятными последствиями для самого наркома. Но Фокичев сознавал, что арест Жантемира Хапова роковая ошибка, а его жена Фатима сама никаких противоправных действий не совершала. Она проявила большие способности, и это не осталось не замеченным. Ей было присвоено звание «Отличник народного образования». Позднее ее наградили медалью «За трудовое отличие». Вера росла смышленой и прилежной. После успешного окончания Нальчикской школы — интернат, она поступила в педагогический институт, которого она окончила в 1956 году по специальности русский язык и литература. Она стала работать учителем средней школы с. Псыгансу. Так началась самостоятельная жизнь дочери «врага народа». Как возрадовался бы отец, если бы он был жив. Ему не суждено было увидеть счастья своей дочери.
Вскоре красивая и умная Вера встретила на своем пути верного друга жизни. Им оказался Хамби Устов, парень из селения Урвань. Они поженились и местом жительства избрали с. Вольный Аул. В 1959 году у них родился первый внук Жантемира, и назвали его Валерой. Спустя два года появился и второй внук – Юрий. Оба они теперь семейные и у них свои дети, правнуки Жантемира. Доброй традицией стало сохранить память своих предков. Валерий и его супруга Эмма (урожденная Карданова) назвали свою дочь Фатимой в честь бабушки. Юрий и его супруга Надежда назвали своего сына Жантемиром в честь деда своего, дела и думы которого продолжаются. Валерий после получения высшего юридического образования работает в органах прокуратуры республики. Он прокурор Терского района, самый трудный участок в республике. Его профессиональное мастерство и деловые качества получили высокую оценку. Не отстает от него и младший брат Юрий. Он имеет четыре диплома о высшем образовании и преуспевает в системе бизнеса. Глядя на них, Вера Жантемировна охватывала чувство гордости и радости. Но образ отца, безжалостно отнятого у нее врагами народа, никогда не уходил из ее памяти.
Жантемир Патович Хапов реабилитирован по суду. Но это еще не полная реабилитация. Он — один из тех, кто первыми закладывал фундамент Кабардино-Балкарской республики, и отдал свою жизнь за ее честь, за ее процветания. Жантемир Хапов еще не занял подобающее место в нашей истории. Справедливость должна быть восстановлена. Он этого давно заслужил.
ЖЕРТВА «ДЕМОКРАТИИ»
(Урусби Бачиев)
Никакая сила не может
превратить ложь в истину.
А.С.
Оглядываясь в наше недалекое прошлое, анализируя события тех времен, убеждаешься в том, что большевизм был антинародным, бесчеловечным. Массовые репрессии проводились по причине панического страха коммуни-стической верхушки перед своим народом потерять власть. Ради этого они шли на любые жертвы. Лозунг о том, СССР – самый демократический строй в мире, был наглой ложью. Народ понимал это всем своим существом, но силой оружия заставляли его молчать. Власть через своего послушного органа – НКВД гонялась за каждым человеком, выискивая какие мысли него на уме.
Такая попытка была учинена в отношении ни в чем неповинного человека — Бачиева Урусби Жарашуевича. Родился он в 1902 году в с. Верхний Хулам Черекского района. В партию вступил в 1919 г. Работал председателем Облсовпрофа до 1935 г. Затем был вторым секретарем Нальчинского райкома ВКП(б) до 1937 г. После этог Бачиев был переведен в Северо-Кавказский военный округ, где занимал должность ответственного секретаря партийного бюро 126-го кавалерийского полка отдельной национальной кавалерийской бригады горских национальностей.
Такого безвинного человека, при отсутствии каких-либо доказательств его вины, Бачиев 19 октября 1937 года был взят под стражу. Его арест санкционировал 23 октября глава НКВД Кабардино-Балкарии Антонов.
При этом оперуполномоченный 5-го отдела УГБ НКВД по КБАССР Кириченко сочинил заведомую ложь:
«Бачиев Урусби является участником контрреволю-ционной троцкистско-террористической организации, в которую завербован одними из руководителей этой организации Налоевым Шупаго и Настуевым Хусейном.
Будучи завербован, и являясь членом контрреволюциооной троцкистской террористической организации – Бачиев Урусби принимал активное участие в контрреволюционной работе организации, распространяя к-р. клевету на Обком ВКП(б) и его первого секретаря т. Калмыкова, а так же проводил к-р. работу в области сельского хозяйства давая вредительские установки на развал колхоза.
Бачиев Урусби принимал участие в организации террористического акта над руководителями партии и правительства, в частности, вместе с Эфендиевым подготавливал теракт над т.т. Ворошиловым, Андреевым, Калмыковым и Антоновым».
Выдвинув такое абсурдное обвинение, Криченко, при поддержке наркома Антонова и его заместителя Кащеева, всячески пытался заставить Бачиева согласиться с таким обвинением и признать себя виновным. Это была основная задача инквизиторов, ибо в деле не было ни одного доказательства в подтверждение такого обвинения. Так его держали под стражей, подвергая интенсивному допросу с пристрастием. Бачиев оказался с твердым характером и не из трусливого десятка. Он не поддался на уговоры, угрозы и на шантаж. Не чувствуя за собой ни какой вины, Бачиев держался с достоинством. Его допрашивали систематически с 19 октября 1937 г. по 17 января 1938 года. Здесь вполне уместно привести диалог между следователем и Бачиевым. Допрос ведет тот же Криченко.
— Кого, кроме названных вами, из работников руководящего состава КБАССР, вы знаете?
— Кроме названных мною ранее лиц знаю следующих лиц, которые бывали у меня на квартире: Бачиева Кудас-инструктор Черекского РК ВКП(б), которая является моей дальней родственницей, Мусуков Измаил – зав. Отделом школ обкома ВКП(б), Бачиев Магомет – 2-й секретарь обкома комсомола, Налоев Шупаго – б. 1-й секретарь Нальчикского райкома ВКП(б).
Кроме того, я сталкивался часто по работе с Настуевым Хусейном – б. зав. Отделом обкома ВКП(б), Бейтоковым, имени не помню, работал секретарем парткома сел. Аушигер Нальчикского района, Хажуевым, имени не помню- б. уполномоченный НКВД по нальчикскому району, Кажаровым – председатель Нальчикского РИКа, Сасиковым – директор Нальчикской МТС, с Амшоковым Аюбом – б. зав. Облздравотделом.
Из перечисленных изъяты как враги народа: Налоев Шупаго, Бейтоков, Хажуев, Амшоков Аюб.
— Вы являетесь участником к-р буржуазной национа-листической, террористической организации, дайте показания о том, кто вас завербовал в эту организацию.
— Ни кем, никогда в к-р организацию завербован не был.
— Вы Бесланеева Хабалу знаете?
— Да, Бесланеева Хабалу я знаю. Он работал в последнее время управляющим леспромхоза до момента ареста.
— Почему при перечислении своих связей вы укрыли свою связь с Бесланеевым?
— Фамилию Бесланеева я просто упустил из вида.
— Знаете ли вы Эфендиева Мухаммеда?
— Да, Эфендиева, б. председателя с/с сел Аушигер я знаю, сталкивался с ним часто по работе.
— Почему вы при перечислении своих связей не назвали Эфендиева?
— Эфендиева я не назвал потому, что про его сущее-ствовании совсем забыл.
— Ботова Федора Ивановича вы знаете?
— Да, Ботова Ф.И. я знаю, т.к. несколько раз с ним сталкивался по служебным делам.
— Почему вы скрыли свои связи с Ботовым при перечислении своих знакомых?
— Ботова я своим знакомым не считаю, а сталкивался с ним исключительно по служебным делам, поэтому я его не назвал.
— Вы знаете Бетрозова Хажисмела, б. пред. горсовета г. Нальчика?
— Да, Бетрозова Хажисмеля я знаю, т.к. один раз был у него в кабинете по поводу предоставления квартиры управделами РК ВКП(б) Плотникову и 2-й раз заходил в квартиру Бетрозова, где были так же Кардангушев-б. секретарь парткома Псыгансу и Табухов – зам. Председателя облсуда. Был там так же старик-кабардинец, фамилию не помню.
— За что вас сняли с работы в Облсовпрофе?
— Я не знаю, за что сняли с работы в совпрофе.
— За что вас сняли с работы в райкоме?
— То же не знаю.
— И, не зная, за что вас снимают с одного места, затем с другого, вы были этим довольны?
— Да, я был этим доволен по причинам, которые я уже показал, и нигде, никогда свое недовольство не высказывал.
— Следствие располагает данными, что вами давались вредительские установки на селе, в колхозах, направленные на развал колхозов. Это вы подтверждаете?
— Нет, я этого не подтверждаю. Никаких вредительских установок на селе, в колхозах я не давал, а наоборот, работал по созданию хороших колхозов.
— Следствием установлено,что вы являетесь уча-стником к-р Националистической террористической организации. Дайте показания о том, кем и когда вас завербовали в к-р организацию?
— Меня никто и никогда в к-р организацию не вербовал и я участником к-р организации не являюсь.
— Следствие категорически предлагает вам прекратить свое запирательство и рассказать всю правду о своей контрреволюционной вредительской деятельности.
— Я не запираюсь перед следствием. Всю свою вину я изложил полностью.
Данный допрос длился долго и изнурительно, но сломить волю Бачиева не удалось, и на этом допрос был прерван. После дополнительной подготовительной работы 13 января 1938 года допрос возобновился. Бачиева пытались «убедить», что нужно признавать себя виновным. Отвечая на часто задаваемый вопрос, он сказал:
— По вопросу предъявления мне обвинения, якобы я участник буржуазно-националистической контртерроисти-ческой организации виновным себя не считаю, и никогда ни кем вербован не был. Я считаю, что допустил большую политичкскую ошибку и классовую притупленность в ниже следующих вопросах:
1. Возможно, что я ввиду своей мало опытности в партработе и совершенно незнания как районного так и сельского актива и с/х производства в первое время своей работы 2-м секретарем РК ВКП(б). просто не сознательно допускал выполнение вредительских указаний врага народа Налоева. Внастоящее время я глубоко проанализировав методы и приемы врагов народа, считаю, что я не сознательно допускал выполнение вредительских указаний.
2. Я как член бюро РК и 2-й секретарь в 1935году согласился с предложением Налоева о выдвижении на руководящие работы в селе, впоследствии оказавшихся классово чуждыми или разваливших тот участок работы, где они были выдвинуты, а именно, Бейтокова Жука — секретарь партбюро с. Аушигер, секретарь комитета комсомола Карданова Темболата и потом пред. с/совета. Все они развалили колхоз.
В недрах НКВД выразили недовольство такими показания Бачиева и повторили еще раз допрос 17 января в привычной для себя манере.
— Следствие настаивает дать правдивые показания о ваших к-р националистических шпионско-диверсионных действиях.
— Я в к-р националистической шпионско-диверсионной деятельности себя виновным не признаю, и так же я не участвовал в к-р националистической шпионско-диверсионной организации. Об этом мне известно стало после разъяснения такового и ареста участников.
— Когда и кем вы были завербованы в к-р националистическую шпионско-диверсионной организацию?
— Я в указанные организации не состоял и никем не был завербован, а так же мною не проводилось шпионско-диверсионных работ.
— Следствие располагает, что вы были завербованы и состоите в шпионско-диверсионной организации, почему отрицаете?
— Я отрицал и отрицаю, в шпионско-диверсионной организации не состоял и не был никем завербован.
Деятели НКВД сбились с ног в поисках оснований для предания Бачиева суду. Так продолжалось до апреля 1938 года. Когда все мыслимые и немыслимые сроки следствия истекли, а заставить Бачиева признать нелепое обвинение не удалось, а доказательств собрать не удалось, постановлением от 9 апреля 1938 года дело в отношении Бачиева было прекращено и он освобожден из-под стражи. Человек после длительного издевательства над ним, наконец, получил свободу, но душевная травма осталась навсегда.
Дело Бачиева характерный пример лживости самопро-возглашенной властями так называемой самой демокра-тичной демократии. Как можно было уважать и любить такой антинародный режим? На протяжении всего времени существования Советского Союза, люди, политические взгляды которых отличались от тех, которые провозглашала коммунистическая партия, были обречены.
Бачиев, опасаясь за свою судьбу, за свою жизнь, вынужден был покинуть родные края и обосноваться в Украине. Здесь он рабртал директором кирпичного завода и никто не прикреплял к нему ярлык врага народа. Дальнейшая его судьба неизвестна.
СУДЬБА ВИЦЕ — СПИКЕРА РОССИИ
(О Маше Какнкулове)
Много великого есть на свете, но нет
Ничего более великого, чем человек.
Софокл
Великим, можно сказать, был для Кабардино-Балкарии Маша Герандукович Канкулов. Его молодость, его судьба была тесно связана с революцией, с видными револю-ционерами. Канкулов был одним из пионеров государственного строительства в Кабардино-Балкарии. Все его помыслы и стремления были направлены на создание демократичного общества, где люди будут жить свободно и зажиточно. Он искренне верил в это и жил ради этого. Но Маша Герандукович ошибался. Большевистский режим не принес народу ни демократии, ни свободы, а жить зажиточно было большим «грехом» для них. Бедность считалось достоинством человека.
Канкулов родился в 1889 году в селении Ашабово (ныне Малка) Зольского района в семье крестьянина бедняка. Начал учиться в 1903 году в сельской школе Ашабово. К 1918 году он уже успел познакомиться с такими революционерами, как Бесланеев Хабала, Пшуков Астемир, Калмыков Бетал. Принимал участие во всех съездах советов. В 1918 году был избран членом облисполкома во Владикавказе. Из стенограммы 2-го съезда народов Терека от 18 марта 1918 года видно, что среди семи членов-кабардинцев в Терский Народный Совет был назван и Маша Герандукович. Третий съезд народов Терека проходил так же во Владикавказе 29 мая 1918 года, где наряду с такими видными деятелями революции, как Магомед Энеев, Юсуф Настуев, Лукман Бозиев, Таукан Молов и других было названо имя Маша Герандуковича. В 1920 году односельчане избрали его председателем сельского Совета. Через три года он стал членом областного суда, затем его председателем.
В 1926 году ему поручается должность прокурора автономной области. Работал со знанием дел самоотверженно. Но Калмыков долго не держал на одном месте руководящих работников. Их менял как перчатки. И вот, 19 декабря 1929 году появился приказ № 74 Наркома юстиции РСФСР об освобождении Канкулова от занимаемой должности. Маша Герандукович прокурорские дела пере-дал вновь назначенному на эту должность Хабале Бесланееву.
После этого Канкулов возглавил Мало-Кабардинский
окрисполком. Но и эта работа длилась недолго. В 1932 году
его перевели председателем Нагорного райисполкома. Канкулов считал, что повальное уничтожение трудолю-бивых слоев крестьянства под видом борьбы с кулачеством,
принесет большой вред социалистическому строительству.
Он справедливо полагал, что эти люди не могут причинить
никакой вред развитию народного хозяйства, наоборот, работящие, зажиточные крестьяне создадут для страны гораздо больше блага, чем разрозненные бедняцкие хозяйства.
Хотя эти мысли и были мудрыми, дальновидными, но
они шли в разрез с политикой и тактикой обкома партии, лично секретаря обкома Калмыкова.
Мыслить иначе, чем он, не было дозволено никому. Так было у него заведено и такое правило соблю-далось в самом строгом режиме.
В том же 1932 году Канкулова
перевели директором Кабарди-
нского конезавода №1 (с. Малка).
М.Канкулов
Работу по выращиванию кабардинской породы лошадей Маша Герандукович поднял на более высокий уровень. Свидетельством тому является то, что его работа была оценена высокой наградой – орденом «Знак Почета».
Спустя шесть лет, в 1938 году Канкулова избрали Председателем Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской республики и заместителем Председателя Президиума Верховного Совета Российской Федерации. Одновременно являлся депутатом Верховного Совета СССР, членом бюро обкома ВКП (б) и облисполкома. Канкулов всегда был вдумчивым руководителем, деловым человеком, отдававший всего себя служению народу. Но судьба распорядилась иначе.
15 ноября 1938 года в Нальчике состоялся пленум обкома ВКП (б). На нем с критикой и самокритикой выступил Маша Канкулов. Не успели участники пленума разойтись, двое из низших чинов НКВД подошли к нему с двух сторон, взяли под руку и увели. Калмыков заранее знал о предстоящем аресте Канкулова, но одобрительно промолчал. Отдавая других на растерзание чекистам, наивно полагал, что этим он сумеет спасти свою шкуру. Часом позже, прибывшие специально из НКВД СССР лица с личным поручением Лаврентием Берия, увели Калмыкова в наручниках. Ему так же не суждено было вернуться назад.
Дети Канкулова: слева направо – Клава, Зоя и Анатолий,
лето 1938 года
В Москве 26 февраля 1940 года состоялось заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР, на котором Канкулова обвинили в участии в так называемой правотроцкистской, националистической организации и приговорили к 10 годам лагерей. Попутно отметим, что в тот же день Калмыков был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. При весьма загадочных обстоятельствах Канкулов умер в заключение 31 января 1944 года. Достоверность этой даты и причины его смерти никто не может подтвердить, ибо в недрах НКВД факты и даты избиения до смерти часто фальсифицировалось, и истину тщательно маскировали.
В указанных случаях репрессий, члены семьи автоматически признавались заведомо виновными. Такую же участь постигла и жена Канкулова – Хужцук. Постановлением «особого совещания» при НКВД СССР от 23 августа 1939 года она была сослана в один из районов Казахстана на пять лет. Через месяц Хужцук, среди таких же, как и она, оказалась в городе Кызыл-Орда Казахской ССР. Можно сказать, что к ней проявили милосердие, поскольку разрешили четверых детей взять с собой. Самому младшему Анатолию тогда было всего три месяца. Как они сами потом рассказывали, чудом остались в живых, спасаясь не только от голода и холода, но от издевательства надзирателей. После отбытия срока все они вернулись домой. Трудно было и дома в послевоенный период. Здесь господствовал всеобщий голод. Для семей «врагов народа» это было вдвойне тяжелее. Их права во всем были ограничены. В самые тяжкие годы 1947-1948 годы от истощения и голода умерли сразу трое: Хужцук, дочь Клавдия и сын Борис. Осиротели дети Зоя и Анатолий. Они остались, как говорится, без кола и без двора, без средств к существованию, без отца, без матери. У них отняли детство, радость жизни, человеческое счастье. Можно ли такое забыть? Можно ли такое простить?
Маша Герандукович Канкулов реабилитирован в 1955 году. Дело в отношении его прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Реабилитирована так же его жена Хужцук.
Сегодня из членов семьи Канкулова в живых осталась только Зоя. Она живет в поселке Залукокоаже и свято хранить память об отце. Может еще кто-то вспомнит о нем, отдавшем свою жизнь за счастье народа?
ЛОЖНОЕ ОБВИНЕНИЕ
(О Мухажире Конокове)
Мухажир Теуважевич Коноков родился в 1902 году в селе Кенже Нальчикского района в семье крестьянина середняка. Отец всю жизнь занимался сельским хозяйством
и жил в достатке. Когда Мухажиру исполнилось 16 лет, его увлекла романтика борца за народное счастье, и пошел добровольцем в Красную Армию. При наступлении отрядов атамана Шкуро, ушел в партизаны. В конце 1920 начале 1921 года проходил учебу на военно-политических курсах во Владикавказе. После окончания этих курсов работал в ВЧК автономной области. На следующий год его направили в город Чугуев, Харьковской области на военно-кавалерийские курсы. Здесь он заболел тифом и вынужденно прервал учебу и вернулся домой. С 1924 по 1926 год учился в совпартшколе Ленинского учебного городка, где был принят членом ВКП (б). В 1930 году Конокова направили директором самого крупного в то время предприятия пепло-пемзового рудника. Здесь успешно проработал до 1937 года.
Из газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария», орган обкома ВКП (б), за 15 мая 1936 года (№110): «Хорошо работает пепло-пемзовый рудник (директор Коноков, главный инженер Попов). В этом году рудник стал впервые перевыполнять промфинплан. К 1 мая коллектив выполнил задание на 146,6 процента. Но это для него не предел».
В январских номерах газеты за 1937 год сообщалось, что рудник годовой план выполнил на 123,5 процента. Руководство рудника, трудовой коллектив получали неодно-кратно поощрения. Коноков показал себя умелым организа-тором, примерным коммунистом. Через месяц вдруг все изменилось, тучи над Коноковым неожиданно сгустились. По указанию сверху были собраны все мыслимые и не мыслимые грехи, и Конокова 13 февраля 1937 года вызвали на бюро райкома партии. По
М.Т. Коноков воле членов бюро Коноков преврати-
лся в сына кулака. Вот некоторые пункты из решения бюро райкома:
«Работая директором пепла — пемзового рудника, Коноков всячески старался протащить в среду рабочего коллектива чуждо-классовых элементов (кулаков, дворян и т.д.), в результате чего на сегодня рудник засорен этими элементами до 25%, например технорук Попов, шахтинец, отравивший газом рабочих в шахте «Красный Донец» и другие. Работая директором, Коноков имел тесную связь и дружбу с троцкистами, врагами народа, агентами ГЕСТАПО, Водаховым, Налоевым Шупаго, Тлуповым Жанхотом, князями Шипшевыми и др., проводил политику контр-революционеров вредителей и является сам классовым врагом.
Коноков, будучи нештатным пропагандистом, в кружке истории партии, злостно срывал политзанятия, передоверил учебу рядовому коммунисту. Воспитанием массы и коммунистов не занимался, над собой не работал».
После такого сочинения текста обвинения, бюро райкома партии приняло соответствующее постановление. Конокова исключили из рядов партии и сняли его с работы «за связь с троцкистами, врагами народа и с агентами ГЕСТАПО, Водаховым, Налоевым Ш., Тлуповым Ж., за засоренность чуждыми элементами производство, за срыв партийной учебы, за игнорирование мероприятий и правительства по вопросу выращивания кадров для производства».
Следует заметить, что технорук рудника С.Т. Попов ни-какого отношения, к так называемому шахтинскому делу, не имел и, по сути, было выдумкой карателей. Впоследствии Попов стал заместителем Наркома местной промышленности КБАССР.
Вышеупомянутым решением райкома партии было заложено основы уголовного дела по обвинению Конокова. Само дело начинается именно с этого решения, и, по сути, явилось документом, заменяющим постановления о возбуждении уголовного дела.
27 октября 1937 года Коноков, уже, будучи рядовым колхозником, был арестован. На допросах Коноков в категорической форме отверг выдвинутые против него нелепые обвинения. Без официального предъявления обвинения, 25 ноября 1937 года нарком Карнаух утвердил обвинительное заключение. Постановлением «тройки» НКВД КБАССР от 26 ноября 1937 года Мухажир Коноков был заключен в лагерь на 8 лет по ложному обвинению. Коноков и после этого не переставал отвергать обвинения, подавал много жалоб и заявлений, но его никто не слышал. Подавала жалобы и его жена Евгения Конокова, мать пятерых детей.
Однажды очередная жалоба Конокова попала в прокуратуру КБАССР. Прокурор не без основания усомнился в законности осуждения Конокова и предложил НКВД республики провести дополнительную проверку. Следователь НКВД Кумахов провел тщательную проверку и 14 апреля 1940 года составил постановление, где говорится, что никаких доказательств, подтверждающих участие Конокова в антисоветской деятельности, следствием не добыто. После этого в августе того же года, при загадочных обстоятельствах, появляется новое постановление уже другого оперативного работника НКВД. Он сделал и другое заключение: решение «тройки» НКВД в отношении Конокова оставить в силе, а его жалобу – без последствий. Лишь спустя 10 лет после освобождения Конокова из мест заключения, 19 декабря 1956 года президиум Верховного Суда Кабардино-Балкарской АССР, по протесту прокурора республики, отменил постановление пресловутой «тройки» и дело прекратил за отсутствием в его действиях состава преступления. Душевная рана зажила, а рубец остался навсегда. Конокова восстановили в партию, и до ухода на пенсию в 1966 году работал директором Шалушкинского кирпичного завода Чегемского района. В 1967 году Коноков был награжден медалью «За боевые заслуги».
СМЕРТЬ В ЛЕФОРТОВОЙ ТЮРЬМЕ
(о Хусейне Настуеве)
Никто не вечен в мире, все уйдет,
Но вечно имя доброе живет.
Саади
Сколько имен оставило нам революция! И добрых, и подлых, не счесть. Добрый человек не умирает как другие, остается имя его. Таким является Хусейн Батырбекович Настуев.
Родился он в 1895 году в селении Нижняя Балкария. Участвовал революционном движении и в гражданской войне. Сидел под арестом у Деникина. Погибли его братья Юсуф и Жигафар. Позднее Хусейн Батырбекович стал работать председателем Балкарского окрисполкома. В 1933 году его выдвинули на должность инструктора Кабардино-Балкарского облисполкома, затем заместителем председателя Президиума Верховного Совета Кабардино-Балкарской республики. Где бы ни работал, всегда честно и добросовестно исполнял свой долг. Но волна репрессий тридцатых годов ХХ века не пощадила и Хусейна. Он был арестован в тот же день, что и Канкулов – 15 ноября 1938 года.
Обвинение самое нелепое: «являлся участником правотро-цкистской организации, сущес-твовавшей в Кабардино-Балка-рии, по заданию которой вел вражескую работу в области сельского хозяйства и органи-зовывал повстанческие отряды для вооруженного восстания против советской власти». В материалах дела имеется справка о том,что Хусейн Настуев умер в Лефортовской тюрьме 11 января1940 года от
Х.Настуев паралича сердца.
Такой диагноз был популярен в обиходе НКВД. Вероятнее всего Настуева избивали до такой степени, что он от полученных травм скончался. Это вполне логично и вписывается в общую картину методики ведения следствия
следствия в те годы. Тем более, В Лефортовском следствен-ном изоляторе процветало костоломство.
Причин для применения к нему физических воздействий было предостаточно. Он отказался от вынужденно подпи-санных им признательных показаний, а так же отверг показа-
ния других сломленных обвиняемых. Вскоре после этого Настуева не стало. Такой исход вполне устраивал деятелей из НКВД, и 26 февраля 1940 года они прекратили дело за смертью обвиняемого. Вроде того, что волки сыты и овцы целы.
Еще до этого, 23 августа 1939 года была осуждена
«особым совещанием» НКВД жена Настуева — Баблина Шаухаловна, 1903 года рождения. Наряду с другими женами арестованных, ее обвинили в том, что являлась членом семьи участника контрреволюционной организации и вела антисоветскую агитацию. Сроком на 5 лет ее сослали в поселок Чиили Кзыл-ординской области Казахстана. Военная коллегия Верховного Суда СССР 12 февраля 1955 года пересмотрела дело Баблины Настуевой и отменила приговор в отношении ее, и прекратила дело за отсутствием виновного поведения с ее стороны. Вслед зам этим, 11 марта 1955 года КГБ СССР изменил постановление НКВД СССР от 26 февраля 1940 года в отношении Хусейна Настуева и прекратил дело за отсутствием в его действиях состава преступления. Супруги Настуевы юридически полностью реабилитированы.
ОХОТА НА ЕГЕРЕЙ
Правды не видит иной, а
иной ее видеть не хочет.
Ф.Р. Фельман
Анализируя события тех времен, опираясь на архивные материалы, приходишь к мысли, что в органах НКВД подбирались специально бездушных, злых людей, просто человеконенавистников. В те годы никто не был защищен от политических преследований. Не избежал этого и самый могущественный во всей Кабардино-Балкарии повелитель Бетал Калмыков. Берия, подвергнув его аресту, выдвинул несусветное обвинение, а то, в чем он действительно был виновен, оставлено без внимания. Массовая репрессия безвинных людей тогда не считалось преступлением. Тем не мене Калмыков уже находился под стражей, и теперь нужно было искать доказательства, подтверждающие выдвинутю против него версию обвинения. В частности, полагалось доказать, что Калмыков, являясь главой правотроцкистской террористической организации в Кабардино-Балкарии, что он вовлек людей в эту организацию для выполнения самого страшного задания – убийство Сталина.
Характерным в этом отношении является дело лесников – охотников Люля Айтековича Амшокова, Хазраила Патовича Унажокова и Таля Алиевича Гергова. Дело в том, что Кабардино-Балкария было излюбленным местом царской охоты и отдыха высокопоставленных чинов из Москвы. Такими гостями Калмыкова были Клим Ворошилов, Семен Буденный, Лазарь Каганович, Серго Орджоникидзе и другие. Даже однажды гостил в Нальчике сам вождь всех времен и народов Иосиф Сталин. Организация царской охоты для избранных гостей было делом хлопотным и ответственным. Калмыков лез вон из кожи, чтобы угодить зазванным к себе высоким гостям. Такая церемония должна была оставить самое приятное впечатление у заезжих любителей охоты. Амшоков, Унажоков и Гергов оказались самыми подходящими людьми, которые великолепно владели искусством охоты. Они, начиная с 1930 года, по поручению Калмыкова всегда сопровождали его и высокочтимых гостей при выезде на охоту. Хозяин и гости оставались довольны ими.
Однажды, в конце ноября 1931 года рано утром егеря вышли на охоту в составе Ворошилова, Буденного и Калмыкова со своим незаменимым другом – шефом НКВД Антоновым. Охотились в Урванском лесу в окрестностях Нальчика. Егеря выбились из сил, пытаясь подогнать зверей к охотникам, но было тщетно. Калмыков пришел в бешенство, недоверчиво глядя на егерей. Вдруг он заметил следы на снегу от колес легковой автомашины.
— Кто позволил себе здесь охотиться ночью и разогнал кабанов?! — стал наступать Калмыков на егерей, виновато опустивших головы.
— Это Ян Эрнестович Рудзутак был здесь ночью с другими, — ответил осведомленный Амшоков.
— Все вы сволочи, — кричал Калмыков на егерей на кабардинском языке, — не лесники вы, а сапожники. Без моего и Антонова разрешения посмели пускать сюда других лиц!
Впоследствии Амшокову припомнили этот случай, в более печальной обстановке. Ворошилов был любимцем народа. В 1935 году на первомайские праздники Нарком обороны Ворошилов пригласил в Москву как близких друзей лесников из Нальчика Амшокова, Унажокова и Гергова. Побывали они у него в гостях дома и в Наркомате обороны. Нарком сделал им подарки. Шофер Ворошилова возил их по Москве с переводчиком и показывал достопримечательности города.
Вскоре после ареста Калмыкова, а именно 14 декабря 1938 года, Хазраил Унажоков был взят под стражу. 19 апреля 1939 года к нему присоединили Люля Амшокова. Последнего лесника-егеря арестовали 5 мая 1939 года. Теперь деятели из НКВД усердно сочиняли на них обвинение. То, что в 1931 году охотился Рудзутак в лесу вокруг Нальчика, расценено было, как организация покушения на Ворошилова по инициативе Калмыкова. Рудзутак в 1938 году был расстрелян как враг народа по ложному обвинению.
Поездка лесников в Москву квалифицировали так: Калмыков послал егерей специально, чтобы там пойти на прием к Ворошилову и застрелить его. Затем на параде приблизиться к мавзолею Ленина и застрелить там Сталина. Теперь Амшоков, Унажоков и Гергов должны были признать такую версию обвинения. Пользуясь их неграмотностью и плохим знанием русского языка, следователи фальсифицировали протоколы допросов. Так сфабрикованное дело было представлено на рассмотрение Военного трибунала. Попытки сделать громкое контрреволюционное дело провалилось. Сначала дело вернул на доследование Главный военный прокурор. Дело, в конце концов, оказалось в суде. Военный трибунал пытался разобраться в этом странном деле. Любопытно было послушать показания безграмотных, далеких от политики егерей.
— На предварительном следствии мне сказали, что дело закончено, подпишите протоколы и вас выпустим, — говорил Амшоков. – Я все подписал. Когда меня допрашивали, их было трое, что писали, я не знаю. Ворошилов мне прислал английский «маузер». Ворошилов и Буденный вместе приезжали на охоту. Я с ними бывал. Кроме меня егерями были Унажоков и Гергов. Другими делами не занимались.
Гергов Таля:
— На охоте я бывал всегда с гостьями. Никаких разговоров о том, что хотят убить Ворошилова, при мне не было. Меня никто не вербовал в контрреволюционную организацию и я не знаю, что это такое. Даже спрашивал об этом у переводчика на следствии.
Унажоков Хазраил:
— Еще на охоту приезжал Ляпидевский. Он попросил разыскать раненного кабана. Я кабана нашел. За это Антонов подарил мне старую шубу. Ворошилов прислал лошадь. На охоте у меня из кармана выпали часы, и потерял их. По указанию Буденного мне выдали другие часы. Их выдали мне в НКВД. Таких слов, что мне поручено убить Сталина, я не знаю и никаких заданий не получал ни от кого. В Москве был в гостях у Ворошилова. Он мне подарил патефон.
9 сентября 1940 года Военный трибунал, не согласившись с мнением следствия, отправил дело для производства дополнительного расследования. Трибунал побоялся оправдать лесников и отпустить их на свободу. К этому времени Калмыков был уже расстрелян. Егеря использованы, и они уже были не нужны.
Гергов, Амшоков и Унажоков, поняв окончательно подлость следователей, стали писать жалобы на имя Берия, не подозревая его причастность к описываемым событиям. Затем они писали и Ворошилову. Обращались с жалобами и родственники узников. Этим самым усугубили свое положение. В НКВД не собирались сдавать свои позиции и наступали на егерей. Издевательства продолжались. Не выдержав длительные истязания, 12 марта 1941 года в тюрьме скончался Таля Алиевич Гергов. В акте записали, что он умер от туберкулеза легких. Так было им удобно.
Только 10 апреля 1941 года Прокурор Союза ССР В.Бочков принял окончательное решение: дело в отношении Амшокова Л.А., Унажокова Х.П. и Гергова Т.А. прекратить за недоказанностью их вины. Но судьба людей была уже искалечена.
СУДЬБА УЗНИКА ИЗ БУТЫРКИ
(о Халиде Хагурове)
На свете нет ничего прекраснее
честного человека.
Р. Роллан
В газете « Социалистическая Кабардино-Балкария» за 22 ноября 1937 года № 268 был помещен материал с фотографией Халида Батоковича Хагурова:
Халид Батокович ХАГУРОВ — нарком юстиции KБАCCP, зарегистрирован кандидатом в депутат Совета Национальностей
Верховного Совета СССР Терской окружной избирательной
комиссией.
Х.Б Хагуров
И послали его, но слишком далеко, откуда нет возврата. 14 ноября 1938 года в Нальчике проходило закрытый зловещий пленум обкома ВКП (б). Одним из арестованных на этом пленуме был и Халид Батокович Хагуров, заместитель председателя Совнаркома, нарком юстиции, депутат Верховного Совета СССР и Верховного Совета Кабардино-Балкарской республики первого созыва.
Родился он в 1904 году в селении Плановском Терского района. Рано умер отец, и семейные заботы вскоре легли на плечи 12-летнего подростка. Выполнял разные работы, от рабочего, до милиционера. В 1924 году начал учиться в знаменитом Ленинском учебном городке. Здесь он стал членом партии большевиков. После учебы он работал в педагогическом техникуме. В 1928 году Халида назначили заместителем председателя контрольной комиссии рабоче-крестьянской инспекции, а затем и ее председателем. Постоянно, до дня его ареста, Халид Батокович являлся чле-
ном президиума облисполкома и членом бюро обкома ВКП (б), членом президиума Северо-Кавказского крайкома партии.
В 1937 году он стал первым наркомом вновь организованного наркомата юстиции, где он проработал
около года. В июле 1938 года Хагурова избрали депутатом Совета Национальностей Верховного Совета СССР и депутатом Верховного Совета КБАССР. На состоявшейся 28 июля первой сессии Верховного Совета республики он был избран заместителем председателя Совнаркома КБАССР. А в ноябре 1938 года этот выдающийся государственный и общественный деятель превратился во «врага народа» и по указанию Берия был арестован вместе с другими. Следствие и суд состоялись в Москве. С первых дней ареста Хагуров находился в Бутырской тюрьме. Он держался стойко, отвергая всякие наветы о его принадлежности к какой-то контрреволюционной организации. Затем дело передали известному в то время «кольщику» из НКВД СССР Хвату. Он смертельной хваткой взялся за Хагурова и изощренными методами пытки сломил его и довел до отчаяния.
О жестокости этого молодчика из недр НКВД писал позднее журнал «Сельская молодежь» в № 6 за 1986 год под заголовком «Тень»:
«…из камер, где вел допросы Хват, неслись душераздирающие крики, заключенных уносили на носилках в шоковом состоянии. В 1939 году он вел дело на 3-х арестованных из группы партийных и советских работников Кабардино-Балкарии. В частности, заместитель председателя Совнаркома Х.Б. Хагуров на втором допросе у Хвата, признал себя участником антисоветской организации. В суде Хагуров отказался от своих показаний, сказав, что оговорил себя, поскольку к нему были применены жесточайшие меры физического воздействия». «Хваты, Рюмины, Шварцманы и другие из НКВД — НКГБ не боялись никого – ни Бога, ни дьявола. Их же боялись все. В лагерях и тюрьмах томились и калечились миллионы людей. Страна была надежно и надолго опутана колючей проволокой» .
Следствие шло туго и длилось оно более года. Каких-либо доказательств вины Хагурова, кроме выбитого у него признания по делу не было. Подобные явления были в порядке вещей, и никого это не смущало. Дело пошло в суд.
Военная коллегия Верховного Суда СССР 9 марта 1940 года приговорила Халида Батоковича Хагурова к 10 годам лагерей. Не дожив до окончания срока наказания всего два месяца, Хагуров умер в заключении. Видимо бесконечные пытки, истязания не прошли бесследно. Так гестаповскими методами методично уничтожались самые лучшие кадры в государстве. И это именовалось высшей степени демократией.
24 августа 1939 года в Терский райотдел НКВД КБАССР из центра поступило предписание с пометкой «Совершенно секретно. Вручить немедленно»:
В целях сохранения и дальнейшей реализации личного движимого и недвижимого имущества, оставшиеся после ареста членов семьи участников правотроцкистской контрреволюционной организации ПРЕДЛАГАЮ:
1. После производства ареста скот и птицу передать по акту колхозу, дома и комнаты опечатать, для охраны имущества установить круглосуточное дежурство.
2. На следующий день после операции создать комиссию из представителей РО НКВД, райисполкома, райфо и торгующей организации.
3. Описанное имущество передать по акту финотделу, который в свою очередь передает в торговую организацию.
Носильные вещи и мебель реализовать через райпотребсоюз, а надворные постройки (дом, сарай и т.д.), скот, птицу реализуются на месте. Желательно, чтобы имущество было продано колхозу и госучреждениям.
4. Деньги сдать в госбанк на счет НКВД».
Исполнявший обязанности начальника райотдела НКВД с большим энтузиазмом взялся выполнять поручение своего начальника. Он 5 сентября сообщил своему шефу (многочисленные грамматические ошибки исправлены):
«Наркому внутренних дел КБАССР
Спецзаписка
Об итогах исполнения Вашего оперативно — чекистского поручения об аресте участников правотроцкистской контр —
революционной организации Халида Хагурова.
Во исполнение Вашего оперативно — чекистского поручения, переоделся и выехал селение Плановское для установления местонахождения квартиры и семьи Хагурова. При проверке оказалось, что семья Хагурова находится в Урванском районе, село Псикод.
В 12 часов ночи мною была организована оперативная группа в составе меня, оперуполномоченного Каверина, мл. лейтенанта Швахова и председателя сельсовета.
В 12 часов ночи выехали из Муртазово и прибыли в Псикод к 4 часам утра. За пять часов мы успели произвести арест, находящегося в доме Кимова членов семьи Хагурова: его жену с двумя детьми.
Семью Хагурова сдал 29 августа 1939 года ровно в 8 часов утра в тюрьму г. Нальчика.
После этого, исполняя Ваши директивы за № 4653 от 29 августа, мною создана комиссия в составе меня, зам. председателя райисполкома, зав. райфинотделом, председателя райпо. Была сделана опись и оценка имущества, и сдача его в райпотребсоюз через райфо. Реализация имущества будет производиться 7 сентября в базарный день в ларьке райпотребсоюза. После реализации вырученная сумма будет перечислена на Ваш текущий счет.
Приложение: акт и опись в 3-х экземплярах».
Так была уничтожена семья Хагурова, как ячейка обще-ства. 30 августа 1939 года жены «изменников Родины», в том числе и Куна Хамидовна Хагурова с детьми, специальным этапом в товарных вагонах были отправлены в Казахстан, Кзыл-ординская область, с. Чиили. Характерно отметить такой факт. Хагурова была арестована и доставлена в Нальчикскую тюрьму 29 августа, а постановление «особого совещания» при НКВД СССР уже было подписано 23 августа. Детям, можно сказать, повезло, им разрешили находиться с матерью в ссылке.
Информация из НКВД Казахской ССР от 26 сентября:
«Ссыльная Хагурова Куна Хамидовна прибыла в наше распоряжение 15 сентября 1939 года и направлена в г. Кзыл-Орда, как жену участника контрреволюционной организации и за антисоветскую агитацию».
Им запрещено было вести переписку. Только через местных жителей, во всем поддерживавших ссыльных, они могли получать весточки из родного края. 31 января 1955 года Куна Хамидовна была реабилитирована. В том же месяце реабилитирован и Халид Батокович посмертно. Куна Хагурова ушла из жизни в 1979 году. Но она успела выучить своих дочерей Ларису и Римму, увидеть своих внуков. Старшая дочь – Римма Халидовна до ухода на пенсию работала директором Кабардино-Балкарского культпро-светучилища. В расцвете сил, после продолжительной болезни она скончалась в июле 2003 года. У нее двое детей, оба они кандидаты наук. В Нальчике теперь живет единственная дочь Халида Батоковича – Лариса. Хагуров остается до конца не реабилитированным. На сегодня он забыт незаслуженно.
ДВА БРАТА — ОДНА СУДЬБА
(О Махмуде Энееве)
С любой дороги повернешь обратно,
И лишь дорога жизни безвозвратна.
Расул Гамзатов
Магомет и Махмуд, два брата, рано лишились отца. Родились они в селении Гунделен, Эльбрусского района. Старший родился в 1897 году, а младший Махмуд — в 1901-м. Отец их — Али был известным священником в Кабарде и Балкарии, получил духовное образование в Турции. Преподавал Али и в медресе. Другого места учебы в те времена, кроме, медресе не было, и братья обучались в нем. Имели небольшой магазин, и они занимались торговлей, обеспечивая односельчан товарами первой необходимости. Впоследствии, уже при советской власти, указанная работа признана была большим «грехом». Магомет уехал в Константинополь на учебу, откуда вернулся через три года и в период политического хаоса, примкнул к большевикам. Уже в 1918 году на съезде народов Терека в Пятигорске, Магомет стал членом данного совета. Власть на Тереке попеременно переходила то к белым, то к красным. Энеевы не без основания опасались мести со стороны «белых» и, по словам Махмуда в 1919 году они с братом вынуждены были покинуть родные места и обосноваться в Баку. Здесь они встретились с Казгери Максидовым, видным деятелем из Кабарды. В Баку братья оставались без работы, без средств к существованию. На помощь к ним пришел даргинец Казбеков, человек влиятельный в кругах мусаватского правительства Баку. Через него Махмуд устроился надзирателем паспортного стола. Через три месяца Махмуду удалось устроиться на работу в канцелярию Министерства просвещения переписчиком. Здесь, в Баку у них некоторое время проживал Хасан Зукаев, известный деятель револю-ционного движения в Кабардино-Балкарии. В 1920 году братья Энеевы перебрались из Баку в Дагестан, в город Буйнакск. Через некоторое время они переехали в Хасавюрт, а затем в Дербент. Летом 1920 года, когда буря революционной неразберихи стихла, братья вернулись в Нальчик. В апреле 1921 года на первом учредительном съезде Советов Балкарского округа Магомет Энеев был избран председателем исполнительного окружного комитета. Магомет занимал ответственные должности в Чеченской автономной области по поручению Юго-Восточного бюро ЦК РКП (б). После учебы в Коммунистической академии в Москве, его назначили заместителем председателя Северо-Кавказского краевого национального Совета. Был он и заместителем председателя Кабардино-Балкарского облисполкома.
27 августа 1928 года Магомет Алиевич Энеев застрелился у себя в кабинете. По словам Махмуда Энеева брат перед смертью оставил письмо на имя секретаря Крайкома ВКП (б) Андреева. Содержания письма не было обнародовано. Потом пошли различные слухи. По словам Махмуда взаимоотношения брата с Калмыковым за последнее время обострились. В народе шли такие слухи. Не исключена возможность, что причиной самоубийства Магомета Алиевича была именно обвинение его Калмыковым в троцкизме и других смертных грехах. Но такая версия не была выдвинута и проверена. Такую работу никто не смог бы выполнить в ту пору расцвета могущества Бетала Калмыкова.
Махмуд Энеев работал инструктором облисполкома. Но вскоре, с учетом его опыта и знаний был назначен заместителем заведующего областным отделом народного образования. Заведовал тогда отделом Измаил Афаунов. Махмуд, как всегда, отличался деловым, инициативным работником. Он курировал строительство объектов народного образования и вложил немало усилий для развития школ в области. Все шло нормально, люди старались, добивались успехов в то сложное время. Но пламя политических репрессий охватила и облОНО. Были арестованы лучшие специалисты, преданные своему делу. 17 мая 1937 года взяли Афаунова. Пришла черед и для Махмуда Алиевича. Его арестовали по тому же стандартному обвинению 11 июня 1937 года. Он допрашивался 27 раз самым жестоким способом, которым в совершенстве владели люди из НКВД. Долгое время чекистам не удавалось сломить волю простого и честного человека, ничего не понимавшего о контрреволюционной деятельности в Кабардино-Балкарии. Махмуд все время твердил одно и тоже: членом контрреволюционной организации не состоял, никаких заданий о проведении вредительской работы ни от кого не получал. Вот один эпизод его допроса.
— На протяжении двух недель вы продолжаете упорствовать, отрицая свою принадлежность к контр-революционной троцкистской организации. Прекратите бесполезное упорство, дайте о вашей роли в контр-революционной организации, — строго спросил лейтенант Белинский.
— Я категорически отрицаю такое обвинение, — заявил в очередной раз Энеев.
Проводились очные ставки с теми, кому уже стало безразлична своя судьба. Махмуд отвергал всякие ложные обвинения.
— Следствием установлено, что во дворе вашего дома в беседе с Василием Парафило вы защищали разоблаченного к этому времени контрреволюционера Ако Гемуева. Подтверждаете вы это? – спросил другой участник допроса сержант госбезопасности Макеев.
— Гражданина Парафило вообще не знаю, и в его присутствии я не мог защищать Гемуева.
— Когда, и при каких обстоятельствах Афаунов Измаил высказывал свое несогласие с линией ВКП (б)?
— Никогда Афаунов не высказывал мне свое не согласие с линией ВКП (б).
Так продолжалось долго, пока хватило сил у Энеева. Но человек есть человек, он не из железа. 7 августа 1937 года, когда силы уже иссякли, Махмуд Алиевич предстал перед палачами полуживой, которому не на что было уже надеяться.
— Я понял бесполезность дальнейшего упорства и решил рассказать органам следствия правду о том, что я состоял в контрреволюционной троцкистской организации, — записал следователь в протоколе и Махмуд его подписал. Он уже не мог сопротивляться.
Ироды добились того, что хотели, и они облегченно вздохнули. Теперь он превратился из изобличаемого в изобличителя, легкоуправляемого механизма лжи и обмана. Он подписывал любую бумагу, писал любой текст под диктовку. Нарком Антонов 3 сентября спокойно утвердил обвинительное заключение и дело пошло в суд.
Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 18 октября 1937 года: Махмуда Алиевича Энеева РАССТРЕЛЯТЬ. В тот же день приговор приведен в исполнение.
У него была семья: жена Зинаида Михайловна. Жила она в Нальчике, улица Свободы дом № 1. Она не могла смириться с ложным обвинением мужа и подала жалобу. Ее требования опротестовать несправедливый приговор и реабилитировать безвинного Махмуда Энеева были отклонены 27 апреля 1940 года прокуратурой КБАССР.
К уголовному делу в отношении Энеева были приобщены как источник доказательства его виновности две копии протоколов допроса И.Т. Афаунова от 6 и 7 июня 1937 года, якобы взятые из уголовного дела по обвинению Афаунова. При проверке же самого дела Афаунова, подлинники таких протоколов допроса в деле не обнаружено. Так фабриковались дела на неугодных людей. Так сводились счеты.
Военная коллегия Верховного Суда СССР 28 июля 1956 года отменила приговор в отношении Махмуда Энеева и дело о нем прекратила за отсутствием состава преступления. Так закончилась судьба двух братьев Магомета и Махмуда Энеевых.
НЕНАВИСТЬ, ЗАТМИВШАЯ РАЗУМ
(Об Али Карацукове)
Совесть – закон законов.
В.Гюго
Из числа расстрелянных в «урожайный» день 25 июля 1937 года был и Али Шерухович Карацуков. Родился он в 1898 году в селении Лескен-2, Урванского района. Окончив трехгодичную сельскую школу, год обучался в сельхозакадеми в г. Орджоникидзе в 1931 году. А в 1932-1933 годах учился в высшей коммунистической сельскохозяйственной школе в Грозном. Рано примкнул к революционному движению и уже в 1918 году служил в кабардинском кавалерийском полку, защищал Терскую республику. Участвовал в проведении коллективизации, работал председателем сельского Совета, а в 1929 году стал председателем колхоза. После этого его направили на учебу, и окончил известный коммунистический университет трудящихся Востока. Имея багаж знаний и опыт партийно-хозяйственной рабаты, по предложению наркома просвеще-ния Казгери Максидова он возглавил отдел народного образования Урванского района. В конце 1934 года неожиданно для всех в облоно поступило высочайшее повеление Калмыкова: немедленно уволить Карацукова с работы. Заведующему облоно Казгери Максидову оставалось только подчиниться, ибо указания «всевышнего» не подлежало обсуждению. Так Карацуков остался без работы. Ему никто не мог объяснить причину такой расправы. Попытки Али Шеруховича трудоустроиться в пределах Кабардино-Балкарии не увенчались успехом. Везде ему давали от ворот поворот. Более того, никому из руководящих работников не дозволялось иметь встречу с ним под страхом политического преследования. Все об этом были осведомлены и, всячески старались, открыто, не встречаться с опальным Карацуковым. Ненависть вождя к Карацукову возникла на почве личной неприязни.
Казгерия Максидова в ходе следствия обвиняли в том, что он не порвал свои отношения с Карацуковым и продолжал встречу с ним, несмотря на предупреждение Калмыкова. Этот вопрос утрировался и при допросе самого Карацукова. Его обвиняли в тесных связях с Максидовым, что он пользовался его покровительством.
Карацукова Максидов знал по революционной работе как умного, толкового человека. Встречались они еще в 1919 году в Тифлисе в отступавшем красно-партизанском отряде. Были они вместе и в Дагестане при обороне от деникинских частей. Карацуков тогда заведовал военным складом. Словом, Карацуков был тем человеком, которому можно доверять и Максидов рекомендовал его на должность заведующего районо. С этой работой Али Шерухович справлялся, и все были им довольны. Но вдруг погода резко изменилась, и Карацуков попал в немилость областного партдиктатора. В конце 1935 года в Нальчике проходил пленум обкома ВКП (б), где Калмыков в своем выступлении подверг резкой критике Максидова за продолжение связи с опальным Карацуковым, обвиняя последнего в участи его в контрреволюционной банде в 1920 году.
Уволив Карацукова с работы, Максидов вынужден был прекратить всякие встречи с ним. Создана была обстановка невыносимости для Карацукова. От него шарахались, как от прокаженного.
В такой обстановке Карацуков вынужденно покинул Кабардино-Балкарию и выехал в Пятигорск в поисках
работы. Здесь он случайно встретился с председателем Нальчикского горсовета Хажисмелом Бетрозовым. По его
рекомендации он обратился в Северо — Кавказскую кра-евую контору «Заготскот», где был принят на работу в качестве инструктора. Эту работу он получил при случайных обстоятельствах. Но Калмыков достал его и там.
15ноября 1936 года в Пятигорске, где он проживал по улице
Подгорная, 61, неожиданно явились люди в штатском и
приказали ему следовать с ними. Жена Бабина Алимурзовна (урожденная Самгурова), дочери
Хазима, Нина, Лена и сыновья — Султан, Борис больше не увиде-
ли его. Карацукова следователи допрашивали 22 раза, пытаясь сломить его волю и заставить сознаться в том, чего на самом деле не было. Они к моменту ареста Карацукова не располага-ли никакими компрометирую- щими его материалами. Поско-
льку интенсивные допросы не
дали желаемых результатов
Али Карацуков после двух месяцев волокиты срок, следствия продлевался еще на два месяца. Пытки и попытки продолжались и по истечению установленных сроков.
— Вам предъявлено обвинение в совершении антисо-ветской агитации по статье 58-10 УК. Признаете себя виновным в этом?
— Нет, не признаю, — четко и ясно ответил Карацуков на вопрос следователя.
— Следствием установлено, что вы, будучи враждебно настроенный к советской власти, высказывали антисоветскую клевету по адресу партийно-советского руководства Кабардино-Балкарии. Признаете себя виновным в этом? – настаивал следователь.
— Никак не могу признать себя виновным в этом. Я никогда такие высказывания не делал.
— Следствием установлено так же, что в окружающей среде вы культивировали ненавистнические террори-стические настроения по адресу членов всесоюзного правительства тов. Калмыкова. Признаете себя виновным в этом? – следователь, выпучив мутные глаза, строго посмотрел на свою жертву, лишний раз, давая понять, откуда дует ветер.
— Нет, не признаю. Я относился к Калмыкову уважительно и никаких ненавистнических высказываний не допускал.
— Вы бывали на квартиру Кумехова Хаути? Что вы там делали? – сменил тему следователь.
— Хаути мой односельчанин. Я бывал у него на квартире.
— Чем вы там занимались?
— Пил у них чай.
— А вина вы не пили?
— Вина у них не видел.
— Какие разговоры вели по отношению к Калмыкову? — снова вернулся следователь к первоначальной теме.
— Никаких разговоров по отношению Калмыкова не было.
— Вы говорите неправду! – воскликнул чекист, нахмурив свои брови. — Следствию известно, на квартире Кумехова Таиба и Хаути, находясь в состоянии опьянения, высказывали ненавистнические и террористические настроения против тов. Калмыкова. Признаете виновным себя в этом?
— Этого не было.
Во многих случаях следователь записывал показания Карацукова с большими искажениями и Али, несмотря на оказываемое давление, отказывался их подписывать. Эти обстоятельства выводили следователя из себя, и он наращивал темпы и методы допроса.
— Следствие располагает точными данными о том, что вы имели встречу с Казгери Максидовым раньше и в 1936 году, во время которой высказывали ярую озлобленность против секретаря обкома ВКП(б) тов. Калмыкова. Это было вызвано тем, что вас и Максидова он разоблачил как контрреволюционеров, как чуждый элемент, националист шкурниковканство и выгнал с работы. Вы станете отрицать это?
— Отрицаю полностью. На протяжении 1936 года я с Максидовым ни разу не встречался и с ним не мог вести никаких разговоров о секретаре обкома партии.
— Следствие располагает данными, что вы не только высказывали озлобленность против тов. Калмыкова, но вместе с Максидовым и другими лицами готовились совершить над Калмыковым террористический акт. Следствие предлагает вам прекратить упорство и показывать правду о вашем участии в подготовке террористического акта.
— Никакой озлобленности против секретаря обкома
Калмыкова я не имел. О подготовке террористического акта над Калмыковым мне ничего не известно.
— Встречались ли вы с Хабалой Бесланеевым?
— С Бесланеевым в 1931-32 годах встречался на улице, но близко с ним не сталкивался.
— Не увиливайте! Говорите прямо, где и когда вы встречались или виделись с Бесланеевым после 1932 года?
— Я не увиливаю. Категорически утверждаю, что с Бесланеевым после 1932 года не встречался.
— Следствие располагает точными данными вашей причастности к контрреволюционной террористической организации и непосредственном участии в выполнении планов организации. Не вздумайте увиливать!
— Ни в какой контрреволюционной организации я не состоял. Это правда!
Так следователь не смог заставить Карацукова согласиться с версией нелепого обвинения. Тем не менее, из приведенного диалога со всей очевидностью просма-тривается истинное лицо заказчика, инспирировавшего преследования по личным мотивам и арест Карацукова.
25 марта нарком Антонов утвердил обвинительное заключение. Целых четыре месяца Али Шерухович томился в камере в ожидании своей участи. Он уже сознавал, что из каземата НКВД живым ему не выйти.
Бабина Алимурзовна выезжала в Нальчик в надежде встретиться с самим Калмыковым и просить у него пощады. Она знала, что муж арестован по личному распоряжению Калмыкова. Но ее попытки попасть к всемогущему большевику не увенчались успехом. Ей не удалось так же что-либо узнать о судьбе арестованного мужа.
По стандартному и абсурдному обвинению, что и Максидова, а так же и других, Карацуков был приговорен к РАССТРЕЛУ 25 июля 1937 года и в тот же день приведен приговор в исполнение.
Теперь настала очередь за членами семьи расстрелянного. Заместитель наркома внутренних дел КБАССР Кащеев 26 октября 1937 года направил начальнику Нагорного райотдела НКВД предписание о необходимости разыскать в Пятигорске жену расстрелянного Карацукова Бабину и доставить немедленно ее с детьми в Нальчик. При этом им дозволялось брать с собой по 2-3 пары белья. 29 октября поручение было выполнено. Карацукову допросили спустя месяц после ее ареста. В чем же состояла ее вина перед государством, по мнению карательных органов? Во-первых, она была женой признанного изменником Родине, осужденного за участие в контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации. Во-вторых, проживая до самого ареста со своим мужем Карацуковым, хорошо была осведомлена о его контрреволюционной деятельности и не доносила на мужа. В-третьих, она проводила антисоветскую агитацию, усиленно распространяя слухи, направленную на дискредитацию секретаря обкома ВКП (б) Калмыкова.
Сержант Харько 4 декабря 1937 года составил обвинительное заключение, его утвердил нарком Карнаух и дела передано на рассмотрение особого совещания при НКВД. Через пять дней ей объявили решение: заключить в лагерь на пять лет. К новому году она оказалась в Акмолинской области, в так называемый «Алжир», где отбывали наказания жёны «изменников» Родине. Календарный срок наказания Бабина закончила в октябре 1942 года. Однако она ждала после этого своего освобождения еще целых два года. Такое издевательство над живыми людьми могло иметь место только при античеловеческом террористическом большевистском режиме. Спустя почти 20 лет, Военный трибунал Северо-Кавказского Военного округа по протесту Военного прокурора, 26 марта 1957 года отменил постановление особого совещания, и дело в отношении Карацуковой Бабины Алимурзовны прекратил за отсутствием состава преступления.
Военная коллегия Верховного Суда СССР определением от 1 июня 1957 года отменила и приговор в отношении Али Карацукова, и дело прекратила за отсутствием состава преступления. Он реабилитирован посмертно. В сел Аргудан живет дочь Али Карацукова Елена. Растут правнуки.
СТРОИТЕЛЬ ДОМА СОВЕТОВ
(Об Азамате Пшиншеве)
Все минется, одна правда останется.
Ф.Достоевский
В эпоху сталинщины вообще, и калмыковщины в частности, никто не мог быть уверенным в завтрашнем дне. Человек самым невероятным образом мог оказаться за решеткой. Так случилось и с Азаматом Хакяшевичем Пшиншевым. Работал он в Нальчике начальником строительства Дворца Советов (так назывался тогда нынешний Дом правительства) и кроме выполнения строительных работ не знал других забот. В 1936 году со стройки были похищены стройматериалы. В этом было решено обвинить начальника стройки. Однако суд не смог установить хищение с его стороны, но нашли спасительный вариант. 13 января 1937 году Пшиншева осудили за халатность к двум годам лишения свободы. Но Азамат тогда еще не подозревал, что это только цветочки и над его головой занесен страшный меч расправы. К его несчастью он имел знакомство и встречи с известными руководящими кадрами Кабардино-Балкарии. Пшиншеву уже не суждено было выйти на свободу.
Родился Азамат Пшиншев 1896 году в селе Верхний Курп, Терского района. Окончил сельскую школу. В партиях не состоял. В 1918 году служил в Красной армии командиром сотни. Проживал в Нальчике по улице Степная, дом № 13. Семья: жена Куляла, сыновья – Султан и Хасанби, дочь Октябрина.
21 января 1937 года начальник 2-го отдела НКВД КБАССР лейтенант Белинский вызвал к себе на допрос Пшиншева. Первый вопрос первого допроса был о его знакомых.
— Покажите ваших близких знакомых и друзей, — начал исподтишка Белинский.
— Моими близкими друзьями и знакомыми являются Хабала Бесланеев, Бетрозов Хажисмел, Водахов, Мирзоев Асламбек, Абазов Мисост, — начал перечислять Азамат фамилии видных деятелей республики.
— Какие у вас с ними взаимоотношения, — задал Белинский глупый вопрос.
— Хорошие приятельские отношения.
Этот же вопрос был повторен еще раз на допросах 26 января и в последующем, пытаясь постепенно свести эти взаимоотношения деловых людей к контрреволюционному заговору. Такова была установка.
Допросы велись в самом жестком режиме, допраши-вающие не церемонились и издевались над своими жертвами как хотели.
— Почему вы не назвали на допросе 15 февраля о первом высказывании Амшокова? – крикнул Белинский.
— Мои показания уже были записаны, поэтому не стал об этом говорить.
— Не увертывайтесь! Вам 15 февраля уже было предложено говорить об этом, и вы не имели никакого права не показывать следствию оба высказывания Амшокова. Отвечайте!
— Я в данном случае другого ответа дать не могу. 15 Февраля следствию об этом уже было известно.
— Не врите! Покажите, почему вы не показали 15 февраля о первом высказывании Амшокова?
— Я уже ответил
— Не пытайтесь увернуться! Отвечайте, почему 15 февраля скрыли первое высказывание Амшокова!
— Я уже ответил…
Следователь вышел из себя, и что последовало потом, можно только догадываться.
В общей сложности Пшиншев допрашивался жестоким способом 19 раз. Точнее сказать, жесткость немного снизилась, когда Пшиншев, доведенный до отчаяния, стал соглашаться с версией Белинского. На десятом допросе Азамат уже не был вменяемым в полном смысле этого слова. 18 февраля 1937 года его допрашивали интенсивным методом дважды. На втором он уже сдался и подписал предложенный ему протокол нужного для следствия содержания. Теперь Пшиншев стал «полноправным» членом контрреволюционной террористической организации.
24 июля дело с обвинительным заключение было передано в Военную коллегию Верховного Суда СССР, постоянно действовавшей в эти дни в Нальчике. А 26 июля Пшиншев один на один оказался перед большевистской инквизиции. Он не рассчитывал на милосердие палачей. Азамат ни в чем себя виновным не признал. Приговор был коротким и жестоким – РАССТРЕЛ. В тот же день, 26 июля 1937 года. безвинного человека сразила «демократическая» пуля большевистских режима.
Из показаний Моисея Ефимовича Монастырского, данные им 25 апреля 1956 года военному прокурору:
Пшиншева Азамата знал с 1934 года. Он был начальником строительства областного Дворца Советов. Я работал тогда рядовым бухгалтером. В моей памяти Пшиншев сохранился как культурного, выдержанного и внимательного человека. Никогда ничего антисоветского, контрреволюционного за ним не замечал.
Из показаний Какух Хажумаровны Водаховой:
Пшиншева по его работе характеризовать не могу, но знаю о том, что Калмыков ненавидел Пшиншева Азамата. Об этом знает вся Кабарда. Каковы причины таких взаимоотношений между Калмыковым и Пшиншевым, я не знаю. Но Пшиншев арестовывался несколько раз, и говорили, что это делалось по указанию Калмыкова. Мне известно, что до 1934 года Пшиншеву Азамату Калмыков даже не разрешал жить в Кабарде. Только после того, как он разошелся со своей женой – дочерью князя Мамишева, он получил возможность вернуться и работать в Кабарде.
Долгих 20 лет пришлось ждать родным и близким Пшиншева восстановления справедливости. Военная коллегия Верховного Суда СССР 19 июля 1957 года прекратила дело в отношении Азамата Хакяшевича Пшиншева за отсутствием состава преступления. Он реабилитирован посмертно. Строительства Дома Советов стоило крови честного гражданина своей страны.
СМЕРТЬ РЕВОЛЮЦИОНЕРА
( О Хасане Зукаеве)
Лишь тот не исчез в этом мире земном,
Чье имя народ поминает добром.
Саади
Жертвой инспирированной большевиками так назы-ваемой «гемуевщины» был и Хасан Кичибатырович Зукаев, считавшийся пламенным революционером. Родился он в 1890 году (по данным его анкеты за 1937 год — в 1895 году) в селе Кашкатау (ныне пос. Кашхатау), Черекского района. Его семья в 1937 году состояла из шести человек. Жена Суабхан, сыновья: Юсуп-16 лет, Тамурян-4 года, Мухтар- -2 лет, дочери: Елизавета – 6 лет, Любовь-5 лет.
Свой боевой путь Хасан начал еще в 1914 году, когда вся
Европа была охвачена всепожирающим пожаром Первой
мировой войны. В составе кавалерийского Кабардинского полка Дикой дивизии он дошел до Австрии. Боевые заслуги храброго горца были отмечены орденами Георгиевского кре- ста. К концу войны агитации-онная антиправительственная деятельность большевиков ре-
зко возросла. Они решили вос- пользоваться моментом, делая упор на поражение России в этой войне.
В 1917 году Зукаев оказался в самой гуще революционного
Х. Зукаев движения. В войсках нарастал
разброд и брожение.
Хасан Зукаев на лихом коне с красным знаменем в руках возглавил роту мятежных солдат, и проехали по городу Каменец-Подольска, куда была переброшена Дикая дивизия.
За такую дерзость военный трибунал приговорил к смертной казни участников этой большевистской демо-нстрации. Среди них был и Хасан Зукаев. Однополчанам удалось чудом спасти Хасана. После этого он возвратился в родные края и включился в борьбу за установления Советской власти в Кабардино-Балкарии. Когда солдаты белых под командованием Серебрякова заняли Кабарду и Балкарию, Зукаев ушел в партизаны. Серебряков приказал найти Хасана и доставить его к нему. Сделать этого им не удалось, но серебряковцы разрушили дом Зукаева и разграбили его имущество.
В 1923 году односельчане избрали Зукаева предсе-дателем сельисполкома. А в 1928 году он организовал сельхозартель «Тогай», первым председателем которого он был (впоследствии переименован в колхоз «Красная Балкария»).
В 1935 году Хасан Кичибатырович был арестован по делу Келлета Ульбашева и других и приговорен к двум годам лишения свободы. Отбыв срок, он вернулся домой в 1937 году, и включился в кипучую жизнь родного края. Но не суждено было Зукаеву долго наслаждаться свободой. Его возращением был недоволен тогдашний начальник Черекского районного отдела НКВД сержант Пачиев .
Он составил разновременно 6-го, 7-го и 8-го августа 1937 года агентурное донесение в УНКВД КБАССР о том, что Хасан Зукев ведет антисоветскую пропаганду и выражает недовольство Калмыковым.
К этому времени, еще 27 июля, тот же Пачиев вынес постановление об аресте Зуакаева с одобрения зам. наркома НКВД Кащеева. 5 августа
1937 года Хасана Зукаева взяли
под стражу. Теперь нужно было
добыть подтверждения обвинения
Зукаева в контрреволюционной деятельности. Таковыми стали упомянутые агентурные донесения,
сочиненные Пачиевым.
Хасан Зукаев после На допросе Зукаев отверг все домы-
ареста сли обвинения, и заявил, что нико-
гда никакой контрреволюционной деятельностью не зани-мался.
Без возбуждения уголовного дела, без установления объективной истины, 21 августа 1937 года было составлено обвинительное заключение, которое без колебания утвердил нарком внутренних дел Антонов. С текстом обвинительного заключения согласился начальник Черекского РО НКВД сержант Пачиев. Однако оно не было предметом рассмотрения прокурора. В обход прокурора дело попало на рассмотрение «тройки» и 27 сентября 1937 года в 18 часов Хасан Зукаев был расстрелян без колебаний. Его удалось спасти от белого террора, а от красного – спасения не было. Был расстрелян так же и его брат Хусей.
Спустя три года жалоба жены Зукаева попала в прокуратуру Кабардино-Балкарской АССР. Немедленно было дано указание о пересмотре дела и прекращении его за отсутствием состава преступления. 8 марта 1940 года постановление «тройки» отменено и дело прекращено в соответствии с предложением прокурора.
13 июня 1955 года был пересмотрен и приговор военного трибунала от 28 декабря 1935 года по делу Ульбашевых, Зукаева Хасана и других. Все они реабилитированы.
По следам корреспондента ТАСС
Кабардинцы говорят:
Человек способный занимать словом
общество, стоит целого общества.
Алим Кешоков
Ярких примеров жестокости и политического терроризма в период калмыковщины было немало. Это установлено официальными документальными данными. Читая архивные дела 30-х годов, могло создаваться впечатление, что маленькая Кабардино-Балкария была превращена в сплошной контрреволюционный троцкистско — бухаринский буржуазно — националистический лагерь. Как показал один из тех, кто стал жертвой репрессий тех лет, в республике в помине не существовало подобных организаций и подобная фантасмагория родилась в недрах НКВД для удобства расправы с неугодными людьми.
Власти настаивали, а чекисты согласились, на том, что в редакциях республиканских газет существовала организо-ванная, управляемая извне контрреволюционная вредите-льская группа.
Недовольства, возникавшие внутри обкома ВКП (б) в отношении отдельных работников редакций перерастало в громкое дело, созданное с большим азартом силами послушного НКВД. В республике с 1924 года издавались три газеты на русском, кабардинском и балкарском языках. Названия этих газет менялись. В 1937 году все три газеты имели общее название — «Социалистическая Кабардино-Балкария». В чем провинились журналисты перед партийной властью республики? Обо всем по порядку.
В Нальчикском горкоме ВКП(б) машинисткой работала Людмила Александровна Сал ту-
рина. Честная, простая работни-
ца всегда остро воспринимала отрицательные явления, с которы-ми ей приходилось ежедневно сталкиваться. Она пыталась обратиться к Калмыкову и рас-
сказать все то, что происходит в стенах горкома, полагая на отзывчивость и честность секре-
обкома партии. Она наивно пола-
гала, что серьезные нарушения
Л. Салтурина происходят за спиной Калмыкова,
без него. Но партхозяин отказался
ее принять и посоветовал по всем вопросам обратиться к секретарю горкома Звонцову. Вскоре Салтурина убедилась, что существует круговая порука, покрывающая антигосударственную деятельность верхнего эшелона власти и на местах. Обеспокоенная этим, она написала обо всем в ЦК ВКП (б) самому Сталину. В связи с тем, что было немало случаев перехвата спецслужбами писем на почте, адресованные Сталину, Салтурина отправила письмо нарочным через своего знакомого, корреспондента ТАСС по Кабардино-Балкарии Ростовцева Михаила Романовича. Второй экземпляр этого письма она опрометчиво передала наркому НКВД Карнауху. Это было конец 1937 года, и начало всех бед Салтуриной. Такого партдиктатор никогда и никому не прощал. И не простил Салтуриной тоже.
В январе 1938 года Калмыков и Карнаух находились в Москве на сессии Верховного Совета СССР. Вскоре к ним с докладом спешно отправился начальник 4-го отдела УГБ НКВД КБАССР Спиридоничев. Он доложил высокому начальству о поведении Салтуриной. Вернувшись из Москвы, Калмыков срочно созвал собрание партактива, где было объявлено, что клеветники хотят дискредитировать партруководство республики. В качестве примера сослались на Салтурину. Карнаух, исполняя волю обкомовского начальства, рьяно взялся за дело, не откладывая. Маховик чекистской мясорубки стал набирать обороты. Над Салтуриной нависла реальная угроза расправы. Но она еще этого не понимала. Она верила в справедливость, что Москва разберется. Но никто и не собирался этого делать.
Для начала Салтурину выгнали с работы. Карнаух организовал тотальную слежку за ней. Им был зафиксирован факт встречи сотрудника республиканской газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» Семенова с Салтуриной. Кроме того, для чекистов стало открытием ее встречи с Ростовцевым. Секретарь обкома Булычов и секретарь горкома партии Звонцов допытывались у Салтуриной о теме разговора между ней и Семеновым. Когда она отказалась отвечать на такие и вопросы, в дело вмешался НКВД. Начались допросы. Как пояснила сама Салтурина, проводили очную ставку с Семеновым в присутствии Калмыкова. Такая моральная экзекуция продолжалась до двух часов ночи. На следующий день допрос длился еще дольше и не прекращался до 5 часов утра.
Допросы продолжались и после. Спиридоничев и его коллега Нестеренко из НКВД заявили ей, что за клевету на руководящих работников Кабардино-Балкарии они могут ее арестовать. 1 февраля 1938 года ей с трудом удалось устроиться на работу в «Сельхозснаб», а 4 февраля по приказу Карнауха ее взяли прямо из дома и сдали в Нальчикскую тюрьму НКВД. При этом Юдин, не моргнув глазами, записал в постановлении об аресте Салтуриной, что она лицо без определенных занятий. Ему было невдомек, что двое ее детей остались дома без присмотра.
Так начался новый этап преследования с пристрастием в жизни Салтуриной и ее знакомых. Начальник 3-го отделения 4-го отдела НКВД КБАССР, мастер по фабрикации дел Юдин ей предъявил огульное обвинение в контрреволюционной деятельности:
а) Являлась активной участницей ранее ликвидированной антисоветской националистической организации;
б) Являлась активной участницей контреволюционной правотроцкистской группы.
в) Вела антисоветскую агитацию, при этом распро-страняла контрреволюционную клевету на Кабардино-Балкарское руководство.
Юдин сочинил протокол допроса Салтуриной с ее признанием своей вины и потребовал от нее подписать его творение. При этом чекист не преминул высказать ей свои угрозы о применении физического насилия. Издевательства продолжалось много часов и дней. Салтурина неоднократно падала в обморок и, не выдерживая истязания, пыталась совершить самоубийство. Доведенная до отчаянного состояния, она подписала протокол допроса, автором которого являлся Юдин.
По явно ложному обвинению 29 июня 1938 года спецколлегия Верховного Суда КБАССР под предсе-дательством Амирова (мы еще расскажем о нем ниже) приговорила Салтурину к высшей мере наказания — РАССТРЕЛУ. Приговор был окончательным и он не подлежал обжалованию. Так оценивалось инакомыслие по — калмыковски. Такова была цена человеческой жизни. Такова была демократия по — большевистски.
После ареста Салтуриной началась тотальная охота за корреспондентом ТАСС Ростовцевым. Его нашли у себя дома в Загорске Московской области и 17 февраля 1938 года гонцы из НКВД Кабардино-Балкарии в наручниках доставили его в Нальчик. Вскоре после ареста Нальчикский горком ВКП (б) принял решение об исключении Ростовцева из
Михаил Ростовцев рядов партии как врага народа.
Спиридоничев и Юдин до потери сознания избили Росто-
вцева, требуя подписать протокол с его «признаниями». После 10 дневного издевательства без сна, сопровождавшего избиением его с помощью револьвера и табуретки, Ростовцев подписал протокол, не отдавая отчет своим действиям. Он практически находился в состоянии невменяемости. В судебном заседании 28 июня 1938 года Ростовцев отказался от тех показаний, которые были составлены Юдиным, и заявил суду, что он ни в чем не виновен.
Это не понравилось, как Амирову, так Юдину, присутствовавшему в суде в качестве наблюдателя. Был объявлен перерыв и сделана соответствующая «работа» с обреченным журналистом. После этого появилось письменное заявление Ростовцева на имя председате-льствующего Амирова о полном признании своей вины. Тут же прозвучал приговор: Ростовцева расстрелять!
Еще раньше были арестованы и другие работники печати, обвиненные в контрреволюционной деятельности совместно с Ростовцевым и Салтуриной. Так, 25 ноября 1937 года в застенках НКВД оказалась вся редакция «Социалистическая Кабардино-Балкария» на русском языке. Были арестованы главный редактор газеты Петров Георгий Иванович, ответсекретарь Пивнев Василий Петрович, зав сельхозотделом Якименко Николай Васильевич, его младший брат Андрей Якименко, работавший там же зав информа-ционным отделом, бывший ответредактор газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» на балкарском языке Салих Чируевич Шаваев и Таусултан Исхакович Шаков, работавший в нациздательстве и заведовавший типографией. Спустя три дня был взят под стражу заведующий промышленным отделом газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» Василий Алексеевич Сабанин. Их обвинили в троцкизме и клевете на руководство обкома ВКП (б) с контрреволюционной целью. Вдобавок ко всему Сабанин был признан еще и шпионом Японской разведки.
Такие нелепые обвинения сочинил тот же Юдин под руко —
водством Спиридоничева. Это был специальный заказ.
Необходимо было отомстить всем журналистам и пожестче. Средства не имело значение.
Кто такие были эти «враги» наро-да?
Георгий Петрович Петров, 1899 года рождения, профессиона —
льный журналист, член ВКП(б),
работал в редакциях газет Кабарди-
но-Балкарии с 1921 года. Являлся
Г. Петров ответсекратерем редакции газеты
«Красная Кабарда» до 1924 г.
С 1928 по 1930 года – ответредактор областной газеты
«Карахалк», а с 1935 по день ареста — ответредактор газеты
«Социалистическая Кабардино-Балкария». За время его
работы в органах печати никто не сомневался в его моральной чистоте и порядочности. Но Калмыков серьезно обиделся на него и Петрова перевели в разряд врагов народа.
Пивнев Василий Петрович, 1910 г.р., работал ответственным секретарем редакции газеты «Социали-стическая Кабардино-Балкария» и вполне справлялся со своими обязанностями. Вскоре после его ареста Нальчикский горком ВЛКСМ исключил Пивнева из рядов комсомола с формулировкой: « Пивнева Василия Петровича с 1927 года проводившего классово-враждебную антисоветскую работу в редакции «Социалистическая Кабардино-Балкария», изъятого органами НКВД из рядов ВЛКСМ ИСКЛЮЧИТЬ».
Издевательскими допросами деятели из НКВД пытались сломить бывшего комсомольца, заставить его принять версию чекистов о его контрреволюционной деятельности. На очередном из допросов Пивнева, это было 2 января 1938 года, Юдин настаивал:
— Вам предлагается не упорствовать и показать правду о своей контрреволюционной деятельности.
— Я говорю только правду, я не знаю, велась ли кем-либо контрреволюционная работа.
Следующий допрос через неделю:
— Не упорствуйте и покажите о своей контрреволю-ционной деятельности.
— Я уже сказал, что никакой контрреволюционной работ не проводил и о существовании в редакции контрреволюционной группы я ничего не знаю, — взмолился Пивнев. Но Юдин был неумолим и, впившись своим звериным взглядом на жертву, продолжил:
— Следствие изобличает вас в неискренности. Вам зачитывается показания Петрова. Подтверждаете ли вы его показания?
— Нет, не подтверждаю.
— Вы даете ложные показания. Следствию известно о вашей контрреволюционной деятельности.
— Это неверно, я говорю правду.
— Вам рекомендуется подумать и показать о своей контрреволюционной деятельности.
Такие поединки, сопряженные с издевательствами, повторялись много раз. Сломать Пивнева не удалось.
Шаков Таусултан родился в 1903 году в с. Чегем-1. Был известным журналистом, писа-телем и издателем, далекий от контрреволюционных брожений
20-х годов, преданный своему ремеслу. Во время обыска у него изъято рукописи собственного произведения. Они, очевидно, не
сохранились. Проживал в городе
Т. Шаков Нальчике, ул. Милицейская, 4.
Дома после его ареста остались
маленькие дети – дочь и сын.
После многократных допросов под пыткой, Шаков не отдавая отчет своим поступкам, подписал заранее заготовленный Юдиным протокол допроса. Теперь предстоял держать ответ перед судом инквизиции. Он был подавлен, сломлен морально и физически.
Немало испытаний выпало на долю опытного журналиста, добродушного Салиха Чируевича Шаваева. Родился он в 1910 года в с. Шики, Черекского района. КБАССР. Проживал с женой Зоей, сыновьями Владимиром и Юрием в Нальчике, ул. Мало-Кабардинская, 38.
Обвинение было стандартным, и от него требовали беспрекословного признания своей вины. Но он не поддался ни на угрозы, ни на избиения. Одним из моментов обвинения Шаваева в контрреволюционной вредительской деятельности в печати была публикация в газете на балкарском языке перевод материалов ТАСС об Испании. Было напечатано (цитата Сталина): «Мы знаем, что, не оставаясь частным делом Испании фашистских реакционеров, — а общее дело всего передового и прогрессивного человечества». Это был обратный перевод с балкарского на русский, сделанный не совсем удачно. В оригинале записано: «Освобождение Испании от гнета фашистских реакционеров не есть частное дело испанцев, а общее дело всего передового и прогрессивного человечества».
Разницу в словосочетаниях вменили в вину Шаваеву, как контрреволюционное извращение слов вождя.
Публикации о недостатках на страницах газет всегда встречали в штыки.
Николай Васильевич Якименко, заведовавший сельхоз отделом ре- дакции газеты, стремился всегда
быть объективным, выявлять недостатки и рассказать об этом на страницах газеты. После его ареста критические статьи и заме-
Н. Якименко тки квалифицировали как контр- революционное искажение дейст-
вительности. Родился Якименко в 1907 г. на Украине. Про-
живал в Нальчике, ул. Пушкина, 15. Дома остались маленькие дети Альберт 9 лет и дочь Светлана-4 лет. При обыске изъято было большой архив фотографий, разная рукопись, негативы.
Уже к 26 января 1938 года его заставили «сознаться» в содеянном и безропотно подписывал протоколы допросов, сочиненные Юдиным. Затем проводились, так называемые очные ставки, допрашивали снова и снова.
К середине апреля 1938 года было утверждено обвинительное заключение в отношении Якименко и других. Теперь впереди суд.
Нелегкая судьба выпала на долью и младшего брата Николая. Родился Андрей Васильевич Якименко в 1910 году. Работал заведующим информационным отделом редакции газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария». Проживал в Нальчике,
ул. Пушкина, 20.
В ходе следствия применялись
недозволенные методы, пытали и
физически слабый человек не мог
выдержать все эти издевательства.
А.Якименко Мир стал для него безразличен, и ему
все равно было что подписывать. И он подписывал все подряд.
Никак не мог быть Андрей членом не существовавшей контрреволюционной группы и вести вредительскую работу. Все это понимали, но в НКВД, в недрах которого родилась такая идея, твердо стояли на своем. В суде Андрей Васильевич отказался от своих прежних «признательных»
показаний и заявил, что к нему применялось насилие. Председательствующий на суде оказывал давление на Якименко, пытаясь вернуть его к прежним показаниям.
За два дня до Нового 1938 года был арестован Василий Алексеевич Сабанин, работавший заведующим промышлен-ным отделом редакции газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария».
Родился Сабанин в 1906 году. Проживал со своей женой
Марией Сергеевной Минаковой в Нальчике по улице Республиканская, 24.
Известный «кольщик» из НКВД Юдин своим испытанным
методом добился от Сабанина подписание сфальсифицированных протоколов его допроса.
На суде Сабанин отверг все обвинения и заявил, что протоколы подписывал под физическим и моральным воздействием Юдина. Все что там написано — выдумки Юдина.
В.Сабанин
Теммоев Хамид Каспотович, писатель, журналист, переводчик, член Союза писателей, наставник К.Ш. Кулиева, родился в 1909 г. в с. Верх. Баксан, Эльбрусского р-на, КБАССР. До ареста работал ответсекратерем редакции газеты «Соц. Кабардино-Балкария» на балкарской языке. Проживал в гор.
Нальчике, ул. Выгонная, 4, Дом
Х. Теммоев специалистов. Член ВЛКСМ с 1923 года. В 1929 г. окончил совпартшколу в Ленинском
учебном городке. В 1934 г. прошел курсы газетных работников в Железноводске. 30.05.1935 г. снят с работы и вскоре обвинен в антисоветской деятельности:
«Активно участвовал в контрреволюционной группе буржуазной интеллигенции, ставившей перед собой задачу захвату руководства в Балкарии. Как ответственный секретарь редакции обеспечил использование Балкарской газеты в контрреволюционных целях».
Кроме этих общих фраз, не приводилось ни одного конкретного факта виновного поведения. Первоначально Теммоева заставили признаться, но позже он от этих показаний отказался. Его вину не смогли доказать, но все же был осужден к 6 мес. принудительных работ. Но каратели этим не успокоились. Он бы снова арестован и расстрелян в декабре 1937 года.
Вместе с Теммоевым был арестован и обвинен в контррево-люционной деятельности Эльбаев Зуфар Эльбаевич, 1914 г.р., работавший зав. сельхозотделом балкарской газеты.
7 декабря 1937 г. под председательством Калмыкова проходило заседание бюро обкома партии. Присутствуют члены бюро Калмыков, Черкесов, Фадеев, Хагуров, Сибеков, Булычев и Звонцов. Слушали: «О результатах проверки редакций газет «Социалистическая Кабардино-Балкария» на кабардинском, балкарском и русском языках».
В решении бюро записано:
«Обком партии и органы НКВД на протяжении 1936-1937 г. разоблачили и изъяли из редакции республиканских газет ряд троцкистско — бухаринских и буржуазно-националистических агентов фашизма: Бетокова, Шаваева (бывший редактор газеты на балкарском языке), Срухова, Беппаева, Климова, Артемьева, Ростокина и др., которые вели подрывную вредительскую работу в печати.
Однако до конца не были выкорчеваны враги народа из редакций и их последыши продолжали вести вредительскую работу в газетах. Обкомом ВКП(б) вскрыта в редакциях и изъята органами НКВД контрреволюционная группа в составе бывшего редактора газеты на русском языке – Петрова и работников этой газеты секретаря Пивнева, зав. сельхозотделом Якименко Н., зав отделом местной информации Якименко А., парторга первичной парт организации и редактор Госнациздата Шаваев.
В газете нередко под видом критики охаивалось колхозное строительство, рекламировались враждебные элементы. Контрреволюционная группа Петрова и др. подорвала связь газет с массами, развалили работу…
Враг народа Петров свою вражескую работу обосно-вывал контрреволюционной теорией о том, что борьба с буржуазными националистами в Кабардино-Балкарии – пройденный этап. Вражеская работа в редакции, длительное время не разоблачавшаяся, стала возможной потому, что работа в первичной партийной организации при редакциях газет была развалена, что во главе первичной парторганизации парторгом стоял разоблаченный буржуазный националист ШАВАЕВ»…
Исходя из всего этого, бюро обкома ВКП(б) в дополнение к решению обкома от 19 ноября с.г. постановляет:
1. Снять с работы редактора газеты «Соц. Кабардино-Балкария», издаваемой на балкарском языке Настаева, как явно не справляющегося с работой и не развернувшего должной борьбы с буржуазными националистами.
2. Заведующему отделом партпропоганды и печати обкома тов. Кумукову объявить выговор за непринятие своевременных и решительных мер для разоблачения врагов , орудовавших в печати.
3. Редактор газеты «Соц. Кабардино-Балкария» на кабардинском языке тов. Карданов не развернул на страницах печати должной борьбы с буржуазными националистами, допустил притупление большевистской бдительности в отношении вражеской деятельности врагов народа Петрова, Шаваева и др.
Бюро обкома ВКП(б) указывает т. Карданову на эти крупнейшие ошибки и требует большевистского их исправления…
Читая эти строки партийной галиматьи, убеждаешься в том, что политическая репрессия в республике проходила под непосредственным руководством обкома ВКП (б), лично его первого секретаря Калмыкова, методично расправлявшегося со всеми, кто ему лично не был угоден. Решение обкома партии имело всегда высшую юридическую силу и фактически стояло над законами государства. В качестве основного и решающего довода в таких постановлениях присутствовало мнение партруководство. Его нельзя было подвергать сомнению и подлежало обязательному и безоговорочному исполнению. И исполняли с большим рвением.
Суд над всеми «контрреволюционерами», за исключением Сабанина и Теммоева, проходил в Нальчике 28-29 июня 1938 года в закрытом режиме. Поскольку Сабанин считался агентом японской разведки, его дело рассматривал военный трибунал Северо-Кавказского Военного округа.
Так, были осуждены приговором спецколлегии Верховного Суда КБАССР от 29 июня 1938 года:
1. Петров Г.И. – высшая мера наказания – РАССТРЕЛ. Приговор окончательный и обжалованию не подлежал.
2. Шаков Т. И. — высшая мера наказания – РАССТРЕЛ без права на обжалования.
3. Якименко Н.В. – высшая мера наказания – РАССТРЕЛ на таких же условиях.
4. Якименко А.В. – 15 лет лагерей.
5. Пивнев В.П. – 10 лет лагерей.
6. Шаваев С.Ч — 6 лет лагерей.
Военный трибунал очень старался, но не смог осудить «шпиона» Сабанина. 29 января 1939 года после долгих раздумий трибунал возвратил дело для дополнительного расследования. Позже дело прекращено, и нелепое обвинение было снято.
В «судебном» заседании никто себя виновным не признал, все отказались от так называемых признательных показаний. Они заявили, что все, что записано в этих протоколах допросов является плодом фантазии следователя и подписаны ими в результате применения над ними насилия.
О том, как проходил «судебный процесс» пояснил свидетель Павел Ильич Долгополов на допросе 25 апреля 1939 года. Он работал комендантом суда, и он сам был очевидцем всех тех событий.
«Суд над работниками редакций проходил в клубе НКВД, — пояснял он. – Ростовцев признался в том, что показания, данные им на следствии, подписывал под давлением Юдина. На суде присутствовал сам Юдин и оказывал давление на подсудимых и на суд. Перед началом судебного заседания председатель Амиров и члены суда вызывались в кабинет к наркому Карнауху, и он вел с ними беседу. Судья Амиров угрожал подсудимым, говоря, что он не позволит возводить клевету на следователей».
Так осуществлялось «правосудие» в стране Советов.
Более подробно обстоятельство ведения следствия изложил Василий Сабанин в мае 1939 года в своем заявлении на имя наркома Внутренних дел КБАССР.
«31 декабря 1937 года меня арестовали,- писал Сабанин. – Юдин спросил, где Ростовцев? Я ответил, что уехал в Москву. Рассказал о проделках в обкоме партии. Юдин обрушился на меня: «Ты сволочь, вздумал клеветать на честных людей! И Ростовцев здесь будет, а пока не напишешь о своей контрреволюционной деятельности, не слезешь с табуретки, у нас изысканные методы, заставим любого написать то, что нам нужно».
Сабанин, как и другие, понял безвыходность своего положения и что НКВД действует согласно указаниям Калмыкова.
Родственники приговоренных к смерти журналистов сумели довести до сведения прокурора РСФСР о совершенном судебном произволе. Прокурор Российской Федерации, рискуя быть обвиненным в защите контрреволюционеров, приостановил исполнение смертных приговоров и немедленно вошел с протестом в Верховный суд России.
Судьба смилостивилось к Салтуриной и другим обреченным. Вскоре смертная казнь ей, Шакову, Н.Якименко и Ростовцеву была заменена 20 годами лагерей каждому. Пожалели и смертника Петрова, заменив ему расстрел на 25 лет лагерей.
Но прокуроры остались недовольны таким полови-нчатым решением высшей судебной инстанции Российской Федерации. Они были убеждены в неправомерности осуждения этих лиц. По протесту прокурора СССР Верховный Суд СССР 20 сентября 1939 года отменил все состоявшиеся судебные постановления в отношении Салтуриной, и дело прекратил за отсутствием в ее действиях состава преступления. Оправданы и другие приговоренные к расстрелу.
Приговором военной коллегии Верховного Суда СССР от 25 июля 1937 года был приговорен к расстрелу и Ростокин Евгений Дмитриевич, работавший заведующим отделом редакции «Социалистическая Кабардино-Балкария». Приговор приведен в исполнение. Ростокин признан виновным в том, что он был участником не существовавшей в республике контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации и в использовании страницы печати для этих целей. Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 9 июня 1956 года приговор, по которому Ростокин был расстрелян, признан незаконным и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Судебные органы вроде бы раскаялись, но это запоздало и проку в этом мало.
Изуверство властей тех времен трудно поддается человеческому разуму, будь-то государство, именуемое социалистическим и самым демократичным в мире, имело одно предназначение – карать безвинных людей.
Ветеран НКВД Хабала Саидович Нальчиков, занимавший разные должности в системе НКВД Кабардино-Балкарии с 1926 по ноябрь 1938 года был сведущим человеком во всем, что происходило внутри этого злодейского органа и за его пределами.
Из показаний Хабалы Нальчикова:
«Периодически арестованных избивали и до 1937 года, — пояснял он военному прокурору, — но сплошное избиение и истязание арестованных началось с 1937 года или с конца 1936г. Массовые избиения начались, когда начали арестовывать, так называемых, врагов народа. В помещении НКВД 1937 – 1938 гг. был кошмар. Арестованные стояли на стойке, пока не падали или не становились невменяемыми. Их избивали, сажали на кончик стула, и приказывали сидеть, не шевелясь и смотреть в одну точку. Инсценировали расстрел. Такие кошмарные пытки применяли особенно Нестеренко, Юдин и другие. Нарком Карнаух избивал лично. В виде наказания часто применялись одиночные камеры. Днем, арестованным, не разрешалось ложиться, и садиться. Что и говорить, все это было как во сне, кошмарно, ужасно и страшно. Если говорить обо всем, то не хватит и жизни одного человека».
Одним из очевидцев расправы с людьми является Жираслан Талибович Тлупов. Он был не только свидетелем жестокости следователей НКВД, но сам на себя испытал физическое насилие со стороны палачей. Он рассказывал как в камеру № 3, где он находился, привели бывшего сотрудника газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» Якименко избитого, полумертвого. Следствие по его делу вел все тот же Юдин. Тлупов говорил так же, что после такого же допроса на одно ухо оглох журналист Ростовцев. «При одном упоминании фамилии Юдина, — говорил Тлупов, — заключенные приходили в ужас, и сам Якименко плакал неоднократно».
Чтобы оправдать свои изуверские выходки, Юдин требовал от надзирателя внутренней тюрьмы УГБ НКВД КБАССР Василия Голубева написать провокационное заявление о том, что якобы арестованные Якименко и Петров нарушают камерный режим. Когда Голубев не поддался на давление Юдина, последний обрушился на него со словами:
— Что вы боитесь, ведь это же враги и с ними нечего церемониться!
Из показаний Голубева от 19 марта 1939 года:
«Обвиняемого Петрова я отводил от следователя Юдина под руки, так как после долгого стояния на допросе с трудом передвигался. Такое состояние было и у обвиняемого Ростовцева. К нему неоднократно вызывали врача. Обвиняемая Салтурина, возвращаясь с допроса от Юдина, часто пыталась покончить самоубийством. Однажды она, вернувшись с допроса, разбила стекло в окне камеры и начала стеклом резать себе вены на руках».
Странные вещи происходили в недрах НКВД. Приговоры в отношении Шаваева, Якименко, Певнева были отменены 28 октября 1938 года и они подлежали этапированию из Севвостлага в Нальчик для производства дополнительного расследования с их участием. Юдин, сфабриковавший это дело, забеспокоился, забегался, почувствовал себя загнанным в угол. После ареста Калмыкова и его дружков из НКВД, Юдин не находил себе место, чувствуя открытость своего тыла и за него некому заступиться. Инстинкт самосохранения не давал ему покоя, и он принимал отчаянные меры. Юдин самовольно, используя свое служебное положение, через начальника тюрьмы отправил телефонограмму в СЕВВОСТЛАГ об отмене этапирования указанных лиц в Нальчик. Через полгода после этого при загадочных обстоятельствах Шаваева и Пивнева нашли мертвыми в Севостлаге. В акте о смерти Шаваев, составленном 11 марта 1939 года под лагерным пунктом «Ударник», записано, что Шаваев якобы умер от паралича сердца. Юдину удалось спрятать концы в воду. Но ему не удалось уйти от возмездия.
Еще до освобождения журналистов старшие следователи НКВД СССР Янушпольский и Иванов допрашивали очевидцев калмыковского режима.
Из показаний Вдовина Георгия Ивановича, работавшего в органах НКВД КБАССР с 1930 года, данные им следователям 3 марта 1939 года:
«Я считаю необходимым рассказать следствию об истинных причинах ареста меня, Салтуриной, Ростовцева и других, а так же о грубых нарушениях законности со стороны отдельных работников НКВД КБАССР, в частности Карнауха, нач. 3-го отделения 4-го отдела Юдина, нач. 1-го отделения 4-го отдела Нестеренко.
30 января 1930 года на партсобрании парторганизации НКВД по докладу об итогах январского пленума ЦК ВКП (б), я выступил в прениях и подверг резкой критике работу Звонцова, что его и Калмыкова еще больше разозлило. Салтурина по своей неосторожности поговорила с некоторыми членами партии о том, что в обкоме существует группа во главе с Калмыковым. Салтурина была арестована 4 февраля 1938 г. за клевету на Калмыкова. По группе работников редакции газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» проходил Ростовцев Михаил Романович, член ВКП (б), корреспондент ТАСС. Он побывал в некоторых рабочих собраниях и заметил чрезмерное восхваление Калмыкова и плохую постановку партийно-массовой работы. По этому поводу Ростовцев мел беседу лично с Калмыковым, который остался недовольным сообщением Ростовцева. Вскоре он был арестован за связь с Салтуриной. Ростовцева допрашивали Юдин и Спиридоничев. Держали его 10 суток, причем избивали до потери сознания, изломали об него табуретку, переломили ему ключицу и сделали почти глухим. Юдин перед вызовом Ростовцева в суд приводил его в свой кабинет и предупредил угрожающе, чтобы Ростовцев подтвердил свои показания. Таким же образом под физическим насилием Юдин добился «признаний» от Салтуриной, Якименко и Шакова. Шаков Таусултан в камере мне говорил, что он подписывал протокол, лежа на полу, т.к. не в состоянии был ни сидеть, ни стоять. Перед судом ему так же угрожали и запугивали».
Из показаний Самсонова Леонида Ювенальевича, молодого специалиста НКВД, подключенного Юдиным к расследованию дела журналистов (допрошен 19 июня 1939 года):
«Юдин предложил нам Шаваева держать все время в кабинете, не спуская в камеру, а нам следователям через определенное количество часов сменять друг — друга. Шаваев показаний не давал. Юдин заходил к нам почти ежедневно в кабинет и в грубой форме, путем угроз с применением нецензурных слов предлагал Шаваеву давать показания. Шаваев был доведен до такого состояния, что он начал бредить».
Таких свидетельств зверского обращения с арестован-ными существует не мало. Безусловно, в суде председательствующий Амиров понимал всю нелепость выдвинутых против журналистов и Салтуриной обвинений. Но он не смог преодолеть себя, проявить принципиальность, объективность. В связи с этим, отменяя приговоры в отношении незаконно осужденных лиц, Верховный Суд СССР 31 января 1940 г. вынес частное определение по этому поводу и предложил Прокурору СССР привлечь к ответственности Дона Едидовича Амирова. Он был осужден за злоупотребления служебным положением.
Позднее, когда осиное гнездо, свитое в системе НКВД Кабардино-Балкарии, было окончательно разрушено, многим бывшим палачам приходилось им самим держать ответ и отвечать на нелицеприятные вопросы военного прокурора. Большинство из них, видя безвыходность своего положения, откровенно рассказывали о больших тайнах, о которых никто ранее не осмелился бы заикнуться.
По сути, было совершено чудовищное преступление перед человечеством, глумление над личностью. Налицо было сведения личных счетов, пользуясь своим служебным положением.
Из официальной справки по следственному делу, составленной старшим следователем НКВД 1 декабря 1955 года:
«Юдиным систематически фальсифицировались и изготовлялись фиктивные следственные документы. Эти действия были направлены к необоснованному осуждению граждан Ростовцева М.Р., Пивнева В.П., Якименко А.В., Шакова Т.И., Якименко Н.В., Шаваева С.Ч., Сабанина В.А., Петрова Г.И., Салтуриной Л.А. и Вдовина Г.И.».
Из докладной записки Военного прокурора Жданова на имя начальника 4 отдела Главной Военной прокуратуры РККА Дормана от июля 1939 года:
«Перечисленные лица (Салтурина, Ростовцев, Якименко Шаваев и др.) обвинялись в клевете на работников обкома ВКП (б) КБАССР с контрреволюционной целью. Уголовное дело по обвинению поименованных выше лиц было искусственно сфабриковано исполнявшим обязанности начальника 3-го отделения 4 отдела УГБ КБАССР Юдиным под непосредственным руководством Спиридоничева и под общим руководством бывшего наркома Карнауха».
Справедливость восторжествовала, но судьбы безвинных журналистов были искалечены. Такое не должно повториться.
Материал о репрессиях против упомянутых журналистов в начале 2004 года был представлен автором для печати в редакцию газеты «Кабардино-Балкарская правда», преемни-цы довоенной газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария», где работали репрессированные журналисты. Такой же материал был передан в редакцию «Газеты Юга», выходящей в Нальчике. Редакторы этих газет И. Санова и А. Битоков дрогнули, видимо, страх перед прахом палача оказался сильнее правды истории. Увидев фамилию Калмыкова, они не смогли преодолеть стереотип больше-вистского мышления. Так, эти редакторы газет сегодня отказались от публикации материалов о своих коллегах, ставших жертвой произвола.
Видимо, это совпадало с мнением власть предержащее. Свобода слова не везде стала неотъемлемой частью гласности и справедливости. Слово, сказанное властями, всегда свободно и оно решающе. Другого мнения не должно быть.
Правду не любит тот, кто ее боится. И как тут не вспомнит вещие слова Александра Твардовского «Кто прячет прошлое ревниво, тот вряд ли с будущим в ладу».
ПАЛАЧ В ЛАВРОВОМ ВЕНКЕ
(Как это было)
Мы слишком часто говорим о лжи,
И ей невольно помогаем сами,
Считая по наивности души,
Что можно ложь искоренить словами.
Петр Кажаров
О трагедии нашего народа в эпоху Сталина, а в условиях Кабардино-Балкарии это эпоха Калмыкова, следует писать открыто и подробно, чтобы народ знал правду, помнил ее, дабы не допустить повторения ужасов политического террора. Писать правду об этом, скажем прямо, кое-кому еще не по нраву. Отдельные лица еще не избавились от врожденного большевизма, чувства лжи и обмана, голого отрицания неоспоримых фактов истории. Прежде всего, к ним относятся лица, не верящие ни в Бога, ни в черта, которые в те жуткие времена чувствовали себя жителями личного коммунизма. Такие лица не могут познать истину трагических событий тех времен, понять суть геноцида против своего народа. Есть еще и отдельные фанатики-безбожники, для которых Богом является только имя Ленина, слово «коммунизм». Эти люди мыслят совсем иначе, чем большинство россиян, одобряющих нынешнее политическое устройство страны. Но, к счастью, в наше время нет таких законов и порядка, по которым людей караются за инакомыслие. Кое-кому хотелось бы и очень, возврата к массовому террору, к образу жизни периода тоталитарного режима, к возрождению сталинщины, и ее детище — калмыковщины.
Много еще руководителей областей, краев и республик России, где у руля находятся вчерашние ленинцы, возглавлявшие директивные партийные органы. У нас существует коммунистическая партия российской Федерации. Упомянутые начальники не захотели оставаться в ее рядах. Почему? Потому что она теперь не правящая. Если к власти вернется компартия, те же начальники снова переметнутся обратно туда же. Им нужна власть, личная выгода. Неограниченная власть, при любом режиме. А ведь, они то больше других били себе в грудь, кричали о всепобеждающей идеи Ленина, преданности ей до гроба.
В газете «Кабардино-Балкарская правда» (власти хранят это название как память о большевистском прошлом) в августе 2003 года была помещена произведение известного Балкарского поэта Сафара Макитова «Сказание о
трех богатырях». В трех номерах газеты опубликованы три составные части этого опуса. В них речь идет о трех деятелях коммунистической партии Кабардино-Балкарии Бетале Калмыкове, Тимборе Мальбахове и Валерии Кокове, бывших первых секретарей Кабардино-Балкарского обкома КПСС. Если сказать в общих чертах, то работа Макитова по своей сути это плач о безвозвратно ушедших днях, о прошлом. Никто не собирается лишать Макитова свободного суждения так, как ему подсказывает его совесть. Это его право, его личное дело. Речь о другом. Речь, прежде всего, о Калмыкове. Его можно сравнивать по своим поступкам и выходкам со Сталиным, но никак ни с сегодняшними государственными деятелями. Сталин и Калмыков близнецы-братья. Сталин тоже сделал многое для государства, масштабнее, чем Калмыков. Но никто не станет сравнивать его с Горбачевым или Путиным. Никто не станет ставить их в один ряд. Почему это так? Во-первых, Сталин принес народам больше зла и горя, чем добра. Во-вторых, Калмыков, как верный последователь Сталина, страдал вождизмом и по своей жестокости превзошел своего учителя. Историческая правда в этом и состоит. Это главный вопрос. Те, кто сегодня пытается умолчать об этом, несомненно, хотели бы возродить тоталитаризм со всеми его античеловеческими атрибутами.
Следует считать оскорбительным для Валерия Кокова, сравнение его с палачом Калмыковым. Общее у них то, что оба они занимали должность с одинаковым наименованием в коммунистической иерархии республики. В этом их сходства заканчивается. Правда, и Коков не любил критику в свой адрес, раздражала его. И, если Калмыкова называть богатырем за геноцид своего народа, то он «богатырь» зла, человеконенавистничества. Если по вине Калмыкова уничтожен, хотя бы один безвинный человек, это уже тяжкое преступление. Богатыри такими не могли быть.
Богатыри ассоциируются в нашем сознании как носители добра, всегда выступавшие защитниками людей.
Тот же материал о трех богатырях в переводе на кабардинский язык следом с большим удовольствием опубликовала другая газета правительства Кабардино-Балкарии — «Адыгское слово». По всей вероятности, главный редактор этой газеты Мухамеда Хафицэ, испытывает личную симпатию к палачу. Возможно, редактор и не владел достоверной информацией обо всех злодеяниях Калмыкова. Имея это соображение, свой отклик на эту публикацию автор этих строк направил лично этому редактору указанной газеты. При этом была представлена, правдивая информация о личности Калмыкова, основанная на факты. Но Хафицэ, видимо полагая, что он находится вне зоны критики и он всегда прав, не прислушался здравому смыслу. Он это подтвердил дальнейшими своими амбициозными поступками. Хафицэ, решив настоять на своем, стал настойчиво и регулярно публиковать на страницах газеты старые фотографии из архивов, где фигурирует Бетал Калмыков. Видимо, он хотел этим подчеркнуть лишний раз свою приверженность к идеалам, повадкам этого палача. Апогеем ответной реакции рассерженного редактора стала публикация 23 октября 2003 года на первой страницы газеты другого отклика, который ему более по душе: иллюстрированную статью от имени своего земляка-односельчанина, (то бишь читателя газеты), приуроченную к 110-летию со дня рождения Калмыкова. Ни одна другая газета не позволила себе такого. Оценку личности Калмыкова дается лишь на основании тех скромных экономических достижений того периода, отбрасывая со счетов сотни, тысячи загубленных жизней и судеб безвинных людей.
Заметим и такой штрих: девизом газеты Хафицэ поставил фразу: «Все хорошее мы славим, но и плохое не скрываем». Следовательно, палач Калмыков для него явление прекрасное и он его славит, а его деяния (т.е. плохое) он всячески скрывает. Как говорится, комментарии здесь излишни. Такая логика понятна только ему одному. Бог ему судья!
Правда состоит в том, что те достижения, которые приписывают одному вождю компартии, совершены стара-ниями и умением тех людей, которых палач впоследствии уничтожил. Вождь, говорят его сторонники, получил орден Ленина, полюс еще Красное знамя. Вот и наивысшая оценка человеческой жизни! Так полагают, наверное, не только Хафицэ и его земляк, которые с большой гордостью пишут об этом на страницах газеты. Они забыли, что самый ценный капитал — это жизнь человека, а не орден Ленина и не знамя, даже если оно красное. Безусловно, Мухамед Хафицэ человек со значительным багажом знаний истории Кабардино-Балкарии. Но относительно Калмыкова он заблуждается. Любовь к палачу его личное дело, хотя ему это чести не делает.
Об отношении этого редактора к самому мрачному периоду нашей истории можно проиллюстрировать, приведя и такой, казалось бы, небольшой штрих. Все средства массовой информации 30 октября 2003 года отметили День памяти жертв политических репрессий, кроме газеты М. Хафицэ. Так он подчеркнул свое отношение к памяти безвинно убиенных. Так он проигнорировал установленный Законом Российской Федерации официальный День, посвященный памяти жертв политических репрессий. Так было и в 2004 году. В то же время Хафицэ ежегодно и только на первой полосе, с большой любовью воспевает образ Ленина, главного виновника всех наших бед, в день его рождения. По мнению любовников безбожника, если бы не Ленин, то мир погрузился бы во мрак, перевелись бы таланты и люди перестали бы познавать мир. Прекрасна мудрость, если она лишена самодовольства. Хафицэ был глашатаем коммунистических идеалов и в душе таким он и остался.
Деяния Калмыкова перед народами Кабардино-Балкарии не вписывается в рамки национального героя, каким его хотят представить. В канун 450-летия добровольного вхождения Кабардино-Балкарии в состав России правительственная газета «Кабардино-Балкарская правда» вытащила из архивов 50-летней давности и опубликовала на первой странице материал, посвященный открытию памятника этому самому Калмыкову, восхваляя его и называя палача носителем счастья для людей.
В 2007 году республика широко отмечала 90-летия бывшего первого секретаря Кабардино-Балкарского обкома КПСС Тимборы Мальбахова. Его возвели в ранг национального героя, заложили памятник, переименовали национальную библиотеку его именем. Проводились вечера, встречи соратников партийного босса. Налицо было открытое восхваления компартии, одного ее руководителя, находившсгося до конца своей жизни в плену коммунистической утопии.
Мальбахов был убежденным коммунистом, ярым приверженцем калмыковщины.
Седьмого июля 1957 года в Нальчике состоялось торжественная церемония закладки памятника Калмыкову. На митинге по этому случаю Мальбахов произнес речь перед всем миром:
«Не только кабардинцы и балкарцы, но и другие народы нашей страны с чувством глубокого уважения произносят имя Бетала Калмыкова – верного ленинца, испытанного руково-дителя большевиков Кабардино-Балкарии. Мы знаем, что Коммунистическая партия и Советское правительство всегда высоко ценили заслуги товарища Калмыкова Б.Э.».
Сама церемония открытия памятника палачу состоялось в ноябре 1960 года на углу улиц Лермонтова и Республиканской. По этому поводу Мальбахов устроил пир на весь мир в ресторане «Нальчик», что рядом с памятником. Так он канонизировал великого палача Кабардино-Балкарии. Здесь незримо присутствовали вставшие из могил убиенные палачом люди. Но их никто не слышал. Главарь местной компартогрнанизации посчитал бронзовое изваяние монстру дороже, чем жизнь этих расстрелянных людей. Теперь же самому ярому стороннику Калмыкова и его последователю новая власть поставила памятник в Нальчике. Значит, властвующие люди разделяют тактику и политику этих монстров? Если они практически канонизировали Калмыкова и Мальбахова, то о безвинных людей, ставшие жертвами палачей хранят гробовое молчание, вроде речь не идет о людях, а о простых представителях животного мира.
Много лет назад было решено поставить в парке памятник жертвам политических репрессий в КБР. Однако кроме тихих разговоров дело не сдвинулось с места. Более того, власти не советуют вспоминать о репрессиях. Что же дальше нас ждет? Новая калмыковщина и мальбаховщина? И покойный Коков обожал большевистского вождя республики. Так, он в своем докладе на торжественном заседании, посвященном Дню государственности КБР, первого сентября 1998 года говорил:
«»Уместно здесь сегодня вспомнить, да не только вспомнить, а помнить всегда имена замечательных сыновей Кабарлино-Балкарии, положивших всю свою жизнь на становление этой государственности. Это Бетал Калмыков, и Магомед Энеев…» .
Многие, присутствовашие в зале хорошо были осведомлены о злодеяниях того самого Калмыкова, имя которого Коков настаивал знать и помнить как самого доброго, сердечного человека. Знали и молчали, ибо возразить было не безопасно. Коков назвал еще имена таких большевиеков, как Видяйкина, Сахарова, Фадеева, которых нужно «помнить всегда». Но докладчик словом не упоминул имена действительных патриотов, чьи руки не обагрены кровью и отдали свою жизнь во имя процветания своей родины: Борукаева, Максидова, Гемуева, Хапова, Афаунова, Налоева и др. Они стали жертвой палача. Коков был человеком весьма прозорливым и не мог не знать проделки своего кумира, поскольку многие факты злодеяний Калмыкова к этому времени были обнародованы. И для него тоже, видимо, орден и красный стяг стали дороже сотни загубленных жизней от рук палачей во главе с Калмыковым.
Всему миру известно, что большевики ради достижения своих целей готовы были на любые жертвы. Таким был и Калмыков. Он не считался ни с кем и ни с чем. Мальбахов был его последователем и он этого никогда не скрывал.
Калмыков родился и вырос в сел Куба, Баксанского района, Кабардино-Балкарской республики. Был человеком безграмотным, образование низшее. Еще в 1913 году поднял бунт крестьян. С 1918 года – чрезвычайный комиссар Кабардино-Балкарии, а с 1920 г.- председатель ревкома, и облисполкома Кабардино-Балкарии. В 1921-1924 годах руководил карательными отрядами на Кавказе, когда под предлогом борьбы с бандитизмом уничтожались все подозреваемые в нелояльности к властям. Был человеком властным, жестоким и не прощал никому высказываний в порядке критики в его адрес.
Удивляет патологическое тяготение некоторых людей к Калмыкову, к калмыковщине. Не остается незамеченным и то, что эти же люди не испытывают такое тяготение к жертвам палача, выдающимся деятелям республики. Кое-кого уроки истории ничему еще не научило. Опасный симптом!
Тому примеров предостаточно. После выхода в свет первого издания данной книги ярые защитники репрессивного режима разгневались, даже возмутились. «Как же так,- говорят они, — на великого кормчего голос подняли»! Кроме нелестных словопрений в кулуарах по адресу автора книги, сопряженные с личной амбицией, сделали попытку урезонить с использованием средств массовой информации. Один владелец местной «независимой» газеты, в прошлом глашатай большевистской идеологии в печати, пожертвовал более одной газетной полосы и раздраженно упрекнул, что арест 17 тысяч граждан Кабардино-Балкарии по политическим мотивам вовсе не массовые репрессии. А вот, если их было бы не менее десяти процентов населения республики, — говорит он,- тогда рад бы согласиться. Таким образом, он установил лимит для признания массовости репрессий не менее десяти процентов населения, ставших жертвами! Этот же газетчик с нескрываемой ненавистью проехал по адресу Никиты Хрущева, с «легкой руки которого» начались эти самые реабилитации безвинных жертв репрессий. Владелец газеты отпустил так же несколько нелестных слов А.Солженицыну, написавший знаменитый «Архипелаг ГУЛАГ».
Что им, таким авторам, до миллионов растерзанных, замученных людей? Эту боль они не способны ощутить и понять. Они ставят во главу угла какой-нибудь орден, а не человеческая жизнь. Газетчик упустил удачную возможность промолчать. Это мог быть самым мудрым поступком. Но не выдержала «душа поэта». Он рьяно продолжает тратить газетные полосы, слезно извергая слова в защиту главного монстра всех времен и народов — Сталина. Подобным людям трудно, осознать всю бесполезность своих усилий по оправда-нию деяний «вождя народов» и их прислужников. По своей сути газетчик выкладывает читателям крик своей души, плач по Сталину, следовательно, и по сталинизму. Это ясно прослеживается во всех его публикациях, особенно посвященных Сталину. Но старания подобных последышей тщетны, к старому возврата нет.
Большинство из тех, кто при коммунистах жил сладко под крылышком своих партийных божков, продолжают воспевать своих кумиров. Частенько устраивают телешоу, с участием кучки фаворитов партийных правителей. При этом непре-менно делают сравнения.
Любопытный случай произошел 26 марта 2005 года в Фонде культуры, что в Нальчике, которым заведует известный в республике кинорежиссер В. Вороков. В этот вечер фавориты бывшего первого секретаря обкома КПСС Мальбахова собра-лись по случаю презентации новой книги о нем, об одном из «трех богатырей». Вроде небольшой партактив, напоминавший былые времена. Открывая вечер, владелец Фонда Владимир Вороков, искренне желая сделать комплимент усопшему Мальбахову и блеснуть, своим умением угождать, воскликнул: «Он Темрюк …он Бетал Калмыков!».
Возможно, Вороков и прав. Мальбахов был пожизненным коммунистическим диктатором Кабардино-Балкарии. В этом не следует сомневаться. Он, как и тот не мог терпеть критику в свой адрес. В таких случаях он часто говорил: «нас поучают»! По своей жестокости оба эти лица в чем-то схожи. Попавшие в немилость к Мальбахову, не могли рассчитывать на пощаду. Он с ними не церемонился, учинял жестокую расправу, он их «убивал наповал на месте …морально». На вечер никого из таких жертв, естественно, не приглашался. Фигурантами «партактива» были только узнаваемые лица из мальбаховской обоймы и их подпевалы. Они не скупились на дифирамбы в адрес своего кумира. Это и понятно. Вопрос в другом.
Сравнение личностей дело серьезное. С большевистским упрямством люди из клана намерены отрицать очевидные факты, и будут продолжать сравнение «богатырей», измеряя их одной меркой. Но это сути не меняет. Если Макитов и Хафицэ к 2003 году не были еще в полной мере осведомлены обо всех проделках Калмыкова, то Вороков к моменту сравнения им Мальбахова и Калмыкова, делая между ними параллель, большинство деяний последнего уже были обнаро-дованы. Вороков мог проанализировать факты и не спешить с выводами. Наверное, он не хотел таким образом поступить.
У нас давно вошло в быт безудержное подхалимство перед теми, от которых что-то зависит. Лизоблюдство в России всегда носил распространенный характер.
Все же, если большевистские кланы будут и далее настаивать на своем, ставя Калмыкова, Мальбахова и Кокова на одну доску, то это их право. Политическое убеждение, устойчивость политической морали у подобных людей зависит от того, кто находится у власти, что и от кого зависит. Если Мальбахов оставался до конца истинным коммунистом-безбожником по убеждению, то большинство из его окружения покинуло стан большевиков по конъюнктурным соображениям. Ни Кокова, ни Хафицэ, ни других, клятвенно заявлявшие в свое время о своей преданности делу Ленина, КПСС, никто не выгонял из рядов коммунистической партии. Она и сейчас одна из многочисленных и те имели реальную возможность оставаться в рядах родной и «любимой» партии, разделяя ее невзгоды. Но на их беду компартия лишилась власти и стала не правящей, а значит не нужной им. Им не нужна такая партия, которая не обладает государственной властью. Им по вкусу только такая партия, которая правит. В начале 1992 года корреспондент газеты «Версия» Мария Котлярова брала интервью у первого секретаря Нальчикского горкомам КПСС Г. Губина. Он говорил: «Считаю, что в трудное для партии время я не должен уходить с партийной работы…Из партии не выйду ни при каких обстоятельствах». Но он покинул все же ряды компартии без всякого принуждения «в трудное для партии время». Компартия хорошо, а «Единая Россия» лучше.
Когда Черномырдин организовал какую-то партию, то вся верхушка из бывших коммунистов-перебежчиков ринулась туда. Потом эта партия оказалась бесперспективной и пришла в упадок. На арене появилась другая партия — «медведей». Верхушка повернула оглобли немедленно к ним. Теперь она же оказалась в стане партии «Единство» и эта верхушка руководит сама ею. Нет сомнений в том, что, если завтра к власти придут снова коммунисты (упаси Бог!), перевертыши немедленно вернутся к ней, и вытащат снова на свет старые большевистские лозунги. Какую же идеологию они исповедуют? Перевертыши очень любят власть, и этим определяется их политическое кредо. Бог им судья. Время расставит все на свои места.
Вот, к примеру, 16 сентября 2005 года, с большим трудом, в виду тяжелой болезни, вынужденно подал в отставку ученик и соратник Мальбахова Коков . Он никак не мог расстаться с властью. Тяжелое наследство досталось после него новому президенту Арсену Канокову. К началу правления Кокова в республике существовали все колхозы, совхзозы, заводы и фабрики в полной сохранности. Когда же он передал власть другому, то не стало ни колхозов, ни совхозов, ни заводов. Республика оказалась у разбитого корыта. Не за эти ли «заслуги» возвели ему памятник? Народ недоумевает предзятыми действиями властей.
Республика Кабардино-Балкария одна из самых нищих и коррумпированных по всей России. В то же время клан живет припеваючи. У каждого из них свои уютные служебные апартаменты с шикарной обстановкой, у каждого дорогие особняки. Более того, у них же в руках и основной бизнес. Никакого контроля. Никакой ответственности. Получился разрыв между власти предержащими и народом. Последний находится в узде. Инакомыслие запрещено. Оно карается жестоким образом. Москве, видимо по душе такая обстановка. У них меньше головной боли. Держать народ в узде для них было удобным средством сохранения своей власти над ним. Была обстановка, напоминающая годы лихолетий тридцатых годов ХХ века, когда за возражение власти, за вероисповедание людей жестоко карали. В то далекое время верующих мусульман именовали шариатистами. Теперь же в ходу пресловутое словечко – «ваххабиты». Нет слов, немало развелось людей, пораженных исламским экстремизмом. Но подозревать каждого молящегося Аллаху, каждого прихожанина в мечеть, в ваххабизме, по крайней мере, нелепо и чревато опасными последствиями. Таких людей силовики фотографировали, снимали на видеопленку, составляли списки посетителей мечетей. Более того, сносили мечети, как это было в двадцатые годы прошлого века. Власти таким путем вынуждали людей, особенно верующую молодежь, собираться кучками, где попало, выражать свое негодование на политику властей. Были случаи, когда студентов, занимавшихся коллективным чтением Корана, вытаскивали из общежитий и доставляли в милицию, где проводились беседу с пристрастием. Разве таким путем, возможно, завоевать любовь и поддержку народа? Молодежь, у которой задето самолюбие, попадаются под влияние экстремистов, которые легко находят с ними общий язык. В их стан оказывается и другая часть молодежи, которая после школы или после окончания среднего или высшего учебного заведения остаются не удел. Такая категория молодежи отдана на откуп отдельным представителям экстремизма. А где же власть? У них сила наводить страх и учинять расправу. Так искусственно создалась пропасть. Для молодежи и не только для них, такое положение является явно не привлекательным.
Другой пример. В Кабардино-Балкарии существовала независимая общественно-политическая организация «Адыгэ Хасэ». Кроме того, функционировала и международная адыгская (черкесская) «Хасэ», местом пребывания которой был г. Черкесск. Эти организации не подчинялись властям и выступали вроде мягкой оппозиции. Такое состояние оказалось неприемлемым для властей, и они ринулись в атаку на них. Явочным путем «приватизировали» эти общественные организации. Кабардинскую Хасу взял в свои руки тот же Хафицэ, бывший глашатай коммунистической гяурской идеологии. Международную – захватил соратник Кокова, в то время спикер парламента КБР Заурби Нахушев. Безусловно, людям это не понравилось и не могло понравиться. Создано видимое благополучие, но в узком кругу. Эти организации, формально именуемые общественными, фактически превратились в подраздел властных структур. Такие же порядки они установили в районах и городах.
Все это не могло не вызывать возмущение народа. Гнев народа был загнан в глубь и чревато неожиданным взрывом. Такая недальновидная политика, в конечном итоге, привела к трагическим последствиям. Утром 13 октября 2005 года хорошо вооруженная группа боевиков одновременно и синхронно напали на все силовые структуры города Нальчика. Силовики заранее знали о нападении и ждали. Кровопролитие можно было и нужно было предотвратить. Боевики в основном, состояли из местной верующей молодежи. Сразу запахло калмыковщиной.
После краткого «лирического» отступление обратимся к фактам. Сколько жизней загубил Калмыков? Скольким людям искалечил судьбу этот «богатырь»? Кто это считал? Никто! Об этом хранят до сих пор обет молчания. Но речь идет не о единицах, а о сотнях и тысячах преднамеренно убитых, замученных людей. Никто не посмеет сказать, что такого не было. Было! Подсчитывают только ордена, знамена, забывая о людях, чьи жизни загублены тираническим режимом. Приходится задумываться, что для них важнее, человек или орден? Они сами дали ответ на этот главный вопрос.
По неполным данным по состоянию на 1 июля 2003 года в Кабардино-Балкарии только по линии ФСБ пересмотрено 2737 дел, по которым реабилитировано 2363 человека, незаконно репрессированных по политическим мотивам. Сюда не входят дела о выселениях в административном порядке и лишенных человеческих прав, детей, оторванных от родителей и насильно помещенных в специальные детские Дома (скоре всего детские концлагеря). Сюда не входят и те лица, реабилитированные до издания Закона 1989 года. А сколько искалеченных судеб, семей, обреченных на мучительные страдания и лишения, сопряженные с неизгладимой душевной травмой! Всего по КБАССР с 1920 по 1954 год было подвергнуто аресту по политическим мотивам 17000 человек. Из них: привлечено к уголовной ответственности 9547, в том числе расстрелянных — 2184 . Сколькими орденами это можно оценить?! Не это ли главный вопрос?
Неумение проникнуть к судьбе одной человеческой единицы, человеческой жизни, загубленной жестокостью вождей малых и больших, приводит к легковесному рассуждению, игнорированию неисчислимых страданий и уничтожения людей.
В чем была вина Сосруко Кожаева перед государством и обществом, убийство которого совершено подлой убийцей, направляемого рукой диктатора? После убийства Сосруко его семья практически была уничтожена. А в чем ее вина перед государством и обществом? Разве таких примеров мало по Кабардино-Балкарии? Разве за такие деяния тиран заслуживает возвеличения его имени и возведения ему памятника? Какой же он «богатырь»?
Как достоверно установлено, аресты, казни госу-дарственных и общественных деятелей Кабардино-Балкарии совершались с ведома и согласия Калмыкова. Более того, такие акты часто осуществлялись по его непосредственному заданию. Санкции на исключение из партии и арест таких лиц давал лично он. Именно Калмыков являлся постоянным и неизменным членом таких карательных органов, как «тройка» и «особое совещание» при НКВД. Такой же порядок был установлен и на самом верху большевистского Олимпа.
В правительственной газете «Кабардино-Балкарская правда» была опубликована аналитическая статья известного писателя и ученого Заура Налоева. В ней автор подверг анализу суть «калмыковщины». Ниже приводится полный текст этой статьи.
Кулачное право
Документальная повесть Александра Сарахова «Остров ГУЛАГ», изданная в Майкопе, — книга, полная инквизиторских документов, осененная авторской справедливостью и пронизанная человеколюбием. Она вышла тиражом в 500 (только!) экземпляров. Случайно увидел ее в книжном магазине (Ленина-Головко), приобрел и прочитал запоем, обуреваемый ненавистью к тем, кто клеветал на хороших людей, обвинял и пытал их, а потом расстреливал, не моргнув глазом. Эту ненависть, брезгливую и жгучую, я испытывал к сталинскому сатрапу Б. Калмыкову, командовавшему заплечных дел мастерами, которые насквозь были заражены палаческой радостью – это бывший нарком Н.И.Антонов, второй бывший нарком Н.В.Карнаух, зам.наркома Д.В.Кащеев, П.Ф.Спиридоничев, Е.С.Коммель, А.Д.Юдин, Н.Ф.Нестеренко, Т.Хапов, Белинский, Харько и некоторые другие.
Книга начинается с цитаты из открытого письма акад. И.П.Павлова Совнаркому СССР: «Вы напрасно верите в мировую революцию. Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было». Он ясно видел то, на что другие закрывали глаза. Нам всем вбивали в головы, что гениальный Ленин был великим гуманистом, демократом, строителем народного счастья, и у меня волосы встали дыбом, когда прочитал выдержку из его телеграммы Пензенскому губисполкому (независимо от ее первопричины): «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города». Через два дня он уже требовал: «Образец надо дать. Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100. Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат». А наркому финансов указывал: «Тайно подготовить террор: необходимо срочно. А во вторник решим через СНК оформить или иначе».
Можно ли после этого удивляться тому, что его последовательный ученик Сталин убивал людей миллионами, а их выкормыш Калмыков ради своей власти копировал главарей, расстреливая крестьян, рабочих, учителей, служителей культа, писателей, революционеров, партийных и государственных деятелей, вчерашних сподвижников, предварительно избив и замучив многодневными допросами, голодом, жаждой, бессонницей, карая их молодых жен и малолетних детей. Но, кажется, они не сжигали «преступников», как средневековые инквизиторы. Впрочем, кто его знает!
Кстати, дорогой читатель, страна, где все это происходило, — наша родная, и ее будущее счастье или несчастье зависит от того, какой мы ее построим. Вы это знаете не хуже меня. Ах, да: отцы и братья уничтожили гитлеровский нацизм – это их деяние, подвиг каждого воина от солдата до маршала, также заслуга тыловых стариков, женщин и детей, ибо фронт обеспечивали и оружием, и одеждой, и продовольствием мы все. Но наш большевизм, истреблявший честных, порядочных людей, каравший любого, кто осмеливался думать иначе, чем обожествленный вождь, никто не тронул до Н. Хрущева, М. Горбачева, Б. Ельцина. Так все же что из них хуже – нацизм или большевизм?
Впрочем, я еще не все обнаружил. Есть очень серьезные показатели, мимо которых не пройти. НКВД (или ГПУ, ОГПУ) вел свои репрессии вне конституции и законов, игнорируя элементарные права человека и гражданина. Стоило кому-либо навлечь на себя недоверие или неприязнь самодержавного Калмыкова, заплечных дел мастера брали его под стражу без возбуждения уголовного дела, без ордера на арест. Для начала человека сажали за решетку, потом сочиняли обвинение; если не оказывалось улик, то заплечные мастера высасывали их из пальца. Ко всем обреченным предъявляли стандартное обвинение, сформулированное по трафарету. Вот что инкриминировали, например, Хабале Жанхотовичу Бесланееву: «Являлся участником контр-революционной троцкистско-зиновьевской террористи-ческой организации, осуществившей 1 декабря 1934 года убийство С. М. Кирова и подготовившей в последующие годы террористические акты против руководителей ВКП (б) и советского правительства». Точно такую же вину в идентичной формулировке вменяли и Ж.Налоеву, и Л.Агзагову, и К.Максидову, и С.Кожаеву, и Х.Бетрозову и всем остальным. Видимо, и заплечным надоедало постоянно повторять одну и ту же формулу и некоторым подопечным стали приписывать троцкизм, фашизм, шпионство, руководство контрреволюцией, покушение на божество, то бишь на Калмыкова. Получался истый анекдот: почти все чиновники мечтают убить Калмыкова, захватить его власть, расправиться с руководителями партии, учинить политический переворот! У всех арестованных выпытывали, выколачивали признания. После допросов, шантажа, обмана и пыток истощенные, едва живые подписывали какие угодно признания, и тогда военная коллегия Верховного суда СССР рассматривала дело обвиняемого без прокурора, адвоката, свидетелей и приговаривала, как правило, к расстрелу и расстреливали в тот же день, как предусмотрено в варварском Постановлении ЦИК СССР от 1. XII. 1934 г. От этого шаблона редко отступали: Сосруко Кожаеву и Мурадину Шандирову дали по 10 лет тюрьмы, однако, вопреки приговору Верховного суда СССР, С. Кожаева застрелил Н. Антонов, а М. Шандирова расстреляла особая тройка Полтавы по требованию того же палача. А Жантемира Хапова фашиствующие молодчики допросами и пытками сознательно довели до смерти.
Да простит мне уважаемый читатель, что я так надоедливо пересказываю материалы А. Сарахова, но должен привести еще небольшую выдержку: «Сколько жизней загубил Калмыков? – ставит вопрос наш автор. – Скольким людям он искалечил судьбу? Кто это считал? Никто!» Но далее он, со ссылкой на «Историю Кабардино-Балкарии» М.Бекалдиева, сообщает: «Всего по КБАССР было подвергнуто аресту по политическим мотивам 17000 человек. Из них привлечено к уголовной ответственности 9547, в том числе расстрелянных – 2184». Для маленькой республики это чудовищная цифра.
Но у меня есть другая цифра, еще более чудовищная.
Сыновья Назира Катханова – профессор, заслуженный работник профтехобразования СССР Керим Назирович и генерал-майор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР Магомед Назирович обратились в КГБ СССР в отношении Калмыкова, убийцы их отца, и 27.X. 1989 г. получили из Прокуратуры СССР ответ № 13/1575-89 с таким признанием:
«Выявлено, что Калмыков, участвуя в заседаниях «тройки» НКВД КБАССР, подписал ряд протоколов, по которым было репрессировано более 3000 человек». Кстати, председателем «тройки» были Антонов (после него Карнаух), членами – Калмыков, прокурор Кулик. Если суд вершат первый секретарь обкома ВКП (б), прокурор республики и нарком внутренних дел, кто может взять под защиту невиновного? Увы, в то время в Кабардино-Балкарии не было такого орла! Спора у них не возникало, все смотрели владыке в рот. Как известно, «тройка» не просто репрессировала, а приговаривала к смерти, так что эти 3000 наших сограждан насильственно отправлены в рай, но в это число не входят те наши отцы, братья и сестры, которых судила военная коллегия Верховного суда СССР – она тоже действовала беспощадно, ибо над ней стояли и Сталин, и Ежов, и Берия. К тому ошеломляющему числу надо прибавить и тех безгрешных, которые были расстреляны, убиты, задушены, умерли от пыток без подписи Калмыкова, а по его велению; нельзя обойти молчанием и тех честных тружеников, которые по приказу диктатора были сосланы на Соловки, в Севвостлаг и черт знает еще куда и навеки остались там: смерть в лагере намного ужаснее, чем мгновенный расстрел. А мой отец, семидесятилетний старец, жертва калмыковщины, в 1942 г. умер в лагере на Северном Урале.
Если бы Калмыкова не убрали 15 ноября 1938 г., что стало бы с республикой? Нам остается благодарить бога или случай, что он и его шатия не успели убрать К.Н. Керефова, К.Т. Тлостанова, А.Н. Ахохова, А.А. Шогенцукова, А.П. Кешокова, Х.У. Эльбердова, И.М. Казмахова, К.Б. Мечиева, К.Ш. Кулиева, Х.И. Теунова, А.Т. Шортанова, А. Тухужева, М. Сонова, Т. Жигунова, Х. Камбиева, Б. Мисостышхова и др.
К книге приложен «Список жертв политических репрессий 30-х годов XX века», который, конечно, далеко не полон, всего 138 имен. В перечне расстрелянных только два брата Налоевых, но другие два, очевидно, остались вне поля зрения автора – это Джамурза Кубатиевич (мой родной дядя) и Айтек Мурзабекович (старший брат Шупаго и Жансоха). Все четверо расстреляны в августе 1937 г. Другие Налоевы – моя дядя Анзор Шабазгериевич, мои двоюродные братья Хамурза Жанхотович и Аслангерий Джамурзович и мой отец Магомет Кубатиевич — были приговорены каждый к 10 годам лагерей. Из них живым вернулся только пелуан (богатырь) Аслангерий, высокий, статный красавец с пышными усами, которого продолжали преследовать за то, что позволил себе жениться летом 1949 года: не удивляйтесь – неслыханное тоже случается.
Дядя Джамурза – мы называли его Буза – был удивительный человек: обожал поиграть с детьми, любил шутки, смеялся заразительно, умел говорить убедительно и неторопливо, покуривая гнутую трубку. В гражданскую войну дрался на стороне большевиков, потом работал комиссаром Урванского окружкома, пока Калмыков не научился лгать и преследовать соратников. Тогда Джамурза откровенно ему высказался и оставил свою должность. 30.XI. 1929 г. Налоев Джамурза Кубатиевич арестован по статье 58-10 УК РСФСР. Справка уполномоченного КРО КБОО ОГПУ Канцельсона от 16 января 1930 г.: «Выделенных и прекращенных дел нет. Вещдоказательств по делу нет. Обвиняемый с сего числа перечисляется за Особым совещанием коллегии ОГПУ». Говоря точнее, направляется дело для внесудебного рассмотрения. Краевая тройка Северо-Кавказского края 29 января 1930 г. постановила: Налоева Джамурзу Кубатиевича в «концлагерь на восемь лет. Семью выслать в Севкрай. Имущество конфисковать. Секретарь коллегии ОГПУ Голованов». Это якобы за «антисоветскую агитацию, направленную к срыву проводимых на селе партией и Соввластью мероприятий и кампаний, как то: срыв планировки села, ослабление хода хлебозаготовок, распространяя при этом панические слухи о скором падении Соввласти и возбуждения среди населения недовольства Соввластью». На самом деле речь шла о мести Калмыкова за высказанную в лицо правду. В 1933 г. по ходатайству ряда малокабардинских сел и по распоряжению М.И.Калинина Джамурзу Налоева освободили и местным властям предписали вернуть ему дом, двор со всеми постройками и конфискованное имущество. Калмыков принял его угодливо и пообещал вернуть все отнятое, но не вернул даже дом. Джамурза со своей супругой поселился в кунацкой старшего брата и каждый день аккуратно ходил на колхозное поле работать.
Однако в 1937 г. его арестовали вторично и к прежним надуманным обвинениям добавили другие, ставшие уже рутинными: «участие в контрреволюционном восстании против Советской власти», «был связан с известным главарем банды Хурзановым, которого материально поддерживал», «считал себя принципиальным противником колхозного строительства», «проведение контрреволю-ционной агитации против Соввласти и колхозов в период 1936-1937 гг.», «продолжал активную к-р борьбу совместно с братьями (арестованными в 1937 г. как троцкисты-террористы), ведя подрывную пораженческую агитацию».
Следствие постановило: «Дело по обвинению Налоева Жамурзы Кубатиевича направить на рассмотрение тройки НКВД КБАССР». В этой тройке диктовал Калмыков, которого однажды Джамурза спас от смерти. Выписка из акта: «Постановление НКВД по КБАССР от 17. VIII-1937 г. о расстреле Налоева Жамурзы Кубатиевича приведено в исполнение 17 августа 1937 г. в 22 часа.
Секретарь НКВД КБАССР мл. лейтенант Тарасов
Комендант НКВД КБАССР, сержант госбезопасности Арустамов».
Чуть не забыл. После первого ареста Джамурзы вся семья – жена Хажгуаша (1883 г.р.), дочери Нафо (1911 г.р.), Фардаус (1918 г.р.), Евгения (1920 г.р.), младший сын Адалгерий (1922 г.р.), — спасаясь от высылки в Севкрай, спряталась в Сталинабаде, где скрытно работал старший сын Аслангерий (1907 г.р.). Жили они там впроголодь. Джамурза после своего освобождения вернул дочерей на Кавказ и устроил в г.Орджоникидзе (Владикавказ), а сам с супругой возвратился в родное село (это была его серьезная ошибка). Старший сын, обнаруженный НКВД, был арестован в Душанбе. Младший сын Адалгерий, заразившись тифом, умер и похоронен в том же городе.
Младшая дочь Евгения Джамурзовна с двумя университетскими дипломами историка и юриста работала в Совете Министров СОАССР, после войны была приглашена в Кабардино-Балкарский пединститут, где преподавала историю СССР, однако в республике все еще витал дух калмыковщины, и 9.V.1950 г. МГБ КАССР арестовало ее и Особым совещанием при МГБ по статье 58-10, ч.1. УК РСФСР она приговорена к 8 годам ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь): она была оболгана приставленными к ней доносчиками. После отбытия срока наказания, поправив расшатанное здоровье и добившись реабилитации, защитила кандидатскую диссертацию по истории Кабарды, опубликовала ряд интересных статей, написала генеалогию кабардинских князей. Умерла 3 марта 2007 г.
Фардаус Джамурзовна была медработником, до конца войны в санитарном поезде увозила с фронта раненых. Награждена орденами и медалями. Нафо, вдова Мисоста Абазова, выжила и вырастила дочь благодаря псевдониму и умению шить. Все дети Джамурзы были Налоевы, т.е. талантливые и красивые.
Да, господа, мы привыкли было отходить ко сну «проклятым большевистским родом», хотя мы никого не расстреливали, не раскулачивали, не сажали, не исключали, а в какое-то пригожее утро проснулись «проклятыми врагами народа» и не можем до сего дня отвыкнуть от калмыковского духа – сослали моего родного брата Уалия, двоюродную сестру Евгению. Вашего покорного слугу просто не успели: умер Сталин, расстреляли Берию, словно по пословице «Аллах не торопится, ездит на хромой лошади, говорит тихо и бьет сильно».
Да, лют был Сталин. И каково будет ему, загубившему миллионы жизней, на страшном суде предстать перед Богом? Но мы с вами не вожди и не боги, а просто люди, и нам пристало быть справедливыми, объективными: говоря о грехах, не забывать о заслугах. Уинстон Черчилль, выступая в палате лордов, постарался быть беспристрастным к нему: «Сталин был человеком необычайной энергии, был жестоким и беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я,
воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, встали и, странное дело, почему-то держали руки по швам. Он был необычайно сложной личностью. Сталин создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал руками своих врагов». К сожалению, уничтожал не только своих врагов.
Ну что ж, сколько бы его достоинств мы ни собрали, они на божьих весах не уравновесят грех загубленных душ: Бог не создал ни одной ценности, равновесной жизни человеческой.
Война с фашистской Германией тоже не очень жаловала нас. Налоевы род небольшой, однако на фронт ушли 11 мужчин и одна женщина. Трое – Мухарбий, Заурбек и Андербий — остались на поле боя, с орденами и медалями вернулись Фардаус, Хашир, Хажисмель, Залимхан, Ахметхан.
По вине калмыковщины и войны Налоевы потеряли, если не ошибаюсь, 36 человек обоего пола. И все же мы выжили. И не только выжили, но сохранили в себе одаренность наших предков. Евгения – искусный лектор-педагог, любимица студентов, историк, автор глубоких трудов. Бабула – талантливая танцовщица Кабардино-Балкарского ансамбля песни и пляски. Лилиана – кинорежиссер, заслуженный деятель искусств Таджикистана, все ее фильмы шли по центральному телевидению. Карэ – отличник народного просвещения РСФСР, заслуженная учительница КБР, учитель I категории. Арфужан Жанхотовна – первая учительница-кабардинка из Хатуея. Нон Жанхотовна — колхозная стахановка, автор нового метода прополки кукурузы. Маша Исмеловна, моя мать — стахановка, за световой день наламывала сто сапеток кукурузных початков вместо тридцати. Ахметхан – педагог, языковед, народный писатель КБР, автор романов, повестей, рассказов, статей. Залим Алиевич – педагог, 2 апреля 1991 г. провел первое в СССР соревнование авиамоделистов; с 1992 г. такие соревнования проводятся в стране на «Кубок Налоева З.А.» (его дело продолжает сын Юрий). Аскерхан Хамурзович – полковник в запасе, в мирное время заработал орден Красной Звезды и 20 медалей, отличный журналист, часто печатается в «Адыгэ псалъэ». Георгий (Аскер) – даровитый актер, играет в театре М.Нагоева. Кроме того, у Налоевых прекрасные спортсмены, наша гордость: полковник Аскерхан – мастер спорта по легкой атлетике, по вольной борьбе и по самбо; Леонид — мастер спорта РСФСР по поясной борьбе; Алим – по регби; Радина – по настольному теннису; Анзор Каншаович – чемпион США по вольной борьбе; Андрей, внук Залима, в 2003 году стал чемпионом РФ по авиамодельному спорту (г.Орел), в 2004 году в классе планеров занял первое место, получил кубок и золотую медаль чемпиона страны (г.Пенза); в том же 2004 году во французском городе Монкутье на чемпионате мира по авиамодельному спорту удостоился серебряной медали и кубка.
Очень надеюсь, что на том свете нам не будет стыдно перед нашими предками.
Я в жизни не резал кур, птиц не убивал. Не мог. И теперь не смогу, даже пережив все то, что довелось. Но окажусь ли в силах простить Сталину и Калмыкову и их присным моего отца, братьев, дядей, Назира Катханова, Хажисмеля Бетрозова, Жансоха Налоева, Михаила Талпу, Адама Дымова, Евгению Налоеву, Сосруко Кожаева, Али Шогенцукова и тысячи других? Нет, не смогу! Как легко бездумно оправдывать палача, если его топор не коснулся тебя! Самый веский ответ – «Остров ГУЛАГ» Александра Сарахова.
Но защитники Сталина и Калмыкова спросят меня: «Если тебе дадут заряженное ружье, а к стенке поставят Калмыкова, ты убил бы его?» Не знаю. Не смог бы. Нет! «Ну а если бы ты судил Калмыкова, ты приговорил бы его к расстрелу?» Боже, как трудно на это ответить! Однажды я змею не смог убить… отпустил.
Заур НАЛОЕВ, писатель, ученый
Долгую и добрую жизнь прожил Чалимат Эльдарович Карданов, известный человек в нашей республике ученый -историк. Чалимат Эльдарович еще в далеком 1945 году Указом Президиума Верховного Совета СССР был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Окончил высшую партийную школу большевиков. Он никогда не давал повода, чтобы его называли антикоммунистом. В то же время Карданов всегда оставался объективным в своих суждениях и выводах. В 1993 году Чалимат Карданов написал и издал в Нальчике фундаментальную работу «Групповой портрет в Ауши-гере. Годы и судьбы», основаннаой на документах и личных воспоминаниях. В частности он подчеркнул в своей книге:
«В этой книге автор не собирался обходить «острых» углов и замалчивать негативные явления истории республики. Многие из представителей старшего поколения, очевидно, помнят, что Б.Э. Калмыкова в 30-ые годы за глаза нередко называли «кровавым». И не без оснований» .
Кощунственно именовать такого изверга богатырем.
На арену государственного и общественного строи-тельства Кабардино-Балкарии вышли немало грамотных, талантливых, честных людей. Среди них был выдающийся борец за науку, культуру и образования Таусултан Шеретлоков. Кадры такого уровня явились золотым фондом, кладезем для всестороннего и плодотворного развития науки, культуры и образования в республике. Калмыков пользовался услугами этих патриотов отечества. В то же время он их и ненавидел.
В 30-ые годы Калмыков говорил: «Все знания выудим, весь талант используем и пустим в расход». Подобные «изречения» руководителя большевиков области передавались из уст в уста».
И пускали их в расход без сожаления.
На допросе 18 апреля 1956 года Хазеша Исуфович Шогенов в свое время окончивший все коммунистические курсы и вузы, один из организаторов товарищества по обработке земли в с. Н.Акбаш, Терского района, бывший учитель, бывший работник национального издательства, бывший редактор по выпуску учебников, рассказал весьма любопытные подробности из жизни диктатора Калмыкова.
Вместе с Шогеновым в издательстве работал писатель Мачраил Пшуноков, ставший впоследствии жертвой калмыковских репрессий. Со слов Шогенова главную роль в этом сыграл Калмыков. После революции Пшуноков был председателем сельского Совета с. Чегем-1. Жена Калмыкова Антонина раньше была замужем за князя, который, спасаясь от большевиков, вынужден был бежать за границу. Его имение было раскулачено и в этом Антонина винила Пшунокова. Антонина после бегства мужа переехала в Нальчик и вышла замуж за Бетала Калмыкова. Пшуноков
Мачраил Пшуноков, 1915 г.
после этого опасался своего ареста и об этом поведал Шогенову. Действительно вскоре он был, подвергнут аресту и расстрелу.
В 1956 году Военная прокуратура Северо-Кавказского Военного округа по поручению Главного военного прокурора СССР проводила специальную проверку деятельности бывшего НКВД Кабардино-Балкарской республики. При этом было выявлено вопиющие факты нарушения принципов ведения следствии и обращения с арестованными. Только по одному делу № 10499, по так называемой контрреволюционной, троцкистской, терро-ристической, националистической, буржуазной органи-зации, якобы возглавлявшейся Бесланеевым Х.Ж., Максидовым К.У., Камбиевым Х.М. и Водаховым А.А., с сентября 1936 по октябрь 1937 года было арестовано более 120 человек. Каких – либо объективных данных о троцкистской, террористической или другой контррево-люционной деятельности арестованных по указанному делу к началу следствия не имелось. По всей стране и в Кабардино-Балкарии в частности, искусственно нагнеталась антисоветская истерия, создавая тем самым повод для расправы с людьми по своему усмотрению.
В ходе следствия по указанному делу № 10499, путем физического воздействия, были получены «признания» ряда арестованных. Главным образом эти лица были из числа служащих партийно-хозяйственного аппарата, сельскохозя-йственных органов, интеллигенции и бывших красных партизан. От них добивались подтверждения о том, что по всей республике была создана разветвленная сеть контрреволюционных террористических организаций и групп из лиц, недовольных действиями секретаря обкома ВКП (б) Калмыкова. Организации якобы ставили своей целью убийство Калмыкова, Антонова, а так же Ворошилова, Буденного и Орджоникидзе.
За период с 25 по 27 июля и 18 октября 1937 года осуждено судебными и внесудебными органами 103 человека, из них за эти четыре дня расстреляно 73 безвинных людей. Это только из числа государственных и общественных деятелей республики. Чтобы спасти их, сохранить им жизнь, достаточно было добрая воля Калмыкова, слово, которого было решающим. Но Антонов был слепым исполнителем воли Калмыкова и других указаний от него он не получал. Таков был он, «богатырь», палач воплоти.
По политическим мотивам подвергались неисчислимое множество рядовых колхозников, крестьян под названием «кулаков» и сельская интеллигенция.
21 февраля 1935 года президиум Урванского райисполкома вынес решение: «Утвердить дело кулака Закоунова Магомета и просить Обком ВКП (б) о выселении его за пределы Северо-Кавказского края с его семьей». Если учесть, что к 1935 году таких крестьян, именуемых кулаками, были уже уничтожены или сосланы, то обком еще продолжал карательные меры против рядовых земледельцев.
Из досье.
Выдержки из рапорта начальника 1-го отделения 4-го отдела УГБ НКВД КБАССР, сержанта ГБ Нестеренко Н.Ф. от 19 ноября 1938 года:
«На допросах главных обвиняемых присутствовал Калмыков, лично сам допрашивал их, обещая договориться в Москве о сохранении жизни, если признаются… После суда участников буржуазно-националистической организации, Калмыков и Антонов, видимо, остались недовольны приговорами Военной коллегии по делам буржуазных националистов Шандирова и Кожаева, которые были осуждены на 10 лет тюремного заключения каждый…Антонов постарался их физически уничтожить…Аресты производились по предложению Калмыкова».
Таким был, этот « богатырь». Не за эти ли «заслуги» воздвигнут памятник Калмыкову в центре Нальчика?
Теперь же с этим монстром сравнивают и Мальбахова и Кокова. Значит, у этих людей, которые делают такое сравнение, имеются веские основания к этому.
Из показаний свидетеля Наурзокова Хамзета Исовича,1909 г.р., члена партии с 1931 года:
«Калмыков в последние годы своей работы буквально озверел. Не терпел никакого возражения, никакой критики и расправлялся за малейшие промахи или ошибки. Калмыков прямо угрожал на совещаниях и заседаниях тюрьмой тем, кто не согласен с ним. Он заявлял: «У Антонова места есть». Все его боялись. Только два человека выступали с критикой Калмыкова – Водахов Асланбек и Шандиров Мурадин».
Они оба расплатились своей жизнью за свои критические высказывания. Можно ли простить Калмыкову эти чудовищные преступления? Это был, наверное, богатырь-зверь, в человеческом облике. Такого зверя и сейчас восхваляют, обожают отдельные лица в республике. Вероятно, у них имеются душевное сходство.
Из показаний Битокова Музачира Абубекировича, 1912 года рождения, работавшего председателем правления Кабпромсовета, члена КПСС, данные им военному прокурору 10 марта 1956 года:
« …Калмыков был страшным деспотом и абсолютным диктатором. Он не терпел возражений…»
Возражений не терпят и сейчас. Возможно, с приходом нового главы республики все изменится к лучшему.
Ярких примеров жестокости и политического терроризма в период калмыковщины было немало. О них упомянуто выше. Здесь уместно вкратце напомнить дело Салтуриной и Ростовцева. Это яркий пример жестокости Калмыкова, изображаемого в образе «богатыря», защитника людей.
В январе 1938 года Калмыков и Карнаух находились в Москве на сессии Верховного Совета СССР. Вскоре к ним с докладом поспешил Спиридоничев. Он доложил высокому начальству о том, что Салтурина обратилась в ЦК. Вернувшись из Москвы, Калмыков принял решительные меры, срочно созвал собрание партактива. Карнаух, исполняя волю обкомовского правителя, рьяно взялся за дело. Салтурину тут же уволили с работы, а затем арестовали. Вскоре она была приговорена к смертной казни. Следом заключили под стражу и корреспондента ТАСС Ростовцева, которого возненавидел Калмыков. Он так же был приговорен к расстрелу. Налицо сведения личных счетов, пользуясь своим служебным положением. Прощать такое тяжкое преступление «богатырю» Калмыкову и делать вид, что такого не было? Это кощунственно.
Когда Юдин был арестован, находясь в тюрьме, он посылал свои исповедальные письма наркому Внутренних Дел России Крылову. Этот оборотень, инквизитор от большевиков, докладывал высокому начальству:
«За время работы Карнауха в Наркомате здесь царил произвол. Были массовые аресты, избиения арестованных и допросы, так называемым конвейерным методом. Приведу факты:
а). Сотрудник наркомата Ш. на допросе выбил челюсть арестованного Озова.
б). Были случаи, когда в подвале, где приводились исполнение приговора, избивали приговоренных по приказу Карнауха при участии Коммеля, Белинского, Нестеренко и других. В одном случае принимал участие и я.
в). У Нестеренко в кабинете во время допроса убили одного арестованного и перенесли его в подвал, где пристрелили.
г). Карнаух приказывал ставить арестованных на ноги и допрашивать конвейером».
Юдин многое описывал в исповеди, но мало говорил о своих грехах. А их-то было очень много.
Из показаний Коммеля Евгения Степановича, 1905 г.р., работавшего заместителем начальника 3 отдела НКВД КБАССР, которые он дал на допросе 14 июля 1939 года:
«Мне известно из существовавшего тогда состояния следственных дел, что применялись допросы арестованных без наличия у следователя материалов обвинения, …к арестованным применялись недопустимые формы допроса и физического воздействия…».
На допросе 18 июля 1939 года Коммель прояснил некоторые обстоятельства, как очевидец и участник тех событий:
«Дело Водахова, Бесланеева и других сфальсифицировано Антоновым, Кащеевым, Спиридоничевым и Калмыко-вым… Обстановка была жуткая. Целыми сутками в кабинетах стоял шум, а начальство ходило по кабинетам и подбадривало: жми, жми, завтра он начнет говорить…Антонов, Кащеев за фальсификацию дел получили ордена…»
Коммель признался в проведении недопустимых методов следствия. Находясь в заключении, он покончил жизнь самоубийством.
Таких свидетельств множество. Остановимся еще на одном из них. Это Атанов Алексей Андреевич, 1904 г.р., работавший в ОГПУ, НКВД и МГБ КБАССР с 1926 года. В тридцатые годы ХХ века он занимал должность начальника 1-го спецотдела, а так же отдела «А» НКВД. Он был важной фигурой в структуре карательного органа большевиков. Через него проходила вся документация «тройки» и «особого совещания». На заседаниях этих карательных органов Атанов часто являлся секретарем. Он избежал участи Спиридо-ничева, Коммеля и других и ушел на пенсию героем. Атанов — человек, который до мелочей знал изнутри всю кухню и технологию политических репрессий тех времен. Он был допрошен военной прокуратурой 15 марта 1956 года. Вот, что тогда он пояснил:
« Когда не было данных для предъявления обвинения и не с чем было выходить в суд, всех пропускали через Тройку. Это был произвол и Тройка была, таким образом, органом произвольной расправы… Но одно бесспорно, что без согласия Калмыкова этого делать не могли. Антонов был малограмотным человеком и не имел самостоятельного мнения. Что скажет Калмыков, то он и делал. Ни одного вопроса без Калмыкова Антонов не решал. Слово Калмыкова для него было законом… Но Всегда решающее слово оставалось за Калмыковым.
Фактов, объективно свидетельствующих о наличии контрреволюционной организации в Кабарде, не было. Атмосфера в НКВД была тяжелая, над всеми довлел страх. При расследовании дела группы арестованных Бесланеева – Водахова физические меры применялись. В расследовании дела участвовали секретарь обкома партии Калмыков, нарком Антонов, Кащеев, Белинский, Коммель и др. Арестованных выводили из камеры, приводили в кабинет Кащеева на втором этаже, где заседал суд. Затем спускали в подвал и расстреливали. Вся процедура занимала десять – пятнадцать минут на одного заключенного. Такая участь постигла и Водахова, и Бесланеева и других видных деятелей Кабарды. Председателями «тройки» последовательно были Антонов, затем Карнаух. Членами «тройки» были Калмыков, и прокурор Кулик. На протоколах Калмыков, Карнаух и Кулик ставили отметки «первая категория» — высшая мера наказания или десять лет. Споров на заседаниях «тройки» не было, тон всем задавал Калмыков. Основное решение «тройки» было – «РАССТРЕЛЯТЬ». Как хорошие работники, «кольщики», славились Белинский, Нестеренко, Юдин, Макеев, Сербин и другие. Удивительно то, что Белинский избежал сам ареста. В аппарате этому все удивлялись».
У Атанова хватило смелости рассказать правду, хотя он не до конца был откровенным. Многим не хватало этого человеческого мужества быть искренним, правдивым. И сейчас боятся сказать открыто правду.
Выше приводились слова Федора Федоровича Денисова, очевидца тех событий, занимавший ответственный пост в системе калмыковского режима. Его показания записаны военным прокурором еще в 1956 году, спустя два года после реабилитации Калмыкова. Тогда он работал управляющим делами Президиума Верховного Совета республики. Денисов дал краткую и достаточно полную оценку личности Калмыкова. Он не говорил с чьих-то слов или по чьей-то подсказке либо под угрозой. Он говорил то, что видел сам, то, что достоверно ему лично известно. В этом суть правды о Калмыкове, о его методах руководства и ненависти к руководящему составу республики.
В Кабардино-Балкарии длительное время в системе народного образования и других ответственных должностях работал Петр Анисимович Лебедев. Он свидетельствует:
«Я знал Водахова, Афаунова, Журтова и других. Все они были молодыми работниками. Бывший секретарь обкома партии Бетал Калмыков молодые кадры не любил. Было известно, что Калмыков не любил критики, сам он был грубым, не особенно грамотным. Водахов и Афаунов были грамотными, культурными людьми и по своему развитию были гораздо выше Калмыкова, а поэтому пользовались большим авторитетом у народа. Все это не нравилось Калмыкову. Мне стало известно, что на одном из партактивов Водахов выступил с резкой критикой в адрес Калмыкова. После этого Калмыков стал преследовать Водахова, и вскоре он был арестован».
Здесь приведено объективное свидетельство очевидца событий тех времен. Здесь нет вымысла, догадки или желания преувеличивать. Здесь — правда.
В 1956 году военному прокурору давал показания и Боровицкий Иван Николаевич, который до 1928 года работал секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б). На его место в том же году был избран Бетал Калмыков, занимавший тогда пост председателя облисполкома и принимавший активное участие в ликвидации Баксанского восстания. Боровицкого нельзя заподозрить в сентиме-нтальности и в антипатии к Калмыкову. Они были соратниками, вместе длительное время работали рука об руку и знали друг о друге всю подноготную.
Боровицкий свидетельствует:
«…Для объективности следует сказать, что Калмыков был очень самолюбив. Много в нем и самодурства и жестокости… Антонов имел большую дружбу с Калмыковым. Сам Антонов был небольшой культуры, грубоватый, но расторопный человек. Бюро обкома вопросы о работе НКВД не обсуждало. Партийная организация была запугана, можно сказать, терроризирована».
Это есть правда о Бетале Калмыкове, правда о палаче народов Кабардино-Балкарии. В этом суть вопроса. Такую правду невозможно прикрыть никакими орденами и красными стягами. Правды бояться, истины не видать.
Как явствует из официального документа Прокуратуры СССР от 27 октября 1989 года, Калмыковым подписан ряд протоколов, участвуя на заседаниях «тройки» НКВД, по которым подвергнуто репрессиям три тысяча человек. Большинство из них к указанному времени были реабилитированы. Может быть Калмыков не ведал что подписывает? Он все знал и карал всех без сожаления.
Юрист, бывший член Верховного Суда КБР в своей книге «Кровавое лето 1928-го» дал справедливое определение личности Калмыкова, как «ярого сталиниста, большевика, беспощадного к инакомыслящим».
Именно так и это было. Но и сегодня слышится из уст отдельных деятелей ФСБ возражение против такой истины и попытки защитить своих предшественников. Слова подобного характеры мы слышали из уст представителя ФСБ по КБР, например, 22 августа 2007 года на конференции на тему «Большой террор» 1937 года. Может быть, он выразил свое, личное мнение, но суть остается.
«К сожалению, приходится констатировать, что национальная государственность в виде АО, а затем АР не только не способствовала развитию этнической культуры кабардинцев, но и стала орудием ее разрушения в 20 – 30- гг. ХХ века. Она не только не смогла, хотя бы частично, оградить их от массовых репрессий (или просто смягчить), но, наоборот превратилась в дополнительное средство их ужесточения. Репрессии, прокатившиеся по всей стране, были усугублены в Кабардино-Балкарии в силу ее так называемой «национальной специфики». Палач масштаба Б.Э.Калмыкова немыслим где-то в Рязанской или Тульской области. Он стал возможен только в национально-территориальном образовании, относительная автоном-ность которого обернулась в данном случае злом…. Факты неопровержимо свидетельствуют, что установившаяся в Кабардино-Балкарии форма национальной государствен-ности являлась не этнократией, а ее прямой противопо-ложностью, используемой для геноцида и этноцида кабардинцев. В Кабардино-Балкарии репрессии начались с установлением советской власти и не прекращались до 1956 года. Но массовый характер они приняли раньше, чем в других областях страны, и опять-таки сказывалась злая воля местного руководства. Поводом для их начала стали «Баксанские события» 1928 года. Подавив стихийное массовое выступление, власти не ограничились наказанием его участников: они приступили к расправе над сельской интеллигенцией, сформировавшейся до революции на местной почве…
Б.Э.Калмыков прекрасно знал, куда метить. Уничтожая интеллигенцию, он обезглавил народ, превращая его в безмолвную и безликую массу, не способную в будущем восстать против властей…. К 1938 г., ко времени ареста палача кабардинского народа Калмыкова, нация была обезглавлена».
Приведенные слова взяты из книги «Современная государственность Кабардино-Балкарии: истоки, пути становления, проблемы», Авторами книги являются выдающиеся ученые А.Х.Боров, Х.М.Думанов и В.Х.Кажаров (Нальчик, 1999). Они кратко, но емко определили суть калмыковщины.
Известный ученый – филолог Юрий Тхагазитов в одном из интервью газете «Советская молодежь» в августе 1990 года, возмущаясь по поводу многолетней волокиты с установкой памятника основоположнику кабардинской литературы Али Шогенцукову, сказал: «если в 30-ые годы общественность никак не отреагировала на решение сталинско-калмыковской клики закрепить за поэтом ярлык «агента турецкой разведки», то сейчас мы не пошли дальше полупризнания его трагической жизни… В свое время Б.Калмыкову удалось создать невыносимую для поэта атмосферу…».
Такой небольшой штрих дает яркую характеристику личности большевистского вандала.
Выше приводились выдержки из рапорта Нестеренко от 19 ноября 1938 года на имя наркома Карнауха, а так же из его показаний, данных военному прокурору. Из этих фактов явствует, что в Кабардино-Балкарии существовала сплоченная и высокоорганизованная группа по уничтожению неугодных кадров. Во главе такого коммунистического терроризма стояла зловещая фигура Бетала Калмыкова. Исполнителями его воли – наркомы Антонов, Карнаух и их доверенные оперативные сотрудники НКВД.
На проходившей в Нальчике 10-14 июня 1938 года Кабардино-Балкарской партконференции, после доклада Калмыкова развернулась прения. В числе выступавших был и глава НКВД республики Карнаух. Он тогда сказал:
«Советская разведка, руководимая верным сталинцем Николаем Ивановичем Ежовым, стоит на страже социали-стическо революции, на страже Сталинской Конституции. Буржуазные националисты: Водахов, Бесланееви другие, -пытались нарушить счастье народа социалистической Кабардиноз-Балкарии, но они получили должное. Товарищ Калмыков в своем докладе детально и глубоко осветил бандитскую деятельность троцкистско-бухаоинских выро-дков, буржуазных националистов».
Здесь уместно процитировать выдержки из письма первого секретаря Кабардино-Балкарского обкома КПСС Бабича от 10 февраля 1956 года на имя Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко:
« В 1937-1938 гг. органами НКВД Кабардино-Балкарской АССРбыло арестовано значительное количество пртийцно-советских работников, колхозников и интеллигенции.
В ходе перепроверовки устанавливается, что по многим делам бывшими работниками НКВД применялись запрещенные законом методы ведения следствия и даже случаи преступной фальсификации дел.
Так были сфальсифицированы следственные дела в отношении зам. председателя облисполкома Водахова, зав. Облоно Афаунова, управляющего «Севкавснабсбыта» Бесланеева и многих других. В распоряжении обкома КПСС имеются так же материалы, свидетельствующие не только о фльсификации следственных дел, но даже и судебных процессов, которые проводились с грубым нарушением закона.
Особенно серьезные нарушения законности допущены по делам, рассмотренным бывшей тройкой НКВД».
Конечно же, Бабич прекрасно знал кто был организатором и вдохновителем всех этих репрессалий, но фамилию Калмыкова боязливо опустил.
Вот такую «счастливую» жизнь имел ввиду Карнаух и другие, с большим пафосом возносившие на указанной выше партийной конференции обкома ВКП(б).
Досье…
Из показаний Титы Озировича Гуважокова:
«Следствие по моему делу вел Спиридоничев. Меня обвиняли в подготовке террористического акта над Калмыковым и Антоновым, а так же в троцкизме и вредительстве. Держали 24 сутки в кабинете Спиридоничева, не отправляя в камеру. Меня охраняли в кабинете круглые сутки разные молодые люди. Один раз Спиридоничев начал меня избивать плеткой, я схватил табуретку и ударил его по голове и он упал. Сбежавшие сотрудники начали стрелять мне поверх головы. Меня связали и бросили в камеру. Три дня лежал со связанными руками и ногами, не давая пищу. Под предлогом дезинфекции пускали в камеру газ. Один раз вызывал сам Калмыков. Мне обещали смягчить, требуя признания. Все это делал лично Калмыков. Он говорил мне, что буду расстрелян, если я не признаюсь. Мне не в чем было признаваться. Считаю, что в 1936-1937 гг. никакой троцкистской террористической организации в Кабарде не было. Если хотели бы убить Калмыкова и Антонова, то убили бы их. Но этого не было. Этот предлог нужен был для истребления кадров, но не более. Я член партии с 1924 года и говорю со всей серьезностью, что антисоветская организация в Кабардино-Балкарии создана искусственно.
Представитель военной прокуратуры из Ростова на допросе объявил о моем освобождении за недоказанностью и ушел. Но меня не выпустили. Прокурор Кулик предъявил новое постановление об аресте, и меня осудили на 5 лет по статье 109 Уголовного кодекса. По протесту прокурора СССР приговор отменен, а дело прекращено и в партии восстановлен в 1938 году».
Бейтоков Жуко Мусович:
«Я был арестован 3 февраля 1937 года, будучи секретарем парткома колхоза. Обвиняли во вредительстве в колхозе, а так же в участи в антисоветской террористической организации совместно с Бесланеевым, Водаховым и другими, готовившими убийство Калмыкова и Ворошилова. Семь дней держали в кабинете без сна, а следователи менялись. Их было трое. Надевали груз – две связки толстых книг на шпагате через плечо и ставили к горячей печке. Лично нарком Антонов при мне приказал избивать меня и дал им длинный шпингалет с окна, заявив одному следователю: «дай вот этим и он заговорит».
Ветеран НКВД Хабала Саидович Нальчиков, занимавший разные должности в системе НКВД Кабардино-Балкарии с 1926 по ноябрь 1938 года был сведущим человеком во всем, что происходило внутри этого злодейского органа и за его пределами.
Из показаний Хабалы Нальчикова:
«Периодически арестованных избивали и до 1937 года, — пояснял он военному прокурору, — но сплошное избиение и истязание арестованных началось с 1937 года или с конца 1936г. Помню, что Алоева, скрывавшего бандита Шипшева, жестоко избили. От него ничего не добились. Затем врач привел его в чувство, сделал ему уколы и с Алоевым вел беседу секретарь обкома Калмыков. Массовые избиения начались, когда начали арестовывать, так называемых, врагов народа. В помещении НКВД 1937 – 1938 гг. был кошмар. Арестованные стояли на стойке, пока не падали или не становились невменяемыми. Их избивали, сажали на кончик стула, и приказывали сидеть, не шевелясь и смотреть в одну точку. Инсценировали расстрел. Такие кошмарные пытки применяли особенно Нестеренко, Юдин и другие. Нарком Карнаух избивал лично. В виде наказания часто применялись одиночные камеры. Днем, арестованным, не разрешалось ложиться, и садиться. Калмыков бывал здесь часто, как член «тройки». Вызывал на беседу отдельных арестованных. Однажды, когда я был дежурным, меня вызвал Антонов. Находившийся в кабинете с Антоновым Калмыков приказал привести Шахбана Кишева. Он был арестован по делу Бесланеева и других. Работал директором мясокомбината, старый член ВКП (б), сильно хромавший, якобы готовил террористический акт. После беседы с Калмыковым, Кишев свою вину, не признал. Калмыков произнес: «Раздавленная лягушка. Позор такого держать на руководящей работе». Затем к нему на допрос вызвали Хажисмеля Бетрозова.
Бывали случаи, когда подследственного водили к месту казни, где лежало 15-29 трупов расстрелянных, и предлагали признаться, угрожая в противном случае расстрелом. Помню, что арестованный Али Гусейнов после суда не хотел идти, и его задушили прямо в коридоре. Что и говорить, все это было как во сне, кошмарно, ужасно и страшно. Если говорить обо всем, то не хватит и жизни одного человека».
Приведенные примеры дают полную характеристику портрета палача, на которого неудачно пытаются натянуть на шкуру ягненка. Под руководством Калмыкова в Кабардино-Балкарии была сколочена специальная команда карателей во главе с Антоновым и сменившего последнего Карнауха. Им была дана полная свобода действий. И они действовали по «богатырски». Чувствуя за своей спиной могучую силу поддержки Калмыкова.
Фашистские методы обращения с арестованными, пытки, шантаж стали нормой повседневной деятельности НКВД в 30-ые годы прошлого века. Людей не только избивали на допросах, но и убивали, о чем выше приводились примеры (дело Хапова). Об этих фактах надо говорить открыто, вопреки сопротивлениям местных властей.
Одним из очевидцев таких событий является Жираслан Талибович Тлупов. Он был не только свидетелем изуверства следователей НКВД, но сам на себя испытал физическое насилие со стороны палачей. Он рассказывал как в камеру № 3, где он находился, привели бывшего сотрудника газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» Якименко избитого, полумертвого. Следствие по его делу вел все тот же Юдин. Тлупов говорил так же, что после такого же допроса на одно ухо оглох журналист Ростовцев. «При одном упоминании фамилии Юдина, — говорил Тлупов, — заключенные приходили в ужас, и сам Якименко плакал неоднократно».
Позднее, когда осиное гнездо, свитое в системе НКВД Кабардино-Балкарии, было окончательно разрушено, многим бывшим палачам приходилось им самим держать ответ и отвечать на нелицеприятные вопросы военного прокурора. Большинство из них, видя безвыходность своего положения, откровенно рассказывали о больших тайнах, о которых никто ранее не осмелился бы заикнуться. Отвечает бывший начальник 1-го отделения 4 отдела УГБ НКВД КБАССР сержант Никифор Нестеренко:
— Скажите, Нестеренко, как велось следствие по делу участников контрреволюционной организации?
— Как я уже ранее указывал, руководителей этой организации допрашивало руководство Наркомата. На допросах Бесланеева, Максидова, Амшокова и ряда других участников присутствовал Калмыков, причем, лично сам допрашивал их… К допросам допускался ограниченный круг людей. Дело буржуазно-националистической организации было сфальсифицировано по заданию Калмыкова. Люди арестовывались по одному показанию кого-нибудь из участников и от каждого, независимо от степени виновности, требовали показания о том, что как готовился террористический акт над Калмыковым. Кащеев и Белинский обходили все кабинеты и требовали от сотрудников, чтобы «жали» арестованных. Обвиняемых допрашивали на «конвейере» и в здании Наркомата круглые сутки только и слышались бесконечные крики.
— Каким путем добивались подписания протокола с показаниями, коих обвиняемый не давал?
— Большинство обвиняемых не сопротивлялись, и подписывали показания, но как только кто-то отказывался подписывать, я вместе с ним шел к Кащееву или Спиридоничеву, которые убеждали и добивались подписи обвиняемых переделанного протокола. Я видел, что взятые мною показания обвиняемых подтасовываются, но об этом молчал. После суда над участниками буржуазно-национали-стической организации, видимо, Калмыков и Антонов, остались недовольны приговором Военной коллегии Шандирова и Кожаева, которые были осуждены на 10 лет тюремного заключения каждый…. Потом их обеих расстреляли.
Говоря о личности Бетала Калмыкова, как о безжалостном, жестоком человеке, уместно привести еще один пример его злодеяний. Речь пойдет о его односельчанине Чарионе Шамиловиче Шорове, честном, и кристально чистом человеке.
Родился он в 1905 году в сел. Куба, Кубинского района, Кабардино-Балкарской республики. С 1917 по 1924 год работал пастухом в селе. С 1924 по 1929 год учился большевистским канонам в Ленинском учебном городке. После окончания учебы работал заместителем заведующего культпромом обкома ВКП (б) в Нальчике, затем директором самого учебного городка до 1933 г. После этого занимал должности зам. начальника политотдела, заместителя директора Нагорной МТС. В 1937 г. работал в Крайкоме ВКП (б). Все время по его пятам ходила зловещая тень Калмыкова. Наконец, 6 октября 1937 года нарком внутренних дел Карнаух, исполняя волю своего хозяина, утвердил постановление об аресте Шорова и при отсутствии каких-либо доказательств, ему предъявлено обвинение в антисо-ветской агитации и участи в контрреволюционной организации. Его допрашивали с пристрастием 9 раз и требовали признания вины. Чекисты не располагали никакими фактами, но на допросах давили на обреченного, заявляя, что якобы следствием точно установлено факты контрреволюционной деятельности. Такая тактика давления была применена и на первом суде. Но Шоров был, не сгибаем, не упал духом, не признал ни один пункт ложного обвинения.
Как это было? С чего все началось? Почему Калмыков ополчился на своего земляка и решил свести с ним счеты?
Шоров на допросе 8 января 1939 года, а допрашивал его сам Карнаух, подробно рассказал правду о поведении могущественного Калмыкова. Карнаух уже не боялся бывшего своего грозного начальника. Он вел обычный допрос, без давления и угроз.
Как явствует из показаний Шорова, в 1932 году в Нальчик прибыла комиссия из ЦК ВКП (б) с заданием проверить состояние колхозов в Кабардино-Балкарии. Калмыков поручил инструктору обкома партии Шорову сопровождать гостей, которым полагалось показать только специально избранные хозяйства. Такими были колхозы Нартан и Урвань. Они были на особом счету, им уделялось особое внимание. Представителям из высшего партийного эшелона понравились эти два хозяйства, но почему-то спросили: все ли так хорошо и в других колхозах области? Высокопоставленные гости изъявили желание побывать и в других местах. Отговаривать их Шоров не мог. В других хозяйствах положение оказалось прямо противоположным. Очковтирательство вышло наружу. Шоров был немедленно вызван на ковер к Калмыкову, который встретил ослушника руганью и угрозами. На следующий день после отъезда гостей из Москвы, Шоров оказался на улице без работы. Шоров был квалифицированным политическим работником и работу заместителя директора Нагорной МТС принял с желанием. Здесь Шоров проявил принципиальность и не стал мириться с явными нарушениями принципа хлебозаготовок со стороны директора МТС. Назревал очередной скандал. Опять очная ставка с Калмыковым. Тучи над Шоровым стали сгущаться. Вмешался Крайком ВКП (б). Директора МТС освободили от занимаемой должности и исключили из рядов партии. Шоров не мог отступиться и, испугавшись грозного начальника уйти в кусты. О саботаже Калмыковым решения ЦК ВКП (б) он написал письмо на имя Л. Кагановича. Это был уже приговор самому себе. Шоров уже работал инструктором Крайкома партии в 1937 году. Калмыков пустил своих псов по следу, и опального Шорова доставили в Нальчик. По делу трижды составлялось обвинительное заключение. Приговором Верховного Суда КБАССР от 27 мая 1938 года Черион был осужден как враг народа к 8 годам лагерей. Шоров не чувствовал за собой никаких грехов и смело подал жалобу и Верховный Суд РСФСР, рассмотревший жалобу, пришел к выводу о недостаточности доказательств и вернул дело для дополнительного расследования. В декабре 1938 года, через месяц после ареста Калмыкова, нарком Карнаух, ранее утверждавший обвинительные заключения, не стал в третий раз направлять дело в суд. Арест Калмыкова спас жизнь Шорову. 14 января 1939 года Карнаух сам своим постановлением прекратил дело и освободил Шорова из-под стражи.
В тот же день, с грифом «совершенно секретно. Только лично» Карнаух докладывал исполняющему обязанности секретаря обкома ВКП (б) Кудрявцеву:
«Бывшим руководством НКВД Кабардино-Балкарии, по распоряжению Калмыкова, в сентябре 1937 года по обвинению в контрреволюционной троцкистской деяте-льности был арестован инструктор Орджоникидзевского Крайкома ВКП (б) ШОРОВ Черион Шамилович».
Вот официальные данные Прокуратуры СССР:
«Вместе с тем выявлено, что Калмыков, участвуя в заседаниях «тройки» НКВД КБАССР подписал ряд протоколов, по которым было репрессировано 3000 человек».
Это из ответа старшего помощника Генерального прокурора СССР государственного советника юстиции 3 класса В.И. Илюхина от 27октября 1989 года.
Такова, правда, о Калмыкове, первом «богатыре» — палаче коммунистической Кабардино-Балкарии.
Как бы не лютовали изверги, для большинства из них настал так же час расплаты. Как говорил Лев Троцкий, смерть никого не щадит, в том числе и диктаторов.
Из бывших сотрудников НКВД Кабардино-Балкарии, принимавших в арестах и расследованиях дел в отношении, так называемых, участников контрреволюционной троцкистско-зиновьевской, террористической организации были арестованы:
1. Нарком Антонов (он же Грицюк) Николай Иосифович, арестован 23 октября 1938 года с должности начальника тюремного отдела НКВД СССР.
Родился он в 1893, с. Дольск Волынской губерни, украинец, член ВКП(б), образование низшее, последняя его должность -начальник тюремного отдела НКВД СССР, майор госбезопасности, проживал в Москве, ул. Кропоткинская, 31-72. Осужден 23 февраля 1939 года Военной коллегией
Верховного Суда СССР к высшей мере наказания — расстрелу.
Но почему-то он в период «оттепели» (05.01.1955) был реабилитирован. Помимо того, что о нем описано выше, он виновен и в других злодеяниях. В самый разгар репрессий по приказу Ежова он неожиданно был назначен на должность обычного аппаратчика в 10-й (тюремный) отдел ГУГБ НКВД СССР. В должности зам. начальника он оказался в командировке и на Соловках, где в это время происходили страшные события. Он приехал в Ленинград из Москвы где-то в 20-х числах ноября 1937 года, чтобы лично проконтролировать ликвидацию заключенных Соловецкой тюрьмы. Последнюю группу сол%